Организационное

[Mirage of Blaze]

Уважаемые господа миражники, товарищи!

Многие из вас, наверняка заметили что в конце и вначале месяца в возникают неполадки со ссылками. Происходит это из-за того, что вовремя не была вносится плата. Адрес сообщества автоматически с платного преобразовывается в стандартный дневниковский и любовно занесенные вами в избранное ссылки начинают глючить.
Мы искренне просим прощения за доставленные неудобства и постараемся избегать таких ситуаций.

Также, если вы маломальски разбираетесь в системе платных @дневников вы можете сами помочь сообществу пополнив его счет любым удобным для вас способом. О том как это можно сделать подробно написано в пункте Пополнить счет настроек @дневников.

Также мы должны сказать о ситуации сложившейся со спойлерами.
Некоторые высказывали недовольство о поводу наличия спойлеров (40 тома в том числе), однако убирать их совсем и плодить бесконечные "каты" в комментариях безусловно не выход.
Посовещавшись мы решили, продолжить традицию заведенную на жж и немного изменить правила, точнее ввести отдельный список правил касательно спойлеров:


- В комментариях и записях данного сообщества могут содержаться спойлеры. Выкладывая их мы НЕ заставляем вас их читать выбор делаете вы сами;

- Спойлером считается любая информация которой нет в анимэ, ОВА и книгах переведенных на данный момент;

- Если в вашем посте содержатся спойлеры, предупреждайте об этом в начале поста пунктом "Варнинг" напечатанным жирным шрифтом;

- Указывайте к какому периоду (какому тому) относится спойлер;

- Высказывая мнение уточняйте каким-либо образом ("мне кажется", "я считаю", "имхо" и т.д.), что это ваша личная точка зрения, чтобы не путать одно с другим и не создавать конфликтных ситуаций.

С ув. ваши модераторы.

@темы: мод-пост

---

Quarter-Moon

[FiliaUlCoupt]

Приветствую всех поклонников "Миража".

К вам новый участник. :-) Принимайте на суд плод наших с Катинкой совместных усилий по сканлэйту додзинси "Quarter Moon".
Результат она ещё не видела, но добро на выкладывание дала, так что спокойно публикую здесь. Я очень редко пользуюсь дайри и не знаю, можно ли залить архив прямо сюда. В любом случае, вот ссылка на файлообменник: Quarter Moon
Потом возможно додзи переедет на сайт Катинки. ...и вполне возможно, что будут ещё. :-)

@темы: додзинси, новый участник

---

"Зеркало победителя", глава 12

[Katinka]

Глава 12
СМЕЮЩИЙСЯ ПОБЕДИТЕЛЬ

Нариту Юзуру похитили.
Аяко узнала об этом от Чиаки вечером предыдущего дня, сразу после того, как Наоэ сказал ей по телефону, что Кагэтора, возможно, стал жертвой цуцуги.
– Как так?!
– Извини, оплошал. Их было слишком много...
Чиаки звонил из полицейского участка, улучив свободную минуту. До этого он был занят, собирая сведения.
– Машину в полиции определили по номеру, но она, естественно, оказалась ворованная... Обещают искать, но это займёт время. Впрочем, Нарита носил браслет с шестибуквенным дарани – думаю, если сесть позвенеть в колокольчик, направление покажется...
– Погоди, Нагахидэ. Давай-ка с самого начала... Значит, Юзуру похитили? Но кто и зачем?..
– Ну уж не ради денег – мне иллюзией чуть шею не свернули... Хотя, может у духов-генералов кончился военный бюджет.
Чиаки острил, а значит, в целом сохранял спокойствие – весьма похвально. Такая бы на его месте возбудился настолько, что картину случившегося сложно было бы восстановить.
– Похитителя я вычислил. Кажется, это младший брат Датэ – ну, который ещё Наоэ в Ямагате помог. Он что-то говорил про Сэндай, про месть за свою мамашу...
– Датэ?
Аяко удивилась, ведь один из вассалов Датэ, Катакура Кодзюро был в Никко вместе с Наоэ...
– По-твоему, Юзуру похитили Датэ? Это очень странно, потому что они сейчас с Наоэ ищут цуцугу...
– Какую ещё цуцугу?
– Как какую?.. Ах да, ты же ничего не знаешь...
И Аяко в деталях поведала ему о том, что произошло.
– Кагэтора просил о помощи из зеркала?!
– Наоэ звонил минуту назад. Сказал, что поедет в Одавару – а мне теперь ехать в Никко вместо него.
– Снова этот придурок вляпался в историю!.. – рявкнул Чиаки и треснул кулаком по стеклу кабинки. О поисках Юзуру было мгновенно забыто.
– То есть, Кагэтору слопала цуцуга?.. Которой командуют Ходзё?.. Где он шлялся, идиот!..
– Ладно, я думаю, Наоэ его выручит как-нибудь. Наша задача – отыскать Юзуру. Я поеду в Никко, встречусь с Катакурой – замешан он в этом деле или нет, что-нибудь да расскажет. И Косака, говорят, тоже там...
– Ещё и Косака?! Чем вообще Наоэ без нас занимался?!
– Короче, я еду в Никко. Записывай телефон для связи – это рёкан, в котором Наоэ ночевал. Катакура-сан остановился там же.
Аяко продиктовала номер и, велев держать её в курсе, закончила разговор.
– Чёрт! – со всей силы швырнув трубку на рычаг, Чиаки шагнул наружу. – Сначала Нарита, теперь Кагэтора...
Дал слабину – и вот, пожалуйста... Противник тоже не дурак, знает, когда нападать.
«Да ещё и родичи на этот раз...»
Выбрали самый удачный момент... Чиаки со злостью пнул телефонную будку.
Зачем кому-то понадобился Юзуру – ради его сверхспособностей? Опасно надолго оставлять его в руках врага. Если той невероятной силой, которая была явлена в Сэндае, кто-то воспользуется, неизвестно, что может произойти...
Когда-нибудь я доберусь до него, вот увидите.
Вспомнив угрозу Мори Ранмару, Чиаки стиснул зубы.
«А если братец Датэ связан с Ода?..»
Мысль не из приятных, но учитывая, что Кодзиро тогда примкнул к Могами, а за Могами стояли Ода... Очень может быть.
– Всё из-за этого сопляка, который ни на что не годен!.. – обругав ни в чём не повинного Такаю, Чиаки вернулся к своему «Леопарду» и залез внутрь.
По всему выходило, что машина похитителей (с номером префектуры Тотиги) из Мацумото направилась прямо на восток. Способ поиска, к которому прибег Чиаки, требовал использования ритуального предмета под названием конго-рэй. Нужно было позвонить в колокольчик, и когда звук (точнее, энергетический импульс) достигал искомого объекта, он возвращался отражённым и указывал направление. Похоже на гидролокатор субмарины: конго-рэй играет роль передатчика, а звонящий в него человек со своим шестым чувством – роль приёмника сигнала. Конечно, чем дальше объект, тем слабее отражённые волны, и тем сильнее должны быть способности ищущего к ментальной разведке, чтобы его засечь.
Конго-рэй, который Чиаки держал в руке, мог посылать волны, отражающиеся от браслета Юзуру. За ритуальным колокольчиком пришлось побегать, но, по счастью, Чиаки успел добыть инструмент прежде, чем машина похитителей вышла из доступной ему ментальной зоны охвата.
Сигнал пришёл с восточной стороны, очень издалека. Судя по расстоянию, машина была уже в районе Тотиги...
«Никко?..»
Чиаки завёл мотор, резко опустил ручник и нажал на газ.

***

Аяко выехала из Йокогамы вечером и добралась до Никко ближе к рассвету, лишь ненамного разминувшись с Наоэ. Она гнала свой «FZR» (1) всю ночь, только однажды остановившись на заправке – обычный человек на её месте давно выбился бы из сил, но Аяко, закалённая Усобицей Духов, умела выдерживать дальние поездки.
Взобравшись по Ирохазаке к озеру Тюзэндзико, она отыскала по карте рёкан Асаока и сразу пошла искать Катакуру, потому что отдыхать ей было не нужно.

– Катакура-сан?..
Встречать гостью вышла Майко. Утро для работников гостиницы начиналось рано, но девушка была на ногах по другой причине: внезапный отъезд Наоэ посреди ночи так её взволновал, что она просто не смогла сомкнуть глаз.
– Да, я друг Нао... а... Татибаны. Скажите, что с ним хочет говорить Какизаки, я думаю, Катакура-сан поймёт.
– Друг?..
Майко разглядывала приезжую с явным подозрением – похоже, ей не понравилось, что «друг» Татибаны Ёсиаки оказался женщиной.
Примерно тех же лет, что и Майко, она, тем не менее, выглядела совсем взрослой. У неё был ярко выраженный стиль – и никаких видимых изъянов (не в пример Майко, которую всегда беспокоил размер талии). Женщина носила простые джинсы, но вздумай ей по-настоящему приодеться, и деревенская девушка не выдержала бы никакого сравнения…
Майко и без того переживала из-за Татибаны, её сердце плакало от бесконечных мыслей о нём. Не та ли это женщина, с которой Татибана вчера говорил по телефону? Любовь к которой назвал «нечестной»?
«Наверное, она…»
Поймав себя на том, что начинает закипать от злости, Майко внутренне подобралась, но её поведение уже выглядело невежливым.
– Подождите, – сказала девушка неприветливо и поднялась на второй этаж, к Катакуре.
«Я что-то не так сделала», – подумала Аяко, но поскольку её присутствие рядом с Наоэ часто вызывало подобные недоразумения, она решила пока не ломать голову и оставить всё как есть.
– Какизаки-доно! – раздался голос со стороны лестницы. – А я вас ждал…
Аяко подняла голову.
– Катакура-сан…
– Твоя очередь вставать на пост, Какизаки?
Из-за спины Катакуры показался Косака Дандзё, заставив Аяко вздрогнуть. Он приехал сразу после того, как уехал Наоэ.
– Я слышал новости… Кагэтору слопала цуцуга, Нариту Юзуру похитили – чем вы, Уэсуги, занимаетесь?
– Отстань! Сам-то ты чем здесь занимаешься?
– Меняюсь сведениями – о том, кто стоит за кражей Зеркала Цуцуги.
– Пройдёмте в комнату, – вмешался Кодзюро, – там и поговорим. Асаока-сан, могу я попросить чая или кофе? Вам, Какизаки-доно, глоток горячего тоже не повредит. Всегда полезно успокоить ум и тело перед важной беседой…

***

Комната Катакуры располагалась на втором этаже, в самом конце коридора. Хотя здание гостиницы было построено по западному образцу, номера отделали в японском стиле, с татами на полу. Идея реконструкции принадлежала отцу Майко – он решил, что людям, приехавшим на горячие источники, так больше понравится.
Это был самый дорогой номер рёкана Асаока. Из его окон открывался вид на озеро Тюзэндзико с горой Нантай позади, и отец Майко любил хвастаться, что лучшего вида не найти во всём посёлке. Девушка буквально выпросила у него эту комнату «для господ Катакуры и Татибаны».
Выпив кофе, Аяко немного расслабилась и рассказала двоим мужчинам эпизод с похищением Юзуру, как его описал Чиаки.
– Вы уверены, что это был господин Кодзиро? – спросил вассал Датэ, дослушав рассказ до конца. Он выглядел изумлённым и растерянным.
– Так следует из его слов… Хотя, доказательств никаких нет – Нагахидэ же не знает, как выглядит его вместилище. Вот если бы там был Наоэ…
Катакура тяжело вздохнул.
– По правде сказать, мы сами не знаем, каков нынешний облик господина Кодзиро, – сказал он с горечью. – Возродившись, он примкнул к матери, госпоже Хосюнъин (вы слышали об этом) и вместе с ней поддерживал Могами… После событий в Сэндае его местонахождение неизвестно. Тоно очень переживал, и посылал людей на его поиски, но безуспешно. А потом до нас дошли слухи…
– Какие слухи?
– …Что господина Кодзиро видели с человеком по имени Мори, из клана Ода…
Аяко и Косака вскинули глаза.
– Ода?
– Учитывая, что именно Ода стояли за Могами, возможно, это и правда… Но почему господин Кодзиро не вернулся к брату? Если он не хотел противостояния – почему не вернулся потом?..
Взгляд Катакуры был полон сожаления. Аяко посмотрела на него сочувственно и ещё раз спросила:
– Значит, Датэ точно не знают, где сейчас находится Кодзиро-сан?
– Разумеется! Иначе мы тотчас же сопроводили бы его к моему господину, который очень ждёт встречи… Но ни где его искать, ни, тем более, зачем он похитил Нариту-доно, мы совершенно…
– …Не представляете.
Не то чтобы Аяко безоговорочно доверяла Датэ. Поговаривали, будто они вступили-таки в Усобицу Духов, что делало их врагами, и насколько откровенными они были с Уэсуги – большой вопрос.
– Однако, опасная получилась ситуация, – подал голос Косака. – Неизвестно, для каких целей им понадобилась сила Нариты Юзуру… Куда вы смотрели? Я столько раз предупреждал, чтобы не спускали с него глаз!.. Каков господин, таковы и вассалы. Сборище бездарей…
– Что?!
– Сами будете виноваты, если люди там, скажем, погибнут, или города превратятся в пыль.
– Мы… мы… мы не допустим!.. И вообще, хватит выкаблучиваться – скажи уже, что из себя представляет этот мальчик, если знаешь!
– И это спрашивает лучший ментальный разведчик Уэсуги… Я же говорю – сборище бездарей.
– Это не мы бездари, это ты – чудовище!
Перепалка грозила перерасти в настоящую ругань, поэтому Кодзюро снова вмешался:
– Как бы там ни было, я обещаю вам помощь в поисках Нариты-доно. Если в деле замешан господин Кодзиро, мы не можем сидеть сложа руки… Господину Масамунэ я всё передам.
Всё ещё кипевшая от негодования Аяко хмуро кивнула. Косака упёрся локтями в стол и сказал:
– Похоже, у вас прибавилось забот. Если Кагэтора-доно действительно стал жертвой цуцуги, то скоро, возможно, его посадят в дерево, и мы увидим его лицо на одном из стволов… Лишний повод для Какизаки-доно искать зеркало.
– Катакура-сан, у вас уже есть какие-нибудь зацепки?
– Увы, пока нет – но я не стал бы утверждать, что Уэсуги-доно пожрала цуцуга… Кое-что не сходится.
– То есть?
– Когда он вчера появился в зеркале, его мог видеть не только Наоэ-доно, но и я, и Асаока-сан, тогда как в случае с братом девушки отражение показывалось только ей. Иными словами, Синъя-сан, уже находясь в дереве, использует зеркало, источник силы цуцуги, как проводник, чтобы передать свой образ определённым людям. С Уэсуги-доно всё иначе – там было ощущение присутствия… Как будто мы видели не его отражение, а его самого, обитающего внутри зеркала… Я думаю, человек с хорошими способностями к ментальной разведке мог бы даже с ним говорить – смог же Наоэ-доно получить мысленную волну.
– Вы хотите сказать, что Кагэтора не просто отражается в зеркале, а действительно находится в нём?
– Это всего лишь предположение. Но среди легенд о цуцуге есть одна, повествующая о запертом в зеркале человеке. Случилось это после того, как Сёдо-дзёнин превратил самку цуцуги в зеркало, которое спрятал в святилище Футарасан…
И Кодзюро рассказал им вот какую историю.
Забрался однажды в святилище Футарасан разбойник, и украл Зеркало Цуцуги, не зная о том, какую опасную вещь берёт. Вернувшись домой, он подарил зеркало своей жене. Жена взглянула в зеркало – и потеряла душу. Заплакал разбойник, пошёл к людям просить совета, но никто ему ничего путного не сказал. Так он и остался один горевать.
Потом вдруг в городе начали твориться чудеса: жена разбойника являлась в каждом зеркале каждого дома и просила о помощи. Позвали Сёдо-дзёнина, чтобы разобрался, что к чему. Святой человек призвал женщину в своё зеркало, выспросил у неё обо всём, что произошло, и сказал: «Если разбойник обещает исправиться, я тебе помогу». Потом он взял Зеркало Самца, поставил напротив Зеркала Самки и вызволил запертую душу.
– То есть, женщина словно оказалась в зазеркальной стране, и любые зеркала были для неё окнами во внешний мир, через которые она могла общаться с остальными людьми.
– Значит, Кагэтора попал в Зеркало Самки!.. Никакая цуцуга его не ела!..
– Наоэ-доно как раз и отправился это выяснять, следуя полученной подсказке: образу святилища Хаконэ на озере Асиноко. Но если окажется, что Уэсуги-доно действительно в Зеркале Самки, то…
– …чтобы вытащить его оттуда, понадобится Зеркало Самца, – пробормотал Косака, переводя взгляд на простиравшееся за окном озеро Тюзэндзико. – Тогда Наоэ больше не имеет права уничтожать зеркала.
– Косака-доно, что слышно о Зеркале Самца?
– Мои люди кое-что узнали. Зеркало, которое числилось среди принадлежностей святилища Хаконэ, действительно было Зеркалом Самца, привезённым с горы Куно. В первые годы Мэйдзи сокровище снова перевезли, в дочернее святилище, которое давно уже разрушено… Интересна личность его хозяина.
– А что с ним?..
– Сёдзи Дзинуэмон (2), торговец из Токио, основатель и распорядитель эдосского квартала развлечений Ёсивара. Сделал из Ёсивары процветающий весёлый квартал, и помогли ему в этом, как говорят, уцелевшие люди Фума. Говорят также, что Дзинуэмон и сам происходил из этого клана…
Аяко и Кодзюро издали удивлённый возглас.
– Если семейство Сёдзи было связано с кланом Фума… Значит, как только Зеркало Цуцуги увезли из Хаконэ, оно и оказалось у них в руках!
– Видимо, да. Но где оно находится сейчас – по-прежнему неизвестно… Есть другая, более насущная проблема: кто-то подселяет души людей в деревья вокруг Никко. Кроме священного дерева Футарасан лица появились и на других стволах. Всё это – неочищенные души самоубийц с водопада Кэгон, их пожрала цуцуга.
– В чём цель, интересно?.. – нахмурившись, пробормотала Аяко. Тогда Кодзюро сказал:
– Деревья на храмовых территориях часто называют вместилищами божества… Их энергия во много раз выше, чем у обычных деревьев. Небесным сущностям бывает проще сойти в них, и проще проявить свою божественную силу. В храмах, где таких деревьев тысячи, энергия местности от природы сильна, что помогает, в свою очередь, поддерживать святость. Но на протяжении последних нескольких дней, – голос Кодзюро зазвенел от напряжения, – энергия в горах Никко возрастает с невероятной скоростью, и уже во много сотен, нет, тысяч раз превышает энергию обычной земли. Это происходит пропорционально тому, как увеличивается число душ в стволах…
Аяко охнула. Кодзюро, упёршись локтями в столешницу, подался вперёд:
– Зачем им это понадобилось, я не знаю, но такой концентрации даже святое место не выдержит. Если так пойдёт и дальше, вся область Никко окажется разрушена…
– Они что, хотят таким образом сровнять Тосёгу с землёй?
– Не знаю. Не слишком ли изощрённый способ?
На некоторое время воцарилась тишина – каждый обдумывал услышанное. Потом Косака поднялся и сказал:
– Ладно, надо что-то делать, причём быстро. В городе продолжаются странные смерти – видимо, добычи с водопада Кэгон цуцуге оказалось мало. Кроме того, она, похоже, не одна.
– Что?!
– Должно быть, Фума сотворили из зеркал новых детёнышей. Местное население может вымереть целиком, если ничего не предпринять… – Дойдя до порога, он обернулся. – А если Уэсуги даже на это не способны, пусть не называют себя больше защитниками справедливости.
И, бросив быстрый взгляд на позеленевшую от досады Аяко, Косака вышел из комнаты. Медленно затворилась дверь; Аяко и Кодзюро хмуро уставились на её гладкую деревянную поверхность.

Снаружи тем временем полностью рассвело. Проглядывающее среди плотных облаков солнце украсило яркими бликами озёрную гладь. Аяко спустилась вниз, чтобы поставить мотоцикл на стоянку, и в вестибюле столкнулась с Майко, которая, кажется, её ждала.
– Вы что-то хотели?
– А… – девушка замялась. Она вовсе не думала подслушивать под дверью, но разговор коснулся Татибаны, которого эти люди называли «Наоэ», и Майко просто не смогла уйти. Теперь она явно нервничала.
– Скажите, что Татибана-сан будет делать с зеркалом?
– С зеркалом?..
Майко снова помолчала, собираясь с духом, а потом подняла голову и выпалила:
– Он же обещал его разбить! Обещал спасти моего брата!
– Ах да, вы же сестра…
– Если Зеркало Цуцуги поскорее не разбить, Синъя умрёт. Татибана-сан обещал, что сделает это. А теперь ради кого-то, кто оказался в зеркале, он готов обречь моего брата на смерть?!
– Погодите, погодите, – примирительно сказала Аяко. – Никто не собирается никого обрекать на смерть.
– Но говорили же, я слышала!.. Что Татибана-сан «не имеет больше права уничтожать зеркала»!.. Значит, на моего брата наплевать?.. Если он умрёт раньше, никому и дела не будет?..
– Вы ошибаетесь…
– Он обещал, обещал мне первой!
И обещал так искренне… Но вот появляется кто-то, кто для Татибаны важнее, чем её брат – возмутительно! Ведь обещание помощи было единственной тонкой ниточкой, связывающей их, а теперь она должна смотреть, как эта связь рвётся? Как её, Майко, отодвигают на задний план? Ну уж нет.
– Асаока-сан…
Аяко догадывалась о том, что происходит в сердце девушки. Жизнь её брата висела на волоске, желание спасти его было естественно и понятно… Понятно было и другое – то, что Майко изо всех сил пыталась скрыть: отчаяние человека, который по-настоящему влюблён.
Но влюбиться в Наоэ…
Аяко украдкой вздохнула.
– Асаока-сан, вы ведь тоже видели мальчика в зеркале?
– Да… Кто он такой? Знакомый господина Татибаны?
– Знакомый?.. – Аяко помолчала. – Наверное, можно и так сказать… Хотя, окажись на его месте посторонний – Наоэ и тогда попытался бы спасти его, вместе с вашим братом. Я уверена, он сделал бы всё от него зависящее, чтобы выручить обоих, если бы только… речь шла о ком угодно другом, но не об этом мальчике.
– Я вас не понимаю…
– М-м… Короче, для него вопрос уже не в том, кого спасти, а кого нет, – Аяко приложила руку к губам и болезненно поморщилась. – Наоэ может и разбить Зеркало Цуцуги…
– Что? – невольно переспросила Майко. Это был странный, противоположный её ожиданиям вывод…
Аяко, испугавшись собственных слов, повернулась к висящему на стене зеркалу, словно в поисках поддержки.

***

Позавтракав в номере Катакуры, Аяко пошла в отведённую ей комнату и какое-то время просидела там без дела. По-хорошему надо было скорее отправляться на поиски цуцуги, но навалившееся внезапно беспокойство как будто придавило её к земле; она не могла заставить себя никуда выйти.
«Наоэ разобьёт зеркало…»
Какие у неё были основания так думать? Да вроде бы никаких…
«Разобьёт, пока Кагэтора внутри…»
Но мысль почему-то не уходила. Казалось бы, всё должно быть наоборот: Наоэ должен защищать Кагэтору любой ценой, спасать его, невзирая ни на какие жертвы, с лёгкостью обменять его жизнь на жизнь Синъи… Откуда эта тревога?
Сейчас Аяко жалела о том, что отпустила Наоэ одного. Ей очень хотелось в него верить, но внутренний голос нашёптывал: «Разобьёт».
– Как же быть?.. – пробормотала она, обращаясь к большому зеркалу на стене. – Что же делать?.. Не понимаю… Ни Наоэ не понимаю, ни тебя…
Аяко встала и подошла к зеркалу вплотную.
– Я запуталась, ясно? Выходи! Ты же видишь меня оттуда, слышишь мой голос – так выходи и скажи мне, что делать, Кагэтора!
Но из зеркала на неё смотрело лишь её собственное отражение. Аяко схватилась за раму и сердито потрясла.
– Без тебя ничего не получается! Ну, что ты ждёшь? Тебе всё равно, что задумал Наоэ? Разве он не собирается тебя спасти? И Юзуру-кун – с ним-то как быть? Говори!
Ответа по-прежнему не было. Аяко, чуть не плача, закричала:
– Выходи сию же минуту! Или ты у нас только Наоэ теперь показываешься?! – зеркало равнодушно отражало её искаженное отчаянием лицо. – Одна я ничего не могу… Что творится в Никко?.. Чего хотят Ходзё?.. Где, чёрт возьми, искать это Зеркало Самца?! Ты же слышишь меня!.. Пожалуйста, пожалуйста, скажи!..
Но ничего не произошло. Аяко смахнула слезу, вздохнула, и снова села на кровать.
Она понимала, что вызвать Кагэтору не так-то просто – ведь не вся его сила при нём… С другой стороны, он всё ещё больше «Такая», чем «Кагэтора», и это с Такаей приходится иметь дело…
«Значит, нужно выкручиваться самим».
…Как они выкручивались всё то время, что Кагэторы не было рядом. Но теперь, когда он снова здесь, так хотелось переложить ответственность на него… Глупое желание, Аяко понимала это, но ничего не могла с собой поделать. Казалось, что раз Кагэтора здесь – всё будет хорошо, нужно просто следовать его указаниям, ведь раньше это всегда гарантировало успех…
Тем не менее, сейчас всё по-другому. Полагаться не на кого, потому что Кагэторы, которого она знала, больше нет – вот как следовало думать.
Вместо «Кагэторы» есть «Такая», а он ещё слишком мал, чтобы столько взваливать на него. С этим делом им тоже придётся разбираться самим. Справятся ли они?..
«Мне надо идти…»
Аяко резко поднялась с постели, словно стряхивая с себя сомнения. Думать некогда, нужно действовать. Хватит вечно рассчитывать на Кагэтору, сейчас он ничем не в состоянии помочь… Подхватив шлем и ключ от мотоцикла, Аяко направилась к выходу, но у самой двери вдруг услышала:
Харуиэ…
Она вздрогнула и резко обернулась: сзади никого не было. Потом голос снова отчётливо произнёс её имя.
– Кагэтора! – Аяко подскочила к зеркалу на стене. – Кагэтора, это ты?
Гладкая поверхность отражала её саму, предметы обстановки… и ничего больше. «Послышалось», – подумала Аяко, опуская плечи, и снова хотела уйти, как вдруг в зеркале за её спиной показалась неясная тень. С каждой секундой тень становилась всё отчётливее и отчётливее, принимая очертания человека.
Аяко открыла рот, чтобы позвать его по имени – и запнулась. Появившийся в зеркале Такая не был похож на себя. Его глаза смотрели слишком холодно и остро…
«Это действительно Кагэтора!..»
«Ты слышишь меня?» – с невозмутимым видом спросил он.
– С-слышу!.. – Аяко невольно выпрямилась. – Это в самом деле ты?
Судя по всему, слышимость действительно зависела от способностей принимающего. Кагэтора должен был быть достаточно силён, чтобы передавать, но ни Наоэ, ни Чиаки, не смогли бы говорить с ним, как Аяко.
– Где ты сейчас? Тебя правда заперли в Зеркале Цуцуги? – Кагэтора не торопился с ответом. – Ходзё постарались? Во всём, что происходит в Никко, тоже виноваты они? – Кагэтора кивнул, подтверждая её правоту, а потом мысленно передал: «Слушай меня внимательно и выполни всё в точности, как я скажу».
– Ну, давай.
«Сегодня вечером к тебе придёт один человек, встреться с ним во что бы то ни стало».
– Какой человек?
«Из Ходзё. Я сделаю так, чтобы он вынужден был тебя искать. Он расскажет о планах Ходзё всё, что нужно, а потом сам приступит к действиям, поэтому, прежде чем отпустить его, обязательно дай ему зеркало».
– Любое зеркало, да?
Он спокойно кивнул. Спокойствие в подобной ситуации было удивительно, но именно оно и делало Кагэтору Кагэторой.
«Ни о чём не волнуйся, просто выполняй».
– Как я могу не волноваться? – горячо возразила Аяко. – Что у тебя на уме? Чем там занят Наоэ? Ты понимаешь, что он может тебя…
Кагэтора вдруг улыбнулся краешком рта. Аяко застыла.
– Кагэтора…
«Того, кто придёт к тебе, ты на самом деле хорошо знаешь», – продолжал он. «Этот человек не посмеет нам противиться».
– Кто?.. Как его зову… – Аяко не успела закончить фразу, а фигура в зеркале уже начала таять. Кагэтора уходил, не обращая внимания на её протесты, и вскоре окончательно исчез… перед этим назвав ей имя.


--------------------
Примечания переводчика:

1. FZR – мотоцикл «Yamaha FZR»
2. Сёдзи Дзинуэмон (обычно читается как Сёдзи Дзинъэмон) – направил к сёгуну петицию с просьбой о создании специализированного квартала публичных домов. Просьба была удовлетворена, и в Эдо появилась Ёсивара.

@темы: перевод, канон

---

"Зеркало победителя", глава 11

[Katinka]

УМЕРЕТЬ НА ОЗЕРЕ АСИНОКО

– Что ты сказал? – переспросил Удзитэру гонца.
Посланец старшего брата только что приехал из Никко, и теперь они сидели друг напротив друга в домике для гостей. Собеседника Удзитэру, щуплого невысокого мужчину с маленькими глазами и тонкими губами, звали Тояма Ясухидэ. Когда-то он был вассалом Ходзё в должности бугё (1), выполняя вместе со своим отцом Ясумицу дипломатические миссии к правителям соседних земель, а теперь приблизился к Удзимасе.
– Удзитэру-сама, это приказ моего господина...
– Я сказал, повтори!
От резкого окрика Тояма вздрогнул и выпрямился.
– Он велит принести господина Сабуро в жертву Дереву Стрелы...
– О чём он только думает!.. – Удзитэру хлопнул себя по колену и подался вперёд. – Мы ищем подходящего человека не покладая рук. Почему вдруг Сабуро? Неужели брат не понимает, что это будет для него означать?!
– Но, Удзитэру-сама... Кто ещё сможет принять и удержать колоссальную энергию Никко? Там избранный на роль жертвы обладает ужасной силой – равного ему так просто не сыскать. Мне думается, – с нажимом сказал невысокий человечек, – что Удзимаса-сама рассудил очень мудро. Как только жертву в Никко поместят в дерево, нужно будет проделать то же самое в Хаконэ, и без промедления. На сегодняшний день мы не знаем никого, кроме господина Сабуро, кто способен выдержать напор священной силы Дерева Стрелы и не сломаться.
– Но тогда он перестанет быть человеком! – закричал Удзитэру, побагровев от злости. –
Стоит жертве принять на себя силу дерева после обряда Соединения с Огнём, она потеряет личность, станет сгустком энергии, одушевлённым орудием, навеки! И брат в трезвом уме и памяти требует сделать это с Сабуро?!
– Именно потому, что он ему брат, тоно и решил принести господина Сабуро в жертву. Всё ради завоевания Канто. Ода и Такэда – могущественные враги. В этом противостоянии малейший промах будет стоить нам жизни, а значит – ритуал дожен пройти без сучка без задоринки и принести наибольшую пользу. Поэтому выбор и пал на господина Сабуро. Ради грядущей победы Ходзё в Усобице Духов...
– Победа, победа – как вы надоели мне со своей победой!.. Сколько раз, по-твоему, мы прикрывались этим словом, используя Сабуро четыреста лет назад?!
Тояма был вынужден промолчать.
– Двигали его, как пешку на шахматной доске – туда-сюда, туда-сюда... Ради победы, ради безопасности семьи... Свою родную кровь!.. Попользовались, а потом выбросили без зазрения совети – и теперь это всё должно повториться?!
– Ни в коем разе, Удзитэру-сама...
– Родичи сражаются бок о бок, а не используют друг друга в качестве оружия! – Удзитэру всё хлопал и хлопал себя рукой по колену. – Неужели Сабуро для брата – всего лишь инструмент?! Нет, я знаю, он просто боится изгоняющей силы... Какая к чёрту безопасность семьи?! Даже младшему брату своему не доверяет!..
– Удзитэру-сама, мне кажется, вы говорите лишнее...
– Я говорю правду!.. Как бы то ни было, я против. Я отказываюсь учинять подобное над младшим братом, с которым мне вдруг посчастливилось встретиться после долгой разлуки. Глава семьи распорядился? Подумаешь! Я не согласен, так и передай.
– Удзитэру-сама, это решение не подлежит обсуждению.
– Фу-ты ну-ты, какие мудрёные современные слова... Но меня этим не проймёшь.
– Удзитэру-сама! – Тояма резко сдвинул колени вместе. – Вы не можете не подчиниться!
– Это ещё почему?
– Тоно велел мне вскрыть себе живот, если не удастся вас уговорить...
– Сэппуку? Какой в нём смысл? Всегда же можно занять другое тело...
– Тогда послушайте, что я скажу, Удзитэру-сама. Этот приказ исходит не только от тоно...
– Что?..
– ...но также от вашего отца, господина Удзиясу. Он лично распорядился сделать господина Сабуро жертвой Хаконэ.
– Отец?! – Удзитэру вытаращил глаза. – Не может быть!.. Брат Удзимаса наконец-то нашёл его? Где он?!
Возбуждение Удзитэру было объяснимо – ведь до нынешнего дня никто из братьев на самом деле не знал, где находится отец. В том, что он остался в этом мире, они не сомневались. Четыреста лет назад, когда Удзитэру с Удзимасой совершили сэппуку по приказу Хидэёси и, сделавшись неупокоенными, попытались расквитаться с ним, именно Удзиясу помешал своим сыновьям и усыпил их души.
Они искали его с тех пор, как возродились – безо всяких результатов. Но каждый раз в тяжёлом бою невидимая сила выручала их, они чувствовали присутствие отца и верили, что он им помогает. Тем не менее, он ни разу не показался им на глаза, а ведь его участие в Усобице Духов упрочило бы их позиции...
И хотя Удзитэру солгал Кагэторе, сказав, что отец тоже ждёт...
«Неужели брат всё-таки отыскал его?..»
Если приказ принести Сабуро в жертву исходит от отца, Удзитэру не смеет противиться. Наоборот – он должен быть счастлив, что Удзиясу наконец-то вышел из тени...
– Ответь мне, Тояма – брат дейсвительно встречался с отцом? Встречался и говорил?
– Это тайна, в которую никто, кроме моего господина, не посвящён.
Удзитэру задумался и долго молчал, а потом тяжело вздохнул:
– Скажи брату, пусть даст мне немного времени.
– Но времени почти совсем...
– ...не осталось? Я знаю. Но мне нужно свыкнуться с мыслью.
– Следует ли это понимать как ваше согласие? – в голосе Тоямы послышались радостные нотки, и Удзитэру злобно вскинул глаза.
– Тебе тоже не терпится засадить Сабуро в дерево?
– Нет, как вы могли подумать...
– Да вот, почудилось. Значит, вы с братом одного поля ягоды... Кстати, твоим отцом ведь был Тояма Ясумицу? – Тояма слегка напрягся. – Ясумицу отправился с Сабуро в Этиго – и ты тоже...
– Верно... – мужчина слегка отвёл взгляд. – Мы поехали в Этиго вместе с господином Сабуро...
Удзитэру покивал головой.
– Ясумицу, я слышал, погиб при Отатэ – и ты тоже...
– Д-да... Я тоже...
– В таком случае, у тебя появился шанс встретиться с бывшим господином, впервые за четыреста лет. Редкая удача, верно? Должно быть, тебя переполняют чувства...
– Да...
– Я думаю, Сабуро тоже хотел бы видеть тебя. Загляни к нему перед отъездом – говорить он не может, но наверняка обрадуется.
– Нет! – воскликнул Тояма, переменившись в лице. Удзитэру недоумённо нахмурился.
– То есть... Меня до сих пор мучает совесть – я не смог его защитить и теперь не смею показаться ему на глаза...
– Ну что ты. Ведь ты сражался ради него, не жалея живота – я уверен, Сабуро на тебя не в обиде. А если ты считаешь, что в чём-то виноват – так пойди и извинись, это хорошая возможность...
– Нет, только не это... Прошу, не заставляйте меня...
Упорство, с которым Тояма отказывался, Удзитэру воспринял, судя по всему, как стыд перед господином. «Ладно», – сказал он и больше не настаивал. Наверное, он Тояму пожалел.
– Я скажу Сабуро, что ты приезжал. Возвращайся в Никко. Брату и отцу – низкий поклон.

На улице шёл дождь. Проводив глазами машину Тоямы, отъехавшую от парадного входа, Удзитэру повернулся к стоявшему рядом Котаро:
– Ну, и что ты думаешь насчёт отца?
– В каком смысле?
– Действительно ли брат встречался с ним? – Удзитэру не спешил расставаться с сомнениями. – Почему брат, находясь в Никко, сумел его разыскать, а мы, здесь, в Хаконэ – нет? Мы прилагали не меньше усилий... Или же отец сам явился к нему?
– Вы ставите под сомнение приказ родителя?
– Нет... Нет, но...
– В самом деле, нет никаких доказательств того, что распоряжение господина Удзимасы исходит от вашего отца. Он мог придумать это, чтобы вас уговорить.
– Выходит, брат солгал?
– Кто знает... Но лично я считаю, что господина Сабуро следует принести в жертву дереву. Он один может сравниться по силе с тем человеком...
– И ты туда же?
– Если вы радеете о деле – то именно так и следует поступить. Я согласен с господином Удзимасой.
– Вот как... – Удзитэру перевёл взгляд на озеро за туманной пеленой дождя. – Что ж, возможно вы все и правы...
– Удзитэру-доно...
– Я хочу побыть один, мне надо подумать, – сказал он и вернулся в дом. Оставшись в одиночестве, Котаро бросил потяжелевший взгляд на поворот дороги, за которым скрылась машина Тоямы.


***

Сколько часов он просидел так у изголовья постели?
Настал полдень, но за окном ничуть не посветлело. Наверное, надвигалась гроза – небо затянуло плотными тучами, над водой заклубился туман, и в сгустившейся посреди дня темноте машины на прибрежной дороге повключали фары.
Окна комнаты выходили на озеро. Особняк стоял на возвышенности, ровно напротив святилища Хаконэ – в ясные дни отсюда действительно был виден противоположный берег.
Наоэ сидел в сэйза, сложив на коленях руки, сжатые в кулаки, и вроде как смотрел на Такаю, но его распахнутые глаза уже давно не замечали ничего вокруг.
«Он умрёт...»
За короткие семнадцать лет он пережил не меньше!..
«Какой же я лицемер...»
Собственное двуличие приводило Наоэ в ужас. Он мог иногда безо всякого смущения говорить правильные слова, достойные порядочных людей, но всё это было так фальшиво... Отвратительно.
Он, он сам – осознавал ли в действительности, что значили для Кагэторы эти семнадцать лет, признавал ли их ценность? Если да, то почему всё-таки относился к Такае немного по-другому? Умом он понимал, что Такая и Кагэтора – это одна сущность, одна жизнь, но в сердце... Были ли они для него абсолютно равнозначны? «В крайнем случае можно и поменять тело...» – раз эта мысль посещала его хоть изредка, значит, не были.
«Нет», – одёргивал Наоэ сам себя. «Он всегда один, всегда единственный...»
По крайней мере для него это было так.
«А может, это испытание?» – возникла мысль в его усталой, измученной раздумьями и переживаниями голове. Сейчас ему как никогда верилось, что его жизнью управляет чья-то сильная воля.
Боги ли испытывают его, и если да, то что они хотят проверить? Его отношение к Такае?
«Кто он был, кто он есть... Какая разница?! – захотелось ему крикнуть невидимым судьям. – Он и так мне дороже всего на свете!..»
Или же боги проверяют его решимость? Он поклялся своей душой положить конец этим чувствам, и небо желает знать... Небо ли?..
«Нет... Это ты испытываешь меня...»
Предположения выстраивались сами собой. Кагэтора, наверняка, всё предусмотрел – и то, что его похитят Ходзё... а может даже и то, что его запрут в зеркале... Кагэтора – или Такая – всё просчитал и всё спланировал, пусть и не отдавая себе в этом отчёт. Он создал ситуацию сам, чтобы проверить, сможет ли Наоэ от него отказаться.
Думаешь, тебе это под силу?
В сознании зазвучали слышанные когда-то слова, заставляя сердце испуганно сжаться.
Отказаться от своих чувств ко мне...
Снова вспомнилась высокомерная улыбка и глаза снежной королевы, глядящие на него из зеркала.
Ты никогда не сможешь перестать меня любить.
Должно быть, правду говорят, что зеркала отражают людей такими, какие они есть на самом деле. Тогда, на лестнице, Наоэ видел Кагэтору без прикрас. Возможно, это его больше всего и напугало, ведь он очень хорошо знал, что это лицо, – жестокое, сбросившее лживую маску разума, – и есть истинное лицо Кагэторы, которое тот временами показывал только ему одному.
Тебе никогда от меня не избавиться.
Холодный смех и безмолвный вызов.
Что, скажешь, я не прав?
Он мог бы поспорить, если бы всё это было плодом его воображения, но образ в зеркале до такой степени совпадал с образом «жестокого Кагэторы» как Наоэ его ощущал, что он действительно чувствовал себя связанным, неспособным освободиться. Представшая его глазам истина была настолько реальной и настолько прекрасной, что Наоэ стало страшно.
«Такая-сан...»
Наоэ стосковался по его беспомощному, доброму и печальному взгляду. «Это тебя, тебя я пришёл спасти», – твердил себе он. Если он перестанет в это верить, тот угнетающий лишь его тиран, который поселился в зеркале, одержит верх.
«Открой глаза, – взывал он к неподвижному Такае. – Улыбнись мне ещё раз своей несмелой улыбкой. Скрывая одиночество и душевные раны, – очень неуклюже, – скажи, как ты обычно говоришь: “Всё окей... Да ладно, не волнуйся”. Грубая речь, но мягкий голос – я хочу услышать его снова. Хочу снова увидеть, как в твоём враждебном, настороженном взгляде появляется грусть, – и чтоб ты показывал её только мне, как и эту улыбку...»
Даже дотронуться нелья – а ведь тепло, возможно, растопило бы лёд, сковавший его, и он поднял бы веки...
В своей мягкости и слабости Такая был очень похож на Кагэтору... Да что там, один в один. Его новое я было ещё юным, незрелым, и потому чистым, но это было его я. Его голос, его прямой и искренний взгляд, его губы, с которых слетали его слова... Его гибкая спина, его грудь, всё, что составляло его форму... Всё это принадлежало ему и каждое в отдельности было бесценным, ни с чем не сравнимым, ни на что не заменимым. Разве можно позволить кому-то это отнять?
Люди назвали бы это жадностью... Ну и пусть, подумал Наоэ. Почему он должен отказываться от того, что так дорого ему?
Ты не сможешь...
Ему снова послышался голос. Наоэ поднял голову и увидел своё отражение в тёмном окне.
Я тебя не отпущу.
Хитрый Кагэтора мирно спал внутри Такаи, до поры до времени не проявляя себя. Прятался. Но вот Такая встретился с Наоэ, и его безжалостное я втайне от него самого начало пробуждаться.
«Также как и мой собственный зверь...»
В нём начали иногда проскальзывать величавость, спокойствие, холодность, грубый напор – качества прежнего гордеца.
«Не избавиться...»
В какой-то момент в оконном стекле рядом с отражением Наоэ возникло отражение Кагэторы. Он был в облике Такаи, но глазами смеялся холодно и говорил:
Ни за что не отпущу. Желай меня и сходи с ума. Я не прощу тебя до скончания веков.
«Я желаю....»
Тигр устроил засаду, и неразумная добыча покорно отправилась ему в пасть. Наоэ не знал, как бороться с поднявшейся волной страсти.
Ну так дотронься.
Соверши ещё одно преступление. Страдай, терзайся, и с каждой новой виной режь себе вены – если украсишь свои пальцы собственной кровью, я разрешу тебе меня обнять. Можешь упиться радостью завоевания, ненадолго. Потом ты поймёшь, что всё ещё не в силах убежать, и снова отчаешься. Не ты будешь смеяться последним.
Тебе меня не одолеть.
«Теперь я вижу, как всё было тогда на самом деле. Ты обо всём знал: о моих чувствах, о моей ненависти к Минако – не просто знал, но подвёл всё к этому. Как никто другой, ты должен был понимать, на какие преступления может толкнуть меня любовь к тебе, но ты делал вид, что ничего не замечаешь; шаг за шагом, последовательно загонял меня в угол, следил, как я теряю рассудок в соответствии с твоим замыслом, и победно смеялся».
Тебя из всех людей я не прощу до скончания веков!
А может, он имел в виду, что не простит и не позволит ему свободы?
«Какой же ты эгоист...»
Но Кагэтора, безучастный к упрёкам, лишь улыбался, слегка опустив глаза. Его печаль, его страдание, его слабость, одиночество в его взгляде – всё это ловушки хитреца, и глуп тот зверь, который попадается в них.
«Пожалуйста, отпусти меня...»
Голова раскалывалась на части, и сердце готово было выпрыгнуть из груди. Почему любовь причиняет столько боли? Так больно, что хочется убежать... Но хочется и обнять... Никому не отдавать... Получить прощение... Освободиться...
«Убей меня!» – взмолился Наоэ, обращаясь к Кагэторе, отбросившему притворство. Иначе всё на самом деле повторится, и они до скончания веков не смогут разорвать этот порочный круг. Не потому, что он слаб духом... а потому, что Кагэтора так задумал.
Наоэ не хотел терять его, поэтому не мог перестать перерождаться. Он не хотел забывать его, поэтому не мог уйти в новую жизнь – ну в самом деле, какой дурак поверит, что двое отыщут друг друга в следующем воплощении... И мысль о том, что Кагэтора будет принадлежать кому-то другому, а он, Наоэ, этого даже не узнает, была невыносима для него.
Всё, это предел. Цепи нужно сбросить. Но как не хочется терять, выпускать из своих рук...
Вот бы его не стало, вообще не стало, нигде на этом свете... Наоэ не сможет без него жить – ну и хорошо...
«Исчезнуть бы вместе с тобой...»
Он поднял усталые глаза, и его взгляд упал на алтарь с зеркалом, хранившим в себе душу Кагэторы. Ах, да...
«Зеркало...»
Внезапная мысль заставила Наоэ похолодеть. Испугавшись, он попытался отбросить её, но чем больше он усердствовал, тем больше крепла уверенность в том, что лучшего выхода не найти.
Ведь что получается: не обязательно реинкарнировать, можно просто уйти из мира вместе с ним, навечно...
Дьявол прокрался в сердце Наоэ. Есть способ присвоить себе Кагэтору навсегда – один-единственный способ.

– Командир.
Котаро обернулся на голос подчинённого.
– Люди, которых вы посылали в святилище Хаконэ, вернулись с докладом. Цуцуга в Хаконэ охотится превосходно, душ набралось уже на восемь десятых от требуемого числа – теперь осталось только посадить их в деревья, как было сделано в Никко. Кое-какие подробности прибывшие хотят рассказать вам сами...
– Сейчас приду. Пусть подождут.
Отдав распоряжение, Котаро бросил взгляд в глубину тёмной комнаты, где сидел Наоэ.
– Вас что-то беспокоит? – спросил подчинённый.
– Нет, – ответил Котаро и велел молодому человеку пойти составить компанию прибывшим из Хаконэ разведчикам.
«Мне не стоило бы выпускать его из вида», – подумал он, снова оставшись один.
Хотя Удзитэру и приказал ему присматривать за Наоэ и Зеркалом цуцуги, люди, которых он имел в своём распоряжении здесь, были отборными воинами Фума, вполне способными последить за пленником. Не обязательно было заниматься этим лично.
И всё же, что-то не давало ему покоя – он сам не мог бы толком объяснить, что именно... Просто фигура Наоэ, сидящего без движения рядом со своим господином вот уже который час, производила на него удивительное впечатление.
Убью всех до единого!..
«Странный человек», – изумлялся про себя Котаро, наблюдая за ним. Он не понимал ни его горячности, ни его переживаний. Впрочем, Удзитэру он тоже не понимал. Как они могут злиться, ненавидеть, мучиться тяжкими раздумьями ради кого-то другого? Зачем совершают ненужные действия, только оттягивающие неизбежное? Для Котаро это была головоломка, ключ к которой он никак не мог подобрать.
Когда-то давным-давно ему случилось сжечь деревню и убить всех её жителей, включая женщин и детей, по долгу воина. Один ребёнок, чью мать он только что убил, кинулся на него с ножом, крича и обливаясь горючими слезами. Тогда его сердце на мгновение замерло, словно скованное внезапным холодом, и Котаро до сих пор иногда спрашивал себя, что же это было.
Не понимал он и того, как люди могут плакать от сердечной боли. Ведь слёзы – это всё равно что вода в кране, их пускаешь и останавливаешь по желанию. При чём здесь эмоции?
Тебе не понять.
Котаро поднял голову. Действительно, не понять – да не очень-то и хотелось. Поведение этих двоих не поддавалось его логике; с другой стороны, синоби и не нужны были чувства. Чтобы успешно выполнять приказы, ему требовались только ум и механическая способность к точному анализу. Эмоции вредили и тому и другому – сколько он видел глупцов, которые вот так проваливали задания... Скольких из них он сам отправил на тот свет...
«Да, эти люди глупы».
Всё, что ему было нужно – это уметь просчитывать, как элемент чувств может влиять на ход военной кампании. Он собирал данные с позиции наблюдателя.
«А понимать тут нечего».
Закончив таким образом свои рассуждения, Котаро оставил коридор позади. Изучать логику противника – ещё куда ни шло, но интересоваться чувствами самими по себе никакой нужды нет, и точка. Когда он добрался до лестницы, лицо Котаро было бесстрастным, как всегда.

***

В эти дни в Хаконэ наблюдались те же странные феномены, что и в Никко. Хотя здесь, в Сагами, это не приняло такого масштаба, на стволах деревьев суги вокруг святилища Хаконэ тоже стали появляться человеческие лица.
Слухи о необычном явлении быстро просочились в прессу, и окрестности озера Асиноко оказались под пристальным вниманием журналистов. Всё это мешало людям Фума подсаживать души в древесные стволы – о чём они и решили рассказать своему командиру.
– Ничего не желаю слышать, – отрезал Котаро. – Цуцуга собирает души, значит проблем никаких нет – занимайтесь этим хоть ночью. Да, мир сейчас не такой, как четыреста лет назад – но на то вы и синоби, чтобы приспосабливаться к обстановке. – Подчинённые виновато притихли. – От Никко не отставать. Впереди сложный ритуал, который свяжет два святых места Канто – Никко и Хаконэ. Ни ошибок ни задержек я не потерплю. Время не ждёт, отправляйтесь работать.
Выдохнув «так точно», разведчики изчезли, словно их ветром сдуло. Оставшись один посреди мокнущего под дождём леса, Котаро посмотрел в сторону дома с безотчётным любопытством.
Интересно, о чём сейчас думает тот человек?..
Отбросив со лба мокрые волосы, Котаро обернулся к противоположному берегу озера, где стояло святилище Хаконэ.

***

Наступил вечер, а дождь так и не перестал. Слышно было, как капли стучат по крыше. Котаро вошёл в комнату, где даже не горел свет, и спросил сидящего там мужчину:
– Ну, как настроение после бесплодно проведённого дня?
Наоэ не пошевелился, вообще никак не отреагировал на появление постороннего. Он сидел рядом с постелью Такаи в той же позе, что и несколько часов назад. На время воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками дождя, а потом Наоэ, не оборачиваясь, вполголоса сказал:
– Сколько он так ещё продержится?..
– Кто знает?.. – ответил Котаро. – Может статься, несколько лет...
Наученный видеть в темноте, синоби отметил, что мужчина, наконец, повернулся к нему лицом – и лицо это было спокойным. Котаро слегка удивился.
– Тебе разве не больно наблюдать, как умирает твой хозяин?
– А должно быть? – сказал Наоэ, прищурившись. – Так положено верному псу?
– Что?..
– Нужно пустить слезу, чтобы считаться хорошей собакой?
Выплюнув ехидную фразу, Наоэ устало улыбнулся.
– Если ты пришёл жалеть меня – уходи. Если пришёл надо мной посмеяться – смейся.
– Ты хочешь быть осмеянным?..
– Презрение намного лучше сочувствия, а мне всё так надоело... Пропади оно всё пропадом, ей богу.
Наоэ хрипло рассмеялся – таким странным смехом, что Котаро подумал, уж не тронулся ли он умом.
– Не понимаю я тебя... – синоби выглядел сбитым с толку. – То ты пылок и горяч, как огонь, то безразличен и холоден, как лёд... Я думал, ты преданный вассал, готовый жизнь отдать за господина, но я, верно, ошибся...
– Значит, я не преданный?
– Не знаю... Я не знаю, что в тебе правда, а что ложь.
– И то и другое правда, – сказал Наоэ и пристально посмотрел на Котаро. – Что вы теперь собираетесь с ним делать? Звать обратно к Ходзё? Бесполезно. Он четыреста лет был человеком Уэсуги, поздно требовать от него содействия семье.
– Так ли уж поздно? Он проиграл в борьбе за наследство, Уэсуги убили его, можно сказать. Что, если в глубине души он их ненавидит?
Наоэ скривился, вспомнив, как сам воевал против Кагэторы во время смуты при Отатэ, но потом тряхнул головой, отбрасывая эти мысли.
– А Ходзё что, лучше? Сначала отдали в заложники, а потом разорвали союз, оставив родича на произвол судьбы... Как бы там ни было, всё это уже быльём поросло, за четыре-то столетия.
– Ты уверен?
– Не волнуйся, – сказал Наоэ с циничной усмешкой. – Сейчас он ненавидит только меня.
Для человека на грани отчаяния, каким он Котаро сперва показался, у Наоэ была удивительно спокойная и уравновешенная речь.
– Что вы, Ходзё, вообще задумали? Украли Зеркало цуцуги, насажали душ в деревья вокруг Футарасана... Зачем вам понадобилось святилище Тосёгу? Завидуете победоносному Иэясу?
– Врагов в свои планы не посвящают.
– Ишь, повылазили из могил... Эпоху Усобиц переиграть захотели, дураки... Сколько бы проигравшие ни старались... нет, чем больше они стараются, тем ярче сияет ореол славы победителей, – Наоэ усмехнулся в нос. – Иэясу сейчас, наверное, смеётся над вами.
– Ты любопытный человек, – сказал Котаро своим обычным размеренным тоном. – Чтобы оценить тебя мне не хватает данных. Очень интересно... Хороший повод изучить, как работает психика у тебя и тебе подобных – может пригодиться потом для какого-нибудь задания...
– Я что, подопытная крыса?
– Образец. Разновидность вассала.
– Только этого мне не хватало, – выдохнул Наоэ и отвернулся. Котаро некоторое время слушал, как шумит за окном дождь, а потом бросил будто невзначай:
– Тебе не хочется знать, где находится Зеркало Самца?..
– Что?..
– Кагэтора-доно вот-вот станет жертвой дерева в святилище Хаконэ. Прощайся с ним сейчас, пока можешь.
– Что ты сказал?!
Но Котаро ушёл, не ответив. Наоэ замер, как громом поражённый.
Дождь яростно барабанил по стеклу.

--------------------------------
Примечания переводчика:

1. Бугё – одна из должностей военного сословия в периоды с Хэйан по Эдо.

@темы: перевод, канон

---

"Зеркало победителя", глава 10

[Katinka]

КАРТИНА КОНЦА

Звёзды на тёмном небе начали гаснуть.
Когда горизонт на востоке окрасился синим, и вершины гор Хаконэ стали отчётливо видны, машина, наконец, миновала железнодорожную станцию Хаконэ Юмото (1). Мало кто находился в пути в такой час: государственное шоссе номер один было приятно пустынным.
«Виндом» мчался вперёд по направлению к Мото-Хаконэ (2), и даже лёгкий предрассветный туман, затрудняющий видимость, не мог его задержать.
Наоэ бездумно жал на газ, не отрывая взгляда от дороги. Дымчато-серый пейзаж за окном, хоть и казался смутно знакомым, совершенно его не интересовал; только на повороте возле парка Ковакиэн Наоэ понял, что следует маршрутом новогоднего марафона, который каждый год показывают по телевизору.
«Я знаю, ты здесь».
Ошибки быть не могло, ведь Кагэтора сам показал ему место…
Образ в зеркале привиделся Наоэ вчера вечером; он даже не сразу смог заставить себя действовать – настолько ему не хотелось верить в то, что это означает. Но рассказы Майко, Катакуры и других наводили на совершенно определённые мысли.
«Нападение цуцуги?..»
А вдруг Такаю уже заключили в дерево, как Синью?..
По словам Аяко в последний раз его видели два дня назад, после полудня, на станции Тосима Юэн. Поздний вечерний звонок к нему домой лишь подтвердил: Такая не возвращался. Значит, оставалось полагаться только на его собственное послание.
Одавара…
Послание Такаи состояло из картин местности. Сначала был замок, который Наоэ узнал – замок Одавара. А потом было озеро.
Тёмное озеро причудливой формы – наверное, вулканическое – лежало в кольце гор. Вдалеке поднимались из воды ворота-тории, ярко красные на фоне лесистого склона.
Кагэтора, скорее всего, находился там. Нет, он не обязательно передавал то, что видел своими глазами – картинки могли быть чужими, подсмотренными с помощью ментальной сонастройки…
«Уж ему-то это под силу».
По крайней мере, должно быть под силу Кагэторе, полностью восстановившему свои способности.
«Одавара…»
Одно это слово значило так много… Его худшие опасения грозили оправдаться. Как только Наоэ узнал, что в деле с цуцугой замешаны Ходзё, над ним чёрной тучей нависло предчувствие беды. Увидев Кагэтору в зеркале, он покрылся липким потом, потому что всё сбывалось.
Клан Фума, Зеркало цуцуги, Синья, запертый в дереве, Одавара… Пропавший без вести Кагэтора и его таинственное отражение… Всё это, сложенное вместе, красноречиво объясняло, что именно с ним произошло.
«Ходзё…» – сквозь зубы пробормотал Наоэ, уставившись на дорогу, которая круто изгибалась впереди.
Поворот – и горы расступились. Внизу, за несколькими петлями серпантина, показалось сверкающее в рассветных лучах прекрасное озеро Асиноко (3).

Въезд на храмовую стоянку был перекрыт цепью, и ему ничего не оставалось, кроме как припарковаться на обочине. Он вышел из машины, чувствуя тяжесть во всём теле; вождение не пошло ему на пользу – чего, конечно же, стоило ожидать. Врач строго-настрого запретил ему двигать рукой, но тут обычное трезвое спокойствие изменило Наоэ. Он вытребовал себе укол обезболивающего и, не обращая внимания на протесты Майко и Кодзюро, выехал из Никко в ночь. На то были веские причины.
Но хоть он и добрался до Хаконэ на чистом адреналине, усталость от почти безостановочной езды, наконец, дала о себе знать. Стоило ему ступить на землю, как тело словно налилось свинцом, а в плече закололо.
«Ну и чёрт с ним», – подумал Наоэ. Сейчас не время беспокоиться о собственных ранах.
Святилище Хаконэ, куда он приехал, стояло на берегу озера Асиноко. Этот древний храм, также известный как Хаконэ Гонгэн (4), любили в старину Минамото-но-Ёритомо, Ходзё Соун и Токугава Иэясу, под их покровительством он стал охранительным святилищем всего Канто. Летом здесь проходили традиционные Прадзник Озера и Большой Фестиваль, популярные в народе. Но в столь ранний час святилище было пустым и тихим, только птицы чирикали в ветвях.
«Здесь».
Вот оно, то самое место, которое мысленно показал ему Кагэтора. Как Наоэ догадался, что красные тории в воде принадлежат святилищу Хаконэ? По ключевому слову «Одавара».
Он бывал здесь раньше несколько раз, а Одавара находилась близко. Область Хаконэ лежала в самом центре владений Ходзё, более того – была территорией клана Фума. Если Кагэтору похитили именно Ходзё, то они, вполне возможно, укрепились в этих суровых горах, где так удобно прятаться.
А ещё Наоэ вспомнил, что двоюродный дедушка Кагэторы, Ходзё Гэннан имел когда-то в этом храме должность бэтто (5). Гэннан был сыном Соуна, постригшимся в монахи, а потом вновь вернувшимся к мирской жизни в качестве старейшины семьи. Его называли самым просвещённым человеком в Канто. Одно время Кагэтора считался его преемником, – до тех пор, пока его не решили отдать в Этиго, – после чего права наследования перешли к внуку Гэннана, Удзитаке.
Когда-то Кагэтора часто рассказывал Наоэ об этом периоде своей жизни, и по тому, как он говорил, было ясно: он любил и уважал Гэннана. Но последующих событий Кагэтора предпочитал не касаться. В самом деле, не будь этого обмена с Уэсуги, он наследовал бы Гэннану, получил бы в своё распоряжение замок Козукуэ (6), стал бы одним из лидеров своего клана – его ждало вполне определённое будущее. Но Кагэтора прекрасно понимал: бесполезно оглядываться назад и вздыхать «ах если бы». Сожаления опустошают… Однако благодаря ему Наоэ многое знал о Ходзё. И если предположить, что их штаб-квартира именно здесь – находился сейчас в лагере врага.
Догадывался ли враг о том, что Кагэтора мысленно просил о помощи? Если догадывался, стал ли бы сидеть сложа руки? Возможно, сигнал бедствия пропустили специально, чтобы заманить Наоэ в ловушку…
«Ну и пусть. Какая теперь разница», – подумал он и вскинул взгляд к высоким верхушкам суги.
«Что дальше?»
Необходимо разыскать Кагэтору как можно скорее. Действительно ли на него напала цуцуга? Поместили ли его душу в дерево? Но все нити обрывались здесь, более того – если Кагэтора видел пейзаж своими глазами, в святилище Хаконэ его точно нет.
Тем не менее Наоэ приехал сюда, и не просто так. Его привёл чей-то зов.
Это было сродни мысленной волне, которую улавливаешь шестым чувством. «Иди сюда», – повторял кто-то в его голове, и Наоэ знал, что ему не мерещится. Зов преследовал его с тех пор, как он въехал в горы Хаконэ, но стоило ему выйти у святилища – прекратился как по волшебству. Неизвестно, кто посылал волну, но точно не Кагэтора.
«Всё-таки ловушка?..»
Он затаил дыхание, пытаясь вычислить невидимого врага.
«Но чья?..»
Вокруг всё было неподвижно. В надежде выманить противника из засады, Наоэ зашагал к озеру.
Пройдя по каменным ступеням через рощу, он сошёл к берегу, где поднимались из воды большие ворота-тории, и остановился на крошечном каменном причале. Лодка священника отчаливала отсюда во время храмовых церемоний. Поверхность озера была гладкой, без волн – Наоэ видел своё лицо, отражающееся в воде. Через некоторое время отражение словно подёрнулось дымкой, и сверху проступила фигура Кагэторы.
«Если бы я был рядом…»
«…Этого бы не произошло», – корил себя Наоэ, пока гнал машину по шоссе. О чём он только думал? Чем занимался вместо того, чтобы его защищать? Какой промах… Не просто промах, а безответственность, вопиющая незрелость. Он бросил Кагэтору на произвол судьбы, и ради чего! Чтобы побыть героем трагедии, поиграть в жертву – неужели он ждал, что его кто-то пожалеет? «Боль»… «Страдания»… Кто давал ему право подвергать опасности жизнь своего господина? Он оставил его без защиты. Без присмотра. Оставил его одного – да как он мог!..
«Кагэтора-сама!..»
Бездействие выводило Наоэ из себя. Если послать мысленную волну на тот берег озера, услышит ли Кагэтора? Ответит ли?
«Где же вы?!»
Но озеро оставалось безмолвным. Тревога камнем давила на сердце, Наоэ не знал, куда себя девать. Понять бы хотя бы, где его держат!..
Вдруг он почувствовал сзади чьё-то присутствие и резко обернулся. Со стороны святилища спускался по каменной лестнице среднего роста мужчина. Наоэ моментально подобрался, готовясь ударить в любой момент. Мужчина со спокойным видом разглядывал его, остановившись на ступенях; похоже было, что он его ждал.
– Действительно пришёл…
– Ты кто?
Незнакомец выглядел молодо, но во взгляде его царило спокойствие, необычное для его лет.
«Это он меня звал?»
Его энергия и энергия той волны были похожи.
«Кто он такой?»
Мужчина не отвечал, и непонятно было, что у него на уме. Молчание затянулось, но за всё это время Наоэ не расслабился ни на секунду, и под конец незнакомцу как будто стало его жаль.
– Мне сложно было удержаться от встречи – хотелось посмотреть, что ты за человек…
– Что?..
– Я всё никак не мог решить, убивать тебя или нет.
Наоэ вскинул брови.
– Возможно, Сабуро будет лучше, если тебя не станет…
«Сабуро?... – Наоэ вздрогнул. – Неужели это!..»
– Ты приехал за Кагэторой? – спросил мужчина низким голосом. – Тогда следуй за мной. Сабуро Кагэтора находится у нас. Приглашаю тебя в наш дом – там и поговорим.
– Я вижу, ты из Ходзё.
– Но знай, что горы Хаконэ накрыты барьером, и тягаться с нами здесь бесполезно.
– Ходзё Удзиясу?
– Удзиясу – мой отец, – отрезал мужчина, глядя Наоэ прямо в глаза. – А ты, значит – опекун Сабуро. И я скажу тебе вот что: я беру тебя с собой не потому, что ты один из Уэсуги, не потому, что ты защитник Сабуро… А потому, что ты заставил моего брата страдать.
Наоэ дёрнулся, словно от удара ножом.
– Ступай за мной.
С этими словами Удзитэру зашагал вперёд. Наоэ, закусив губу, хмуро уставился ему в спину.
«Родной брат…»
И он собирается отвести его к Кагэторе. Но с какой целью? Наоэ не просто враг – в глазах мужчины он «преступник», которого, вообще-то, следовало бы убить на месте…
«Идти или нет?..»
Хочется. Так хочется увидеть его прямо сейчас, даже если это ловушка – ловушки Наоэ не боялся…
Он боялся встречи. То, что он сделал в Тояме, было сродни насилию. Наоэ снова вспомнил взгляд Такаи после навязанного поцелуя – потрясённый, уязвлённый, молчаливо обвиняющий…
Я ваш пёс.
Он выплюнул эти слова ему в лицо не из желания унизиться. Он всего лишь говорил правду – и именно потому, что сказанное было правдой, Такая, добрая душа, не признал этого, разозлился до дрожи…
«Ты чист и простодушен, наверняка ты испугался меня. Моё присутствие и прикосновения тебе противны… Ты брезглив и не хочешь видеть рядом грязное животное…»
И всё же, нужно идти.
«Я хочу идти к тебе – знаю, что ты меня боишься, но ничего не могу с собой поделать. Можешь отвергать меня, презирать меня, прогонять меня… Я всё равно пойду к тебе. И даже если в ловушку меня загоняешь ты… Неважно».
Наоэ поджал губы и с вызовом посмотрел вперёд.
«Я знаю, ты тоже этого хочешь…»
Решительно вскинув голову, он начал взбираться по лестнице, ведущей к дороге.

***

У расположенного по соседству причала их поджидал белый прогулочный катер; рядом стояли группой несколько мужчин. Особняк Ходзё, куда лежал их путь, находился на противоположном берегу озера, и добраться до него можно было только по воде. Наоэ в окружении других мужчин взошёл на корабль.
Десять минут спустя они высадились на маленьком пирсе. Ещё через некоторое время узкая дорожка привела их к дому.
Особняк стоял на склоне одной из гор, окружавших озеро – большое здание в японском стиле, то ли дорогой отель, то ли чья-то загородная вилла. Судя по размерам территории и качеству постройки, владелец дома (если это действительно частный дом) был богатым человеком. Возможно, кто-то из Ходзё, по примеру Могами Ёсиаки, выбрал вместилищем влиятельного бизнесмена или политика.
Встретивший их у входа высокий молодой человек поклонился и сказал:
– Прошу сюда.
Наличие провожатого говорило о том, что Наоэ решили принимать как гостя. Но шагающий рядом Удзитэру напомнил:
– Чтобы без фокусов. Всё равно ничего не выйдет, особняк охраняют люди Фума.
Услышав имя, Наоэ внутренне вздрогнул, но виду не подал. Он, в общем, был к этому готов. Ходзё из Сагами, Фума из Хаконэ…
«Значит, так оно и есть».
Всё сходится – цуцуга, Фума, Ходзё… Отражение Кагэторы в зеркале…
– Пожалуйста, проходите.
Комната располагалась в дальнем конце коридора; над дверью висела верёвка-симэнава (7). Внутри было темно, но просторно – около ста татами. Прямо напротив входа стоял большой синтоистский алтарь из необработанного дерева, на котором, среди разнообразных подношений, покоился обёрнутый фиолетовым шёлком священный предмет, по виду – зеркало.
Посреди комнаты на белоснежной постели лежал юноша в белом шёлковом кимоно – уже не мальчик, но ещё недостаточно взрослый, чтобы назвать его молодым мужчиной. Его лицо было бескровным и безжизненным, как у куклы – ни дыхания, ни движения… Лицо мертвеца.
«Такая-сан…»
Наоэ застыл на пороге, не в силах сделать шаг вперёд, позабыв выпустить воздух из лёгких. Все слова вылетели из головы.
Труп, подумал он. Пустая оболочка, холодное тело, в котором кровь остановила свой ток, а органы перестали функционировать. Кимоно – белый саван. Бледные щёки лишились тепла, сомкнутые веки застыли намертво, навеки…
«Навеки?..»
– Он слишком ослаб, – сказал стоявший рядом Удзитэру, словно выражая свои соболезнования, и Наоэ машинально расправил плечи.
– Он – ребёнок, потерявшийся в незнакомом месте. Дитя бродит в слезах по тёмным улицам, пока не попадает в лапы разбойников. Тогда дитя проклинает родителей, бросивших его, ведь бросить – значит предать…
Стиснув зубы и сжав кулаки, Наоэ тряхнул головой, отмахиваясь от безжалостных слов, а потом, наконец, шагнул в комнату. Нужно было убедиться в том, что видели его глаза. Подойдя к распростёртому телу, кожей ощутив исходящую от него прохладу, Наоэ опустился на колени, как будто ноги не держали его.
«Такая-сан…»
Бледность, свойственная только мертвецам… Неподвижные веки и волосы, неспособные уловить дуновение ветра… Шея и щёки, которые наверняка обожгут холодом, стоит прикоснуться к ним… Белая плоская грудь…
«Неужели ты действительно…»
Руки сами собой потянулись вперёд. Наоэ хотел, как тогда, взять его лицо в ладони, проверить на ощупь, не осталось ли тепла. Пальцы почти коснулись кожи, когда сзади раздался резкий окрик:
– Не трогай!
От неожиданности Наоэ замер.
– Над телом провели обряд очищения. Оно ещё живое – есть пульс, есть тепло. Божество Хаконэ держит его в сохранности, но если к телу прикоснуться, оно запачкается, и священная сила перестанет сквозь него проходить.
«Божество держит в сохранности?..»
Тело без души не может продержаться долго – максимум сутки, если не подключить аппараты, как в случае с Синьей. Здесь вместо госпиталя с аппаратами работало само святилище. Наверняка для этого понадобился какой-то специальный ритуал… Но тело было совершенно пусто.
«Где же душа?..»
Наоэ поднял голову. Его взгляд упал на алтарь и священное зеркало под фиолетовым покровом.
«Неужели…»
– Вижу, ты догадался, – сказал Удзитэру. – Душа Сабуро Кагэторы заперта в Зеркале цуцуги, это тело – пустая скорлупа… И даже богам не под силу вечно сохранять то, что умерло. Стоит им отвернуться – и счёт пойдёт на часы… Два-три дня, в лучшем случае.
Наоэ вздрогнул.
– За большее не поручусь. Тело так или иначе умрёт.
Смерть тела... Иными словами – смерть Оги Такаи... Даже если память и сознание сохранит душа, для «Такаи» это будет конец. Наоэ обернулся, позволив закипающему гневу отразиться на лице.
– Верни его обратно, – процедил он, впившись в Удзитэру взглядом. – Если душа в зеркале – верни её в тело. То, что вы натворили – непростительно, я не оставлю этого так!
– Не могу.
– Можешь, и сделаешь это, сейчас же!
– Не могу, – отрезал Удзитэру ледяным тоном. – Чтобы достать душу, нужно Зеркало Самца, а его здесь нет. И другого способа тоже нет. Смирись.
– Смириться?! Уму не постижимо... Ты брат ему или кто?! Как у тебя вообще рука поднялась...
– Я брат Сабуро Кагэторы, а не этого тела, – спокойно возразил Удзитэру. – Всё, что меня волнует – это сохранность его души.
– Тоже мне оправдание!.. Речь не просто о теле, а о жизни, которая прожита в нём. За короткие семнадцать лет Оги Такая пережил не меньше, чем Уэсуги Кагэтора за предыдущие четыреста – какой из тебя брат, если ты даже этого не понимаешь?!
– Придержи язык, вассал. Разве так говорят со старшим родичем своего господина?
– Сейчас ты топчешь его чувства, а значит – не имеешь права называться его родичем!
– Сказал так сказал... – усмехнулся Удзитэру, прислоняясь к столбу. – Впрочем, ладно. Все твои усилия напрасны – Зеркала Самца, я повторяю, здесь нет. Ты останешься в этом доме вместе с этим телом. Выход наружу для тебя закрыт – особняк защищён барьером, который отсекает в том числе и мысленные волны. Пользоваться силой ты тоже не сможешь... – Удзитэру сделал паузу, а потом продолжил: – Я позвал тебя только потому, что Сабуро хотел тебя видеть. Сиди теперь здесь, глядя, как умирает его тело, и рви на себе волосы, зная, что виноват в этом ты.
Наоэ содрогнулся от ярости, какой не испытывал никогда в жизни. На кого он злился? На этого мужчину или на себя самого?
– Убью... – прошептал он, как в горячке. – Прикончу голыми руками...
– Пожалуйста, но в таком случае ты никогда не узнаешь, где искать Зеркало Самца, – Удзитэру бросил на Наоэ косой взгляд и усмехнулся, видя его замешательство. – Признай своё поражение. Можешь тявкать сколько угодно, но пока ты в клетке, твои клыки нам не страшны.
– Убью...
– Когда Сабуро вернётся к Ходзё, мы дадим ему новое тело – сильное и прекрасное, под стать его душе.
– Убью всех до единого!..
Но Удзитэру уже вышел из комнаты, безучастный к этой яростной угрозе. Дрожа от гнева, Наоэ снова повернулся к Такае, протянул руку, но вспомнил, что трогать нельзя. Остановившиеся в воздухе пальцы сами сложились в кулак, и он с силой впечатал его в пол.
«Почему всё так получилось?..»
Наоэ сжал зубы и впился ногтями в ладонь.
«Кагэтора-сама!..»

За дверями Удзитэру поджидал Фума-но-Котаро.
– Удзитэру-сама, к вам посланец от господина Удзимасы из Никко.
– От брата? Зачем он отправляет посланцев, можно же позвонить... Упрямый человек.
– Похоже, речь идёт о деле чрезвычайной важности... Посланец ждёт в домике для гостей. Вам сюда.
– Ладно. Следи за Зеркалом цуцуги хорошенько, чтобы этот, который в комнате, ничего не учудил.
И Удзитэру двинулся прочь по крытому коридору раздражённой походкой. Котаро поспешно спросил, глядя ему вслед:
– Почему вы злитесь, Удзитэру-доно?
– Я не злюсь.
– Ваши последние слова... Я в недоумении. Если вы собираетесь дать Сабуро-доно новое тело, зачем было сохранять старое? Специально проводить поддерживающий жизнь ритуал?
– Тебе не понять! – огрызнулся Удзитэру. Котаро застыл. Остановившись в нескольких шагах, Удзитэру повернулся к нему и сказал:
– До тех пор, пока Сабуро сам не решит вернуться к Ходзё, я его из зеркала не выпущу. Но не внять желаниям брата тоже не могу. Я хотел привести к нему этого Наоэ, пока он ещё дышит – по-твоему, это бессмысленно? Может быть. Впрочем, было бы странно требовать от синоби, который не знает жалости, понимания братских чувств.
Котаро выслушал его с ровным лицом. Удзитэру развернулся и быстро зашагал в сторону домика для гостей, где ждал посланец.


----------------------------------
Примечания переводчика:

1. Хаконэ Юмото – деревушка с внешней стороны гор, одна из отправных точек для путешествия к озеру Асиноко.
2. Мото-Хаконэ – деревушка на берегу озера Асиноко.
3. Озеро Асиноко – одна из главных достопримечательностей Хаконэ.
4. Гонгэн – обозначение ками (синтоистского божества), который считается аватарой буддистского божества. Эта концепция является отражением синто-буддистского синкретизма. После разделения религий во времена Мэйдзи термин вышел из официального употребления, но всё ещё используется в народе.
5. Бэтто – во времена повсеместного слияния храмов и святилищ это была должность, занимаемая буддистским монахом при синтоистском святилище. Можно сказать, второй настоятель.
6. Козукуэ – замок в феодальной провинции Мусаси (сейчас – часть города Йокогама).
7. Симэнава – жгут из перекрученной рисовой соломы, используется в синтоистских ритуалах очищения. Место или предмет, помеченные симэнава считаются священными.

@темы: перевод, канон

---

Отрывки из "Зеркала победителя"

[Katinka]

Шестой том отправился на сайт, поэтому отрывки из восьмого временно переезжают сюда.


Том 8 глава 19 (отрывок)

***

Не прошло и часа, как плотный туман над озером Асиноко полностью рассеялся, – и вот уже зеркальная гладь воды отражает безоблачное небо и изящные силуэты гор. Припекало. На таком солнце промокшая одежда высохнет быстро.
Их катер причалил к небольшому пирсу неподалёку от святилища Кузурю – по приказу Такаи, который Наоэ беспрекословно выполнил. Пока они плыли к берегу, он заметил, что раны его почти зажили, а ведь ранен Наоэ был серьёзно. Он думал, что вообще не сможет ходить, однако же каким-то чудом теперь был почти здоров.
«В чём же дело?» – мысленно изумился Наоэ, и тут Такая, сидевший рядом и молча глядевший перед собой, заговорил:
– Слёзы дракона с озера Асиноко считались у людей святой водой, исцеляющей болезни и раны... И само озеро, в котором растворены эти слёзы, стало священным, – так рассказывал мне двоюродный дедушка...
От изумления Наоэ даже забыл ответить – просто смотрел на повёрнутое к нему в профиль лицо. Твёрдый взгляд тигриных глаз был устремлён прямо вперёд... Вдруг Такая моргнул, будто просыпаясь ото сна:
– Что я сейчас...
Повернув голову, он встретил настороженный взгляд Наоэ. О чём он думает в подобные моменты, когда Такая неосознанно превращается в Кагэтору? Для Такаи это оставалось загадкой, но холодное спокойствие Наоэ заставляло его вновь ощутить уже ставшую привычной неуверенность.
Такая отвернулся и больше не раскрывал рта.
Высадившись на старом досчатом причале, рядом с парком Хаконэ, они поднялись по каменным ступеням к святилищу Кузурю и остановились перед трупом мужчины, никем пока не обнаруженным.
При виде тела, лежащего в луже крови, Такая не проявил никакого волнения. Он некоторое время разглядывал его с серьёзным выражением лица, как полицейский, изучающий картину преступления, а потом повернулся и пошёл по той же дорожке обратно к озеру, пока не оказался у кромки воды. Там на мелководье примерно в метре от берега что-то ярко блестело. Такая вошёл босиком в воду и подобрал сверкающий предмет.
Это было ручное зеркало, которое он велел Тояме носить с собой – зеркало треснуло, когда в него вошла цуцуга, но не развалилось. Такая крепко сжал его в ладони.
Наоэ стоял сзади и разглядывал его облачённую в белое кимоно спину. Такая, не оборачиваясь, спросил:
– Ты пришёл, чтобы спасти Кагэтору?
Наоэ резко сдвинул брови. Такая подождал, уставившись в одну точку на поверхности воды, а потом повторил вопрос. Наоэ не ответил, – и тогда Такая первым не выдержал затянувшегося молчания.
– Ты хотел спасти Кагэтору! Ты спасал его, а не меня!
– Я спасал вас, – отвечал Наоэ спокойно.
– Не меня, а Кагэтору!
– Вас.
– Кому ты это сейчас говоришь?! – Такая обернулся. Его лицо светилось неподдельной яростью. – Ему?!
Сомнения, терзавшие его с тех пор, как они расстались в Тояме, – а на самом деле зародившиеся гораздо раньше, – эти сомнения вернулись, стоило Такае увидеть Наоэ вновь.
– Ты защищаешь меня не потому, что я - это я. Обо мне, Оги Такае, ты ничего не знаешь! Мне не нужна такая доброта!
Боль пробежала по телу, как трещина по стенке сосуда, но никак не отразилась на лице. Верный вассал выслушал слова Такаи, облачившись в панцирь непроницаемого спокойствия, а потом опустил веки и повторил:
– Вы – это вы.
Такая тоже закрыл глаза и мотнул головой.
– Не я...
– Вы...
– Хватит! Хватит вешать на меня свои страдания, в которых виноват Кагэтора!
В глазах Наоэ зажёгся жестокий огонёк. Гнев, вот что это было...
– Таким образом вы снова решили от меня убежать?
– Это не я убегаю. Это ты видишь во мне замену. Может, ты думаешь получить от Оги Такаи то, в чём отказывал тебе Кагэтора? Так или нет?!
– Трус, – сказал Такая после секундной паузы. – Хитрый и расчётливый трус. Решил, что Оги Такая, не помнящий прошлого, здорово для этого подходит? И ты подмазывался ко мне, и делал вид, что заботишься обо мне – когда на самом деле Такая для тебя ничегошеньки не значит!
Его голос сорвался, и он замолчал, зажмурившись, пытаясь отдышаться. С озера подул ветер, взъерошивая его волосы, набежавшая волна коснулась ног Наоэ. Наконец, Такая поднял голову, спокойно посмотрел на него и спросил:
– Ты любил Кагэтору?
В повисшем ледяном молчании Наоэ ответил на его взгляд, не меняясь в лице. Такая не дрогнул и не отвернулся, когда блестящие зрачки остановились на нём.
– Вы знали об этом. Вы знали, что я к вам испытывал, и какова была сила моих чувств. Как я трепетал перед вами, как завидовал вам, как ненавидел вас – вы знали всё ещё до того, как я изнасиловал Минако.
Такая нервно сглотнул. Минако... Его испугало это имя, – то самое, которое он выкрикивал несколько раз во сне, – но он так и не смог понять, в чём тут дело.
– Кто такая Минако?.. Что ты сделал?..
– Вы знаете, что. Ведь вы сами всё спланировали – чтобы я взял её силой, отнял у вас, всё... всё это был капкан, построенный вашими изобретательными руками.
Такая испугался этих жестоких слов, но собрал волю в кулак и решил сопротивляться.
– Ну а я-то здесь причём? Даже если Кагэтора и был таким, как ты говоришь... Я, Оги Такая, ничего не могу с этим поделать!
Наоэ смерил его взглядом.
– Что значит «не можете»? Мои чувства не изменятся, как бы вы себя ни называли – Уэсуги Кагэтора, Оги Такая или как-то ещё... Ваш дух владычествует надо мной. Ужасает меня, глубоко ранит меня... Вы прекрасно знаете, в чём ваша вина, и ищете, как бы уйти от ответа. Пора бы уже перестать это делать...
– Я... Я всё-таки не понимаю... Почему Кагэтора тебя ужасает? Разве ты враг ему? Нет. Ты ему товарищ... Самый преданный вассал, самый способный подчинённый... Так или нет?
– Так. Я верный вассал, и ваш подчинённый, но прежде всего... – Наоэ помолчал. – Прежде всего я человек. И мужчина.
Такая слегка напрягся, а Наоэ безжалостно продолжал:
– Я мужчина, и мне не нравится, когда меня подавляют. Мне хочется победить того, кто меня превосходит, превзойти самому – я всего лишь мужчина, который не может отбросить амбиции.
– Я ваш надёжнейший союзник, и в то же время – жесточайший ваш критик. Само совершенство, практически идеал человека, – вы как плевок мне в лицо. Вы тыкаете меня носом в мои недостатки, и поэтому я боюсь вас. Но всё равно хочу превзойти.
– Наоэ...
– Да, вы мне нравитесь, – бесцветный голос, безучастное лицо. – Да, я вас люблю.
Слова Наоэ, сказанные механически, словно речь шла вовсе не о нём, привели Такаю в глубокое замешательство.
– Ну и что... Что мне с этим делать?
– Ничего не делать.
– Интересно...
Такая не понимал, как можно признаваться в любви таким неживым голосом. Произнесённые Наоэ слова казались фальшивкой, притворством... Принять их за чистую монету, или искать скрытый смысл? Такая больше не знал, где правда, а где ложь.
– За кого ты меня принимаешь?
Он почувствовал отвращение к себе – за то, что позволяет Наоэ так легко морочить себе голову. От досады на глазах выступили слезы. Снова...
– Ты думаешь, я ни на что не годен. Не способен облегчить твои страдания... Ты с самого начала решил, что я ничем не смогу тебе помочь!
– А вы можете? – спросил Наоэ тихо. – Тогда согласны ли вы со мной переспать?
Такая поперхнулся.
– Впустить меня в себя, как женщина...
– Ты...
– Это позволит мне какое-то время не чувствовать боли – вот и всё, что вы можете для меня сделать. Согласны ли вы стать инструментом? Раздеться и лечь под меня, и принять на всю длину, и кричать от радости, пока я буду иметь вас?
Ужас отразился на лице Такаи. Он распахнул глаза и замер, чувствуя, как липкий пот стекает по спине.
– Ты... хочешь... меня...
Наоэ смерил побледневшего Такаю безразличным взглядом.
– Не можете, – припечатал он и сощурился. – Куда уж вам... Спасти? Избавить от страданий? Вы даже не в состоянии обеспечить мне обезболивающее – лучше уж молчите, если не можете ответить за свои слова. Вот он, ваш недостаток: вы слишком много на себя берёте.
– Неправда...
– Я ничего от вас не жду. Я знаю, вы ради меня под пули не броситесь. Я никогда не увижу от вас ни самопожертвования, ни самоотдачи, – потому что вы всю жизнь любили только себя, и будете любить до конца дней.
Такая затряс головой. Он не находил нужных слов, но не желал соглашаться, поэтому молча мотал головой.
– Не согласны? Тогда сделайте, что я сказал.
– Вот видите – ничего вы не можете.
Такая дрожал от злости и бессилия. Он хотел найти какой-нибудь достойный ответ и бросить в лицо этому бесчестному человеку, лишившему его самой возможности возражать. Хотел уязвить этого труса, спокойно обличающего его беспомощность, придумать что-нибудь в отместку ему. Но что бы он ни сказал сейчас, на Наоэ это вряд ли подействует. Потому что Наоэ больше чем наполовину прав. Отдаться мужчине? Настолько ужасно, что и речи быть не может. Как бы близок тебе он ни был… Нет, чем ближе, тем хуже. Для Такаи это совершенно немыслимо. Он попросту испугался, осознав, какими глазами смотрит на него человек, которому он бесхитростно доверял. Нечистыми, жаждущими глазами... Эта истина повергла его в шок.
Но Наоэ – Наоэ всё понимал. Он знал, что Такая его отвергнет. «Ничего не поделаешь» – как тяжело было слышать это из его уст. Человек, который его защищает... Человек, чью боль он так хочет прогнать – и не может... Слышать от него этот вердикт, видеть это бесстрастное лицо, лишённое какой бы то ни было надежды, было так обидно... настолько обидно, что...
– Почему вы плачете? – тихо спросил Наоэ, и Такая только сейчас заметил, что его лицо мокро от слёз.
– Вам меня жалко?
– ...нет...
– Тогда, быть может, вам жалко себя?
Такая дрожал. Такая кусал губы. Потом он пригвоздил Наоэ взглядом и свозь зубы пробормотал:
– Ты хочешь не меня.
– Такая-сан...
– Ты хочешь Кагэтору!
Выкрикнув последние слова ему в лицо, Такая зашагал в сторону пирса, ни разу не оглянувшись. Наоэ смотрел, как он уходит, обхватив себя руками за плечи, словно защищаясь от холода.
Он ни разу не оглянулся.

---------------------------------------

Том 8, эпилог (отрывок 1)

***

– Татибана-сан! – позвала Майко, выйдя следом за Наоэ в коридор. Он собирался сделать телефонный звонок, но остановился, не дойдя до лестницы.
– У меня к вам небольшой разговор… Выслушайте, пожалуйста.
Наоэ сперва недоумённо нахмурился, а потом спокойно сказал:
– Конечно, я вас слушаю.
Майко помолчала, словно не зная, с чего начать. Наконец, она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
– То, что вы сейчас сказали Синье… Мне захотелось сказать то же самое вам.
Улыбка медленно сползла с его губ.
– Пожалуйста, не сдавайтесь, – серьёзно повторила Майко те самые слова, что Наоэ говорил минуту назад. – Как бы ни было тяжело, не опускайте руки… Даже если самый дорогой вам человек – это ваш крест…
– Асаока-сан…
Наоэ собрался сказать, что не понимает, о чём речь, но вдруг его осенило: Майко имеет в виду его и Такаю. Теперь пришёл его черёд подыскивать слова. Майко смотрела на него в упор, подняв голову и прижав к груди сжатые кулаки.
– Я люблю вас.
Наоэ застыл, как громом поражённый, но девушка не стала дожидаться его ответа.
– Я волнуюсь за вас. Мне больно смотреть, как вы мучаетесь. Я знаю, что ничем не могу помочь, но мне всё равно больно – ведь вы столько значите для меня…
Наоэ уставился на неё в немом изумлении. Майко продолжала, широко раскрыв свои большие глаза.
– Когда вы рядом с ним, вы кажетесь таким подавленным… Почему вы настолько не цените себя? Вы же всё понимаете… Понимаете, что не можете уйти – не хотите уходить… – Наоэ молчал. – Даже если тот, кого вы любите, заставляет вас страдать – не зацикливайтесь на этом. Не отталкивайте его от себя, иначе потом пожалеете.
Наоэ смотрел на неё сверху вниз, и от этого взгляда у Майко защемило в груди; она закусила губу и, не выдержав, опустила глаза.
– Извините, что лезу со своими советами… Но я правда вас люблю, очень-очень… Я на самом деле так злюсь, так ревную – вот какая я плохая… Но я не обманываю вас. Потому что мне кажется, я понимаю ваши чувства.
– Мои чувства?.. – повторил Наоэ.
– Он очень красив. Мужчина, женщина – не в этом дело… Он просто притягивает к себе, так, что даже голову теряешь…
Майко умолкла, заметив боль, промелькнувшую в глубине его зрачков. Её кулаки задрожали, и она, не справившись с собой, резко вскинула глаза. В глазах стояли слёзы.
– Эгоист – вот он кто!.. Потому что нечестно!.. Вы так его любите, так любите, что сами от этого страдаете, а он – думает только о себе, неужели он не понимает, какое счастье ему досталось?!
– Асаока-сан…
– Другие всё бы отдали ради вашей любви, но не имеют даже надежды, а он… хорошо устроился, ничего не скажешь!..
Майко уже всхлипывала вовсю, когда рука Наоэ легко коснулась её щеки. Девушка вздрогнула от неожиданности и подняла голову, повинуясь движению его пальцев.
– Татибана-сан…
Наоэ заглянул ей в глаза – открыто и прямо, чтобы успокоить, – и покачал головой, не соглашаясь.
– Не говорите о нём плохо…
Но лицо у него при этом было такое, что жалко смотреть.
– Скажите… Вы в самом деле его любите? По-настоящему любите?
Наоэ улыбнулся. Майко спросила, цепляясь за последнюю соломинку:
– Несмотря на то, что он мужчина?
Наоэ не говорил ни да, ни нет, но улыбка, которая блуждала сейчас на его губах, предназначалась не ей. Девушку пронзило острое желание присвоить эту улыбку себе навечно, и у неё снова защипало в глазах.
– Обещайте мне, – сказала она, глядя в пол, – обещайте, что не будете бежать. Обещайте, что будете счастливы. И если он единственный, кто способен сделать вас счастливым, – Майко подняла лицо, не вытирая слёз, – будьте с ним.
Наоэ перестал улыбаться, снова становясь бесстрастным.
– Я буду с ним, – сказал он, – до самой своей смерти… да нет, и после смерти тоже. Я не оставлю его, я буду его любить… – Наоэ медленно прикрыл глаза. – И однажды я буду с ним счастлив.
Майко посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Милое её сердцу лицо… Это был, без сомнения, первый и последний раз, когда она видит его так близко – жаль, перед глазами всё расплывается от слёз… «Вот и хорошо, вот и ладно» – говорила она себе, но какая-то часть её возмущалась, что вовсе ничего и не ладно, и, пытаясь заглушить этот внутренний голос, она снова обратилась к Наоэ:
– Не забывайте этих слов.
– Асаока-сан…
– Вам, из всех людей, я желаю счастья. Так что, пожалуйста, не забывайте этих слов.

------------------------------------

Том 8, эпилог (отрывок 2)

***

На озере Тюзэндзико вечер вступил в свои права. Мелкие волны мягко ударялись о берег, закатное солнце красило золотом сверкающую гладь воды.
Такая сам вызвал Наоэ на этот причал – сказал, что хочет услышать его доклад. В ветреном воздухе уже чувствовалось дыхание осени, и одна тонкая рубашка, пусть и с длинным рукавом, не спасала от прохлады. Словно в попытке согреться, Такая поднёс руку к распахнутому вороту, ладонью прикрывая горло; чуть великоватая рубашка раздувалась на ветру.
Наоэ остановился позади Такаи, замершего на краю пирса, – тот, не оборачиваясь, следил за скольжением прогулочных корабликов по поверхности воды, – и молча уставился ему в спину.
Докладывать было особо не о чем, это уже сделали Аяко и Чиаки. Наоэ изложил пару незначительных деталей, и никакой реакции не получил – ни слова, ни кивка. Такая слушал спиной.
– Конец доклада, – коротко подытожил Наоэ. – Какие-нибудь вопросы?..
И снова Такая не обернулся, только зажмурился, опустив лицо; ветер, коснувшись его плеч, мгновением спустя взъерошил волосы на голове Наоэ. На минуту воцарилась тишина, а потом Наоэ сказал:
– Если вопросов нет, я пойду. – Такая вздрогнул и распахнул глаза. – Попросите Нагахидэ отвезти вас в Мацумото. Ваш отец и Мия-сан сильно волнуются – поезжайте скорее домой, пусть увидят, что с вами всё в порядке… Ну, всего доброго.
Низко поклонившись, Наоэ зашагал обратно, и тут Такая впервые за всё это время раскрыл рот.
– Наоэ.
Наоэ остановился и обернулся, только затем, чтобы снова упереться взглядом в его спину. Позвать позвал, но говорить ничего не собирается – впрочем, смысл этого молчания был понятен и так. Несколько минут Наоэ разглядывал силуэт своего господина, а потом заговорил.
– Вам пришлось убить тех, кто приходились вам родичами – догадываюсь, чего вам это стоило и восхищаюсь вами за то, что вы это сделали. Надеюсь, вы и впредь будете также непоколебимы в исполнении долга.
«Я не это хотел от тебя услышать», – мысленно возразил Такая. Его опущенные плечи слегка подрагивали, словно от сдерживаемой злости. Наоэ знал, что Такая ждёт от него слов утешения, но специально их не произносил. Не выдержав, Такая набрал воздуха в лёгкие, но Наоэ его опередил:
– Не ждите, что я вас пожалею.
Такая вскинул голову.
– Вы сделали то, что должны были сделать – только и всего. Слишком пустячный повод, чтобы требовать сочувствия…
– Почему ты так себя ведёшь?!
– Если вам нужно утешение, вы можете найти его в моих объятиях.
Такая дёрнулся, а Наоэ ледяным тоном продолжал:
– О, это будет приятно – достаточно для того, чтобы позабыть об угрызениях совести. Стоит лишь перетерпеть боль, и ваше гибкое тело познает новое наслаждение – принимать. Вы станете моим рабом, вы не сможете без меня обходиться. Я буду нужен вам как инструмент для получения удовольствия…
Такая в ярости обернулся.
– Сердитесь?
Он сердился настолько, что не мог придумать ответ. Наоэ недобро сощурился.
– В моих словах, – бросил он в тишину между всплесками волн, – не было лжи…
Такая напрягся. Наоэ сделал вид, что не заметил.
– Я люблю вас. Мне неважно, мужчина вы или женщина, я буду любить вас всегда. И я хочу вас – ваше тело и душу, хочу владеть вами полностью, безраздельно…
Такая стоял, затаив дыхание; его прижатые к груди пальцы впились в плоть. Он не мог определить, было ли искренним это безучастное признание. То, как Наоэ произнёс его – отстранённо, словно речь шла о далёком прошлом, – контрастировало со смыслом слов. Так что же это, правда или какая-то хитрая игра? Вопрос оставался без ответа, и Такая, раздражённый донельзя, снова повернулся к Наоэ спиной. После минутного молчания Наоэ торопливо заговорил.
– Я не стану спрашивать, что вы обо мне подумали. Не желаете меня видеть – воля ваша, но работа есть работа, и я продолжу её выполнять. Я буду поблизости в качестве помощника и подчинённого, но не стану вмешиваться в вашу жизнь. – Такая не отвечал. – Что касается Юзуру-сана… К этому делу нужно подходить со всей осторожностью. Проблема серьёзная сама по себе, даже если отставить в сторону чувства… Надеюсь, вам удастся решить её наиболее безболезненным способом, но, пожалуйста – будьте бдительны.
Такая, закусив губу, смотрел прямо перед собой. Сзади его фигура выглядела очень одиноко… Гуляющий над озером ветер пробирался под одежду, отнимая тепло. Наоэ снял пиджак, подошёл к Такае вплотную и накинул пиджак ему на плечи.
– Берегите себя, – прошептал он у него над ухом. – Желаю благополучно добраться домой… – Тут его голос потяжелел и он закончил, словно подводя черту: – Всего доброго.
Наоэ развернулся и направился к берегу, теперь уже не останавливаясь – да и Такая не стал окликать его во второй раз. Уставившись в одну точку на поверхности воды, он прислушивался к удаляющимся шагам, не в силах обернуться – настолько боялся увидеть повёрнутую к нему спину.
Наконец, звук шагов окончательно стих, а Такая так и не смог пошевелиться.

@темы: перевод, канон

---

[Галатея Говарда]

Кагетора в моем (скажем честно подсмотренным где-то) исполнении=)

@темы: фанарт

---

"Зеркало победителя" глава 9 (целиком)

[Katinka]

ЗВЕРЬ В ЗЕРКАЛЕ

– Такая-сан пропал?!
Наоэ стоял в вестибюле гостиницы, у телефона-автомата, и кричал в трубку:
– Что с ним случилось, Харуиэ? Как это произошло?!
Дело было вечером, в рёкане Майко, на берегу озера Тюзэндзико, где Наоэ ночевал со вчерашнего дня. Аяко на том конце провода казалась растерянной. Наоэ застал её дома, в Йокогаме – он позвонил, надеясь на помощь в расследовании инцидента с цуцугой, и был совершенно не готов к тому, что услышал от неё: о происшествии в замке Нэрима, о том, что Такая ушёл один и до сих пор не вернулся в Мацумото. Наоэ сам не заметил, как начал грубить – почему оставили без присмотра, как посмели уехать, не разыскав… На Аяко посыпался такой шквал упрёков и обвинений, что она возмутилась:
– Нечего на меня кричать! Кто бы говорил вообще… Сам-то ты где был? Присматривать за Кагеторой – твоя работа.
Наоэ распахнул глаза.
– Не знаю, что между вами произошло, но ты должен быть с ним, тебе нельзя от него уходить! Что ты вообще делаешь в Никко?! Как ты посмел оставить Кагетору, когда он в таком состоянии?!
Наоэ нахмурился и замолчал.
Аяко разозлили его нападки, – ведь вины Наоэ в случившемся было ничуть не меньше, – поэтому она и сорвалась, хотя относилась к происходящему с большей долей сочувствия, чем Чиаки. Она беспокоилась о Наоэ всё это время. Его терзания подчас раздражали, но, догадываясь, что он должен чувствовать, Аяко держала свои соображения при себе. Сейчас же Наоэ вдруг показался ей просто эгоистом. Её голос начал срываться:
– У тебя есть Кагетора! Что бы ты там ни говорил – он есть у тебя, здесь и сейчас, самый важный, самый дорогой человек… А ты – просто дурак, потому что в конце не остаётся ничего, кроме желания быть рядом!
– Харуиэ…
– Хватит маяться дурью! Ты ведь любишь его? Любишь, больше всего на свете! И не надо мне говорить, что это безнадёжно – это неправда! Поэтому не смей, никогда больше не смей его отпускать! Ни на минуту, ни на секунду! Всё время, что у тебя есть – будь с ним! – под конец она уже кричала, в её голосе слышались слёзы.
– Почему ты плачешь, Харуиэ?
– Просто так!.. Жалко смотреть на такого дурака! Я вот двести лет жду, и всё никак не дождусь, а если и дождусь однажды… Я даже не уверена, узнаю его или нет!.. Дурак ты, дурак…
Наоэ помолчал. Аяко говорила о своем возлюбленном, с которым рассталась двести лет назад. Слушая её рыдания на том конце провода, теперь уже Наоэ не знал, что делать.
– Ладно, успокойся. Я понял…
– Да ничего ты не понял!.. Он у тебя есть!.. Ты должен быть счастлив одним этим!.. Ничего ты не понял!..
Она была на грани истерики. «Со стороны наш разговор выглядит, как семейная ссора», – подумал Наоэ и кисло улыбнулся.
– Успокойся. Извини, что заставил тебя волноваться…
– Если тебе действительно жаль, отправляйся искать Кагетору, быстро. Он может говорить что угодно, но всё равно будет тебя ждать – он и тогда ждал… Несмотря на всё, что было с Минако, Кагеторе нужен ты.
Улыбка слетела с лица Наоэ. Он нахмурился и прикрыл глаза.
– Хорошо, если так.
– Не отпускай его, Наоэ, не оставляй больше одного. Не ради него – ради себя.
«Ради себя?» – прошептал он одними губами и усмехнулся.
Вот уж нет. Как раз невозможность уйти от этого деспота, от этого одному ему посланного диктатора, и причиняет столько боли – ничего, кроме боли…
«Положить всему конец… Я же именно так собирался поступить?..»
Наоэ переспрашивал себя, проверяя твёрдость своих намерений. Пришло время поставить точку в четырёхсотлетней истории под названием жизнь. Нынешняя битва станет итогом: они подведут черту и подсчитают очки. Это будет битва не ради «завтра», это будет битва ради конца. Он так решил.
День, когда с Усобицей Духов будет покончено, станет для Наоэ последним днём; его личность сотрётся, и он навсегда распрощается с Кагеторой. Такую он нашёл лазейку, таким способом задумал сбежать от боли и тяжести любви к одному-единственному человеку. Если не можешь уйти от него самого – значит, нужно просто отбросить себя.
«Распрощаться со всем…»
С Усобицей Духов будет покончено. До тех пор он будет жить, но это просто отсрочка, которую он сам решил себе позволить. Боль, в сущности, не так уж сильна по сравнению с тем, что пришлось вынести за четыреста лет… Потом наступит час расплаты. Он подведёт итог всему, что пережито рядом с Кагеторой: собственным чувствам, тому, что случилось с Минако, тому, в чём он виноват… Он расплатится за всё, а потом…
«Потом я буду свободен.»
От этой невольной тирании… Свободен от него.
– Наоэ?.. Что случилось, почему ты молчишь?.. – голос Аяко, снова встревоженный, вернул его к действительности. Невесело улыбнувшись краешком рта, он ответил:
– Да так, ничего.
Пообещав, что сам позвонит Такае домой, и рассказав Аяко свои собственные новости, Наоэ прервал связь. Аяко так и не догадалась о том, какое решение он в действительности принял. Он очень хорошо притворялся.
Наоэ положил трубку на рычаг и обернулся, почувствовав сзади чьё-то присутствие. Это оказалась Майко – он не заметил, как она подошла.
– Асаока-сан…
– Вы говорили с женщиной?
Наоэ удивился: ему почудилось, что изящные черты Майко на миг исказились злостью. Но девушка, кажется, и сама это заметила, и быстро прогнала с лица несвойственное ей выражение.
– Я пришла сказать, что ужин готов, но вас не было в комнате… А вам разве можно ходить?
– Боль заметно поутихла… Как-нибудь продержусь.
Майко виновато потупилась. Рана, полученная Наоэ в схватке с цуцугой, оказалась неожиданно серьёзной. Даже медицинская помощь не спасла его от лихорадки – температура поднялась, и он не смог ехать домой, пришлось остановиться в рёкане Майко. Прошла ночь, жар не спал, и Катакура Кодзюро отправился на поиски информации один, пообещав постоянно быть на связи.
А ситуация за прошедший день снова ухудшилась. С утра тройка священных деревьев в святилище Футарасан украсилась ещё одним человеческим лицом: оно появилось на левом стволе от центра, примерно на том же уровне, что и лицо Синьи, и принадлежало вчерашней жертве цуцуги – «самоубийце» с водопада Кэгон. Кроме того, в окрестностях Никко стали замечать и другие деревья суги с человеческими лицами на стволах. Не такими отчётливыми, но всё же…
Услышав об этом от Косаки, Кодзюро снова поехал в святилище Футарасан, потом на водопад, чтобы побольше разузнать о второй жертве. Наоэ тоже порывался участвовать, но Кодзюро и Майко уговорили его остаться в гостинице, восстанавливать силы… Впрочем, теперь его вынужденному отдыху настал конец.
– Я не вправе больше вас обременять – да и нельзя мне сидеть без дела, у вашего брата осталось не так много времени… Завтра я уеду.
– Пожалуйста, не делайте глупостей! – вскинулась Майко. – Из-за меня… из-за моего брата вы оказались ранены, я не знаю, как перед вами извиняться!.. Если с вами случится что-то непоправимое…
– Вы преувеличиваете опасность.
– Нет! – Майко поколебалась, как будто следующие слова требовали от неё усилия, но потом всё же сказала, глядя Наоэ прямо в глаза:
– Если с вами что-нибудь случится, я… я не знаю, как я буду…
Тот, кажется, догадался.
– Асаока-сан…
Она была красива. Когда красивая женщина смотрит на мужчину таким отчаянным взглядом, у него мутится в голове, пусть женщина, на самом деле, и не думает соблазнять… Наоэ улыбнулся. Он понял, что сам близок к опасной черте; теперь, когда Майко так искренне выразила свои чувства, он мог бы прямо здесь заключить её в объятия…
«Если бы в моём сердце не было его.»
Наоэ улыбался, а Майко гадала, что же стоит за этой улыбкой. Ей захотелось прикоснуться к горячему пламени, которое этот человек носил в себе, под оболочкой спокойной сдержанности – невидимое снаружи, оно ярко горело внутри; так подсказывало её женское чутьё.
– Спасибо, – ответил мужчина… и улыбнулся опять. «Я хочу узнать тебя по-настоящему, я не боюсь обжечься!..» – мысленно взывала к нему Майко, но в том, что означала его улыбка на этот раз, невозможно было усомниться. Он был ласков с ней, как со всеми остальными, безразличными ему людьми – а не так, как бывают ласковы с единственным.
– Я понимаю… – девушка опустила голову, пытаясь не расплакаться. – Так я и думала… Но…
Она закрыла лицо руками. Наоэ посмотрел на неё растерянно и сказал:
– Вечно я довожу вас до слёз…
«Вот именно!» – подумала Майко, прислушиваясь к его спокойному голосу, и несколько раз всхлипнула. Возможно, этим невольным кокетством она надеялась хоть чуточку привлечь мужчину к себе.
Наоэ, бесспорно, видел в ней женщину, – а ещё он видел, что для неё это не игра, и не хотел пользоваться ей как инструментом, чтобы облегчить собственную боль. Майко бы не возражала, – хоть инструментом, хоть на час, – но Наоэ пожалел её, как ребёнка, предпочтя отвергнуть, но не ранить зря.
– Наверное, она во всех отношениях прекрасна… – пробормотала Майко, вытерла слёзы и через силу улыбнулась. – Интересно, что это за человек, который «стоит того»?...
– Если вам доведётся встретиться, вы поймёте, – улыбнулся Наоэ в ответ, – что он определённо того стоит… – и опустил глаза, как показалось Майко, чуть печально.
– Я догадываюсь, – теперь девушка смотрела на него оценивающе. – Наверняка этот кто-то твёрд духом, решителен… холоден, но любит участие, груб, но настолько красив, что невозможно оторвать взгляд, а ещё… – она помолчала, – …это безответная любовь.
Наоэ изумился до глубины души. Вот тебе и женская интуиция… Раз её брат предсказывает будущее, может, Майко умеет видеть людей насквозь?
Наоэ вспомнил взгляд Кагеторы – острый, пронзающий насквозь…
– Это нечестная любовь, – его губы снова растянулись в усмешке. – Настолько нечестная, что ей совершенно невозможно сопротивляться…
– Есть будете у себя в комнате? – спросила Майко тоном заботливой матери. Она полностью пришла в себя. – Звонил Катакура-сан, со станции Никко. Я думаю, он уже скоро приедет, но вы, наверное, проголодались… Начнёте без него?
– Нет, я подожду. Не люблю есть в одиночестве…
«Я тоже!» – собиралась сказать Майко, но вовремя спохватилась. Наверняка у них были свои дела, в которые они не хотели её посвящать. Сославшись на хозяйственные заботы, девушка зашагала в сторону кухни.
– Ещё увидимся! – бросил Наоэ ей вслед, а когда она скрылась из вида, полез в карман за сигаретами, достал одну и прикурил, привалившись спиной к стене.
«Безответная любовь?.. Ха-ха.»
Если это чувство, забитое в колодки власти и верности, можно было назвать любовью – то да, она была безответной. Но только потому, что ответа вообще нельзя было просить.
«Извращённая жажда завоевания – вот что это такое.»
Разве он хотел быть любимым? Нет, он хотел захватить, получить в единоличное пользование. Поводок на своей шее он ошибочно принимал за проявление любви, и радовался ему, и ждал с одинаковой силой и кнута, и пряника – тогда как в другой части его души крепло иное желание: устроить переворот, скинуть поводок и надеть на бывшего хозяина, полностью подчинив его себе.
Никакая это не любовь. Наоэ не любил Кагетору по-человечески, и не рассчитывал, что Кагетора будет любить его так… Даже не хотел этого, наверное.
«Не более чем столкновение двух разнонаправленных сил…»
Наоэ перестал понимать, что есть истинная любовь. Свою он таковой не считал – возможно, потому и не предпринимал ничего, чтобы действительно завоевать Кагетору. Решил, что ему нужно от него только тело…
Не любовь, а выкидыш больного сознания. Иллюзия. Самообман. Подделка.
«Это и есть истина.»
Потушив сигарету, он зашагал вверх по лестнице на второй этаж, к своей комнате. Лестница этого старого здания в европейском стиле была внушительной, деревянной, выстланной красным ковром. На площадке между этажами висело старинное зеркало – увидев себя в нём, Наоэ ужаснулся тому, каким жалким он выглядит, и его губы скривились в циничной усмешке.
И тут его как будто кто-то позвал; вскинув глаза, он увидел в зеркале, за своей спиной, чью-то тень.
Наоэ удивлённо обернулся. Сзади, разумеется, никого не было. Он снова посмотрел в зеркало – и остолбенел.
«Что?!»
Нет, наверняка показалось… Наоэ прильнул к зеркальной поверхности; там, за его спиной отражался Такая.
– Такая-сан!..
Он протёр глаза, ещё раз обернулся... Никого не было – да и откуда? Наоэ замер в растерянности. Ему не мерещилось – Такая действительно стоял там!
– Такая-сан!.. Почему?..
Он вспомнил слова Майко: «Я вижу своего брата в зеркале!..» Разве не то же самое сейчас происходит с ним? Но почему Такая?..
– Кагетора-сама! – позвал Наоэ своего господина. – Что произошло? Что вы там делаете?!
Такая смотрел на него неотрывно, но ничего не отвечал. Наоэ потянулся к нему – только чтобы встретиться рукой с собственным отражением; коснуться фигуры в зеркале он не мог.
– Что случилось?! – он со всей силы ударил кулаком по стеклу. Трещина пришлась на то место, где у Такаи было сердце. Испугавшись, Наоэ отдёрнул руку, и в этот момент на него нахлынуло яркое видение.
Никаких слов, просто картинка, послание от Такаи к нему. Он потрясённо прижал руку ко рту.
«Кагетора-сама…»
Иллюзорная рана у Такаи на груди сочилась кровью. Наоэ окаменел, даже перестал дышать.
«Не может этого быть…»
Он смотрел на своего господина, запертого в зеркале, чувствуя, как краска сходит с лица – не в силах что-либо сказать, не в силах пошевелиться… Просто стоял и смотрел.



Конец 6 тома

@темы: перевод, канон

---

"Зеркало победителя", глава 8

[Katinka]

РОДНОЕ МОРЕ

Солнце начало клониться к западу, когда прямая дорога из центра привела их, наконец, в Одавару. Они остановились у замка и вышли из машины, чтобы тут же попасть под жаркие солнечные лучи.
Стены цитадели белели на фоне яркого синего неба. Усыпанная гравием дорожка перешла в каменную лестницу. Взобравшись по ней, они миновали Врата Вечной Зелени (1), за которыми возвышалась бетонная башня реконструированного замка Одавара.
Такая остановился, молча глядя на башню снизу вверх. Во дворе замка, превращённом в парк, располагался небольшой зверинец со слонами, львами, и прочей живностью, что являло взору довольно странную картину. Мужчина купил билеты в кассе и, не дожидаясь своего попутчика, направился ко входу в башню, внутри которой была выставлена экспозиция по истории замка. Такая последовал за ним.
Даже не взглянув на экспонаты, мужчина, сжимая в правой руке уже знакомый Такае дипломат, поднялся по лестнице на самый верх.
Со смотровой площадки виднелось море. Город Одавара раскинулся на его берегу, окружённый сзади горными цепями Хаконэ и Танзавы. Такая, по-прежнему молчаливый, зачарованно смотрел на простиравшийся вокруг пейзаж, его лицо внезапно лишилось всех эмоций.
– Вон там гора Исигаки, где разбил свой лагерь Тоётоми Хидэёси (2), – сказал мужчина, глядя на пологий склон с юго-западной стороны.
Укрепление на горе Исигаки, заложенное Хидэёси при осаде Одавары, было известно в народе как «Замок за одну ночь» (3). Действительно, оттуда цитадель Ходзё должна просматриваться, как на ладони…
Знаменитая осада Одавары, начавшаяся весной 1590 года, имела целью проучить непослушных Ходзё Удзимасу и Удзинао, отца с сыном, которые отказались подчиняться Хидэёси. Даймё всех провинций прислали войска в доказательство своей преданности регенту, и даже Датэ Масамунэ, до последнего тянувший с ответом, в конце концов явился к Хидэёси на поклон.
Перед лицом огромной армии числом в 220 тысяч Ходзё сначала решили держать оборону, но потом сдались. В качестве наказания Хидэёси велел Удзимасе и его младшему брату Удзитэру совершить сэппуку, что они и сделали в июле месяце.
– И всё же, Одавара была самой неприступной крепостью в стране. Её осаждали и Уэсуги Кэнсин, и Такэда Сингэн, оба понесли большие потери, но так и не смогли взять. В конце концов, Ходзё склонились перед Хидэёси, потому что он задавил их числом, но сам замок ни разу не был взят штурмом. Лучший замок в Канто.
Такая молчал, хотя мужчина, похоже, и не ждал от него ответа. С обзорной площадки было видно всё, но Такаю не занимали горы; он смотрел на сверкающие под солнцем воды залива Сагами, ловя лицом долетающий с моря ветерок.
– Это – гордость клана Ходзё, – продолжал мужчина у него за спиной, – дом для всех, в ком течёт их кровь, прибежище их душ… Родина.
Ветер дул с моря. Снизу поднялась экскурсионная группа, но громкие голоса туристов не достигали двоих попутчиков, словно те перенеслись в иное измерение, оказавшись отрезанными от окружающей суеты.
Такая смотрел вдаль, не шевелясь. Мужчина тихо стоял рядом, и по его виду было непонятно, догадывается ли он о том, что происходит в сердце юноши.
Залив Сагами сиял в солнечных лучах. Лёгкий запах моря, доносимый горячим ветром, пробуждал дремлющую глубоко память о давних временах. Спокойный шум прибоя… На востоке виднеются очертания полуострова Миура, на западе – полуострова Маназуру, а в ясные дни даже полуостров Изу можно разглядеть. Не самый драматический пейзаж, похожий на сотни других пейзажей… Но Такая знал его.
Это была картина изначального, её отпечаток Такая всё время носил в себе. Изображение ложилось на сетчатку его глаз, взывая к похороненным воспоминаниям. Далёкие голоса людей, похожие на мягкий шёпот волн, пробивались сквозь толщу лет, с самого дна души. Мужчина, глядевший ему в спину, опустил голову, а потом, словно следуя за течением его чувств, снова перевёл взгляд на море.
Со времён Ходзё Соуна, который основал род, и на протяжении последующих пяти поколений Одавара была главной крепостью Подзних Ходзё (4), одного из сильнейших феодальных кланов в Канто. Она и по сей день оставалась крупным городом западной Канагавы (5), богатым историей, сохранившим атмосферу эпохи Эдо, когда поселение – первое по величине среди пятидесяти трёх станций Токайдо (6) – переживало свой расцвет.
Замок Одавара, перенесший во дни усобиц множество нападений со стороны соседей, – Такэды Сингэна из провинции Кай и Уэсуги Кэнсина из провинции Этиго, – тем не менее выстоял, заслужив славу неприступной крепости, и теперь поток туристов не прекращался здесь круглый год.
Такая всё молчал. В какой-то момент простирающееся перед глазами широкое море напомнило ему об отце.
Отцовский голос… Слишком далёкий, слишком глубокий, неразличимый… Нет, то не был голос его нынешнего отца, хотя сам Такая не отдавал себе в этом отчёта. Что-то бесконечно большое, родное, вызывающее почтительный страх… Такая не понимал, откуда в нём эти чувства, не осознавал умом, но душа – душа знала, о ком напоминает море, отражающееся сейчас в его зрачках: о родном отце Сабуро Кагеторы, Ходзё Удзиясу.

Вдоль побережья Одавары тянулись параллельно друг другу две автомагистрали: Западно-сёнанский объездной путь и государственное шоссе №1. Для прогулки на машине – в самый раз, но если встать на берегу, то дороги закрывали собой горы, отчего пейзаж получался несколько ущербным.
Они ушли из замка, когда солнце уже садилось, прошли пешком минут пятнадцать и оказались на пляже Миюки. Мерно вздыхающее море на закате стало ещё красивее. Такая повернулся лицом к воде, обхватил себя руками за плечи и закрыл глаза, позволив ветру играть своими волосами. Мужчина больше не заговаривал с ним, только следил взглядом, держась немного позади.
Сколько они простояли так, в молчании?.. Над пляжем сгустились сумерки, едущие по дороге машины начали постепенно включать фары, когда Такая, дождавшись тишины между всплесками волн, наконец, сказал:
– Ну, и что теперь?
Мужчина чуть повёл глазами, а Такая, не оборачиваясь, продолжил:
– Чего вы от меня хотите? Ты не поленился привести меня сюда, вряд ли ты собираешься меня так просто отпустить – не настолько вы великодушны… Я для вас слишком опасен, моя свобода может однажды стоить вам жизни… Разве нет?
Мужчина и бровью не повёл. Такая уже догадывался, кем он был и зачем привёз его в Одавару… Впрочем, не его; мужчину интересовал не Оги Такая, а Сабуро Кагетора.
– Вернись, – в конце концов проговорил его спутник. – Вернись к нам, Сабуро…
– Вернуться?.. – эхом отозвался Такая, будто пробуя слово на вкус.
– Здесь твоя родина. Четыреста лет назад тебя отдали в Этиго, ты так и умер на чужбине, ни разу не увидев больше Одавары… Неужели тебе не хотелось вернуться в отчий дом?
Такаю обступили воспоминания. В тот далёкий день в пылающем замке Самэгао, когда он понял, что всему настал конец… Какой мираж, какое видение промелькнуло перед его мысленным взором, даря покой отчаявшейся душе?.. Морские просторы Сагами. Пережив смуту, поражение, гибель множества людей, напоследок он видел родное море.
Приставив лезвие к своей плоти, он, должно быть, уповал на возвращение. Он выбрал смерть не ради Чистой Земли, а для того, чтобы вернуться на родину, которую только и мог, что хранить в сердце, но которая была для него слаще рая – земля обетованная, где исчезнет всякое страдание.
«Хочу вернуться…»
Это желание никуда не делось за четыреста лет. Став перерождённым, он несколько раз попадал в Одавару, и с каждым разом убеждался в том, что его родины больше нет – есть похожее с виду, но совершенно другое место. Он не смог бы объяснить, почему так чувствует, но знал наверняка: теперь ему до скончания веков некуда возвращаться. Дом так и остался – в сердце. Он лишился своего пристанища, так почему же…
– Куда мне прикажешь возвращаться? – пробормотал Такая, глядя себе под ноги. – У меня ничего больше нет…
– К нам, – спокойно ответил мужчина. – У тебя по-прежнему есть семья, в её лоно ты и хотел вернуться… Все тебя ждут. Отец… – тут Такая резко вскинул голову, – отец тоже ждёт твоего возвращения, как ждал четыреста лет назад. Даже будучи тяжело болен, он беспокоился о сыне, которого отослал сначала к Такэда, потом к двоюродному деду, потом к Уэсуги… Он всё время тебя жалел.
Такая молчал.
– Не думай, что ты был для него лишь пешкой в игре. Он дорожил тобой, в душе просил прощения, и помнил о тебе до самого последнего часа…
– Батюшка?.. – Такаю услышанное явно взволновало.
– Да. Он был человеком великой души, но ты ведь и сам знаешь это. Он любил нас, братьев, с одинаковой силой, мы росли, окружённые заботой и строгостью… Сабуро. Ты тоже его сын. Ты Ходзё, как и мы, поэтому возвращайся. Забудь о тяжком, неприглядном прошлом, и возвращайся, наконец, домой.
Такая обернулся. Мужчина посмотрел на него с невыразимой теплотой и повторил:
– Возвращайся…
Такая не знал, как обуздать мечущиеся чувства. Чьё именно это было желание, Кагеторы или Оги Такаи? Сейчас это казалось не важным… То, к чему всегда тянулось его сердце, изголодавшееся по семейному теплу, – тянулось напрасно… Вот чем на самом деле была для него «родина».
Дом, куда он хотел вернуться, всегда был полон любви, безвозмездной любви, которую дарит родство. Мужчина протянул широкую ладонь. Такая шагнул к нему, собираясь сжать эту, без сомнения тёплую, руку… Как вдруг в его мозгу вспыхнул образ.
Белоснежное пространство, и посреди него – человек в белых одеждах монаха-воина, взирающий на Такаю строгим ясным взглядом. Тот, кого называли земным воплощением Бисямон-тэна, кто выходил на поле битвы, чтобы отстаивать высокие идеалы, чьё имя стало синонимом справедливости… Уэсуги Кэнсин.
Кагетора!
Голос прозвучал, как раскат грома, разрывая невидимую нить, протянувшуюся было между ним и мужчиной. Рука Такаи замерла в воздухе.
«Отец!..»
Он отдёрнул руку и сжал её в кулак. Наваждение прошло, теперь в его глазах не было ничего, кроме враждебности.
– Не обольщайся!
Мужчина изменился в лице.
– Я больше не Ходзё, и никакие там Удзиясу меня не интересуют. Единственное, что меня может интересовать, это то… что вы – генералы, участвующие в Усобице Духов.
– Сабуро, что ты такое…
– Не знаю, кем ты был для Кагеторы, и не хочу знать. Вы – духи-генералы, значит моя задача ясна.
Вокруг Такаи возникло свечение, белое на фоне темноты. Глядя, как он накапливает силу, мужчина невольно попятился.
– Что ты делаешь, Сабуро?!
– Изгоняю тебя! Убирайся из этого тела, чьим бы оно ни было… Живо, а то отправишься на тот свет прямо так!
– Сабуро!
– А возвращаться!.. – крикнул Такая, нанося удар, – …я буду не к вам!..
Песок под ногами мужчины с шумом взметнулся вверх. Такая не знал пощады. Всплески энергии следовали один за другим, и порождённый ими ветер поднял в воздух клубы песчаной пыли. Мужчина заслонился щитом, накапливая свою собственную ки, и закричал:
– Остановись, Сабуро!.. Я не враг тебе!..
– Ты дух-генерал, остальное не важно! – Такая подтянул энергию к рукам. – Проваливай на тот свет!
Но выпущенный импульс разбился о ментальный щит; посыпались искры. Прикрыв глаза руками, противники дождались, пока угаснет вспышка, и снова уставились друг на друга.
– Зачем ты это делаешь, Сабуро?! Хочешь убить своего брата?
– Мои братья уже четыреста лет как мертвы!
Такая снова потянулся к силе, аура вокруг его тела заколебалась, подобно живому пламени.
– Я не вернусь к Ходзё! – его пальцы скрестились, чтобы образовать знак.
– Сабуро!
Почувствовав, как Такая пытается нарисовать в уме символ, мужчина инстинктивно нанёс удар, попавший прямо в цель. Такая вскрикнул и отлетел назад, к самой кромке воды. Мужчина схватился за дипломат, быстро раскрыл его и достал деревянную коробку, внутри которой лежал круглый плоский предмет, похожий на тарелку.
Волна набежала и отхлынула; вымокший Такая приподнялся, тяжело дыша, и со злостью уставился на своего противника.
– Значит, ты не поможешь нам, Сабуро? – спросил тот, вцепившись пальцами в непонятный кругляш. Такая не ответил. Даже в темноте было видно, как по лицу мужчины пробежала судорога.
– Не вернёшься?.. Совсем никак?..
– Хватит болтовни! – ладони Такаи налились энергией, и вдруг его ослепило бликом: мужчина сдёрнул тряпку с диска, который сжимал в руках, и Такая понял, что это зеркало. Красное зеркало.
– Смотри сюда, Сабуро!..
– Что?..
Стоило ему встретиться глазами со своим отражением, как из зеркала ударил луч света, пронзил его между бровей, вкрутился в голову; всё вокруг стало белым. Последнее, что видел Такая, прежде чем провалиться в темноту – это свой собственный взгляд. Лишившееся души тело рухнуло на песок и осталось лежать без движения.
Зеркало цуцуги в руках мужчины нагрелось и как будто ожило, засияв красным пульсирующим светом. «Сабуро», – мысленно пробормотал Удзитэру, прижимая зеркало к груди. Душа его брата находилась внутри – ведь это было то самое Зеркало Самки, пожирающее души, украденное на днях из святилища Тосёгу.
– Удзитэру-сама, – раздался сзади чей-то голос. Тот, кому он принадлежал, подошёл незаметно: песок ни разу не скрипнул под его ногами. Удзитэру снова обмотал зеркало шёлковой тряпицей и обернулся.
Стоявший рядом человек был высок и широк в плечах. Его длинные волосы, забранные за спиной в хвост, доставали до пояса, а лицо, не походящее на лица типичных японцев, казалось лишённым всякого выражения.
Мужчину звали Фума-но-Котаро. Он был предводителем клана Фума – синоби из Сагами, служивших под началом Ходзё. Фума славились своей проворностью и жестокостью, другие синоби – и те боялись их, и даймё окрестных провинций жили в страхе перед тайными воинами Ходзё. Их командир считался сильнейшим ниндзя эпохи Усобиц.
– Это ты, Котаро?..
– Вы заперли Сабуро-доно в зеркале?
– Другого не оставалось, он меня едва не изгнал.
Удзитэру поджал губы. Котаро бросил на него вопросительный взгляд:
– Значит, он не согласился?
– А что ты хочешь – он четыреста лет был человеком Уэсуги… К тому же, во время Смуты при Отатэ мы ничем ему не пригодились. Неудивительно, что он держит на нас обиду, – сказал Удзитэру и крепче прижал к себе зеркало.
Ходзё Удзитэру, третий сын третьего главы клана, Ходзё Удзиясу, был хозяином замка Хатиодзи, подчиняющегося Одаваре. Когда разразилась Смута при Отатэ, он направил в помощь Кагеторе войско, которое оказалось перехвачено Такэдой Кацуёри, переметнувшимся на сторону Кагекацу. При мысли о том, что он не оправдал доверия брата и ничем не смог ему помочь, сердце Удзитэру до сих пор переполнялось горечью.
«Выходит, ты ненавидишь меня, Сабуро…»
Цель, которую преследовал Удзитэру, появившись перед Такаей – уговорить его вернуться к Ходзё. Первым Кагетору обнаружил Котаро, следивший за мятежным семейством Тосима из замка Нэрима. Когда Кагетора объявился там, Котаро моментально доложил Удзитэру.
Ходзё и без того были наслышаны о нём. Их привлекала его особая сила, сулившая победу в Усобице Духов, и рано или поздно они собирались заполучить Кагетору себе.
– Что будем делать с телом, Удзитэру-доно? Избавимся, пока не поздно? – деловым тоном осведомился Котаро, подходя к лежащему на песке Такае. – Если сотрудничать Сабуро-доно отказался, то он опасен. Очень опасен. Случись ему прийти в себя – и он создаст нам множество проблем. Я считаю, что его душу лучше держать в зеркале, а тело вообще лишнее.
Секунду Удзитэру колебался, но потом приказал:
– Тело тоже в машину.
– Удзитэру-доно?.. – во взгляде разведчика явственно читался вопрос, но Удзитэру не взял своих слов обратно.
– Я сказал, в машину.
Котаро, не скрывая недоумения, тихим голосом ответил «Слушаюсь», подошёл к Такае и легко поднял его с земли.
– Скажи, Котаро, – спросил Удзитэру. – Как дела у моего брата в Никко? Всё идёт по плану?
– Удзимаса-доно справляется со всем без задержек. Что касается священного дерева в святилище Футарасан, две жертвы для поддерживающих стволов уже были найдены и помещены внутрь.
– То есть, остаётся главное дерево… – Удзитэру поднял тяжёлый взгляд к небесам. – И как с этим?..
– Другая сторона взяла эту задачу на себя. Для главной жертвы не годится никто, кроме того человека… Как только они привезут его, в тот же день в Никко всё будет готово.
– Ах, «они»… – подозрительно нахмурился Удзитэру. – Вижу, мой брат весьма на них полагается, но я не могу столь безоговорочно им доверять… В самом деле, стоило ли поручать этим людям так много?..
– Удзитэру-доно?.. – вопросительно пробормотал Котаро.
– Как бы там ни было, мои дела – в Хаконэ (7). С Никко пусть разбирается старший брат. И всё, что мне осталось – это принести жертву Дереву Стрелы…
Удзитэру опустил взгляд на свои руки, бережно сжимавшие магический предмет. Зеркало цуцуги хорошо поохотилось, душа Кагеторы покоилась в его хищной утробе, и теперь оно рассеивало вокруг слабое сияние. Удзитэру сдвинул брови и повернулся к Котаро:
– Возвращаемся в Хаконэ. Подгони машину.
– Будет сделано.
С сомнением поглядев вслед удаляющемуся Удзитэру, разведчик поудобнее перехватил безжизненное тело Такаи в руках.
Шум волн не смолкал ни на секунду. В небе над заливом Сагами, погрузившимся во тьму, вспыхнула красным светом одинокая звезда.

***

В тот день, первого сентября, Юзуру было не до школы. Когда утром он узнал от Мии, младшей сестры Такаи, что тот до сих пор не вернулся из Токио (они-то с Саори приехали накануне вечером), все другие мысли вылетели у него из головы. Он ушёл из школы до обеда, прогуляв кружок, взял с собой Чиаки и отправился прямиком к Такае домой.
– Ну, что я говорил! – кричал Юзуру. – Нельзя было его оставлять, нельзя было уезжать без него!
Чиаки дулся. Поток обвинений в его адрес не прекращался с самого утра – ведь вчера, когда Юзуру порывался искать Такаю и ничего не желал слушать, именно он утащил его в Мацумото буквально за шкирку.
– Ладно, заткнись уже, Нарита.
– Он на всё способен, когда слетает с тормозов! Если с ним что-нибудь случится, то из-за тебя!
– Блин, достал!.. Ты что, его не знаешь? Пошёл, небось, шататься по Кабукитё, снимать стресс – вот и всё.
Юзуру обернулся так резко и с таким гневным видом, что Чиаки невольно подался назад.
– У тебя совесть есть? Ты виноват.
– Ха! А ты виноват в том, что Кагетора превращается в рохлю – слишком много с ним цацкаешься.
– Цацкаюсь?! Я за него волнуюсь, потому что у него сложный характер!
– Да-да, конечно.
Реплики Чиаки злили Юзуру всё больше и больше.
– Я не понимаю, в чём проблема? Почему ты всё сваливаешь на него? За что ты его так не любишь, чем он тебе не угодил?
– Да всем, дурак! – Чиаки поджал губы. – На него же сейчас смотреть тошно! Сопляк! Обычный дворовый пацан!
– Эй, поосторожнее со словами!
– Тебе, – сказал Чиаки и остро глянул на Юзуру, – этого не понять. Кагетора, на самом деле, ни капли не похож на этого слабака. Он ближе к совершенству, он страшнее… С ним хочется соревноваться…
– Чиаки…
– А вообще, он мне с самого начала не нравился. Подумаешь, сын Удзиясу. Устроился, как у себя дома. Решил, что какой-то там паршивый Ходзё имеет право наследовать Уэсуги Кэнсину!.. Идиот. После первой смерти, когда Кэнсин попросил меня работать под его началом… Я думал, лопну от злости. Тогда мне и в голову не пришло, что это может затянуться на четыреста лет – потому и согласился, – Чиаки раздражённо фыркнул. – Не хотел ему уступать. Я, между, прочим, вассал Уэсуги не в первом поколении, у меня тоже есть гордость. И от Ходзё я немало натерпелся.
– И так ты с тех пор с ним и соперничаешь? Глупо! Четыреста лет уже прошло. Ходзё, Уэсуги… Не всё ли теперь равно?
– Нарываешься? – угрюмо спросил Чиаки.
– А что, скажешь, я не прав? В эпоху Усобиц – ладно, что было, то было, но помнить об этом до сих пор… Не надоело тебе ещё?
Юзуру бил не в бровь, а в глаз. Чиаки не нашёлся, что ответить.
Действительно, вражда между Уэсуги и Ходзё лишь дала толчок. Настоящее чувство соперничества зародилось, когда он стал одним из якш и узнал Кагетору ближе, оценил его способности и человеческие качества. Кагетора вовсе не был ничтожеством, как Нагахидэ когда-то думал. Теперь он и сам частенько кивал головой, признавая: «Да, это сын Удзиясу, одного из трёх героев Канто».
Так протест перерос в желание померяться силой – чем больше он Кагетору уважал, тем больше ему этого хотелось, ибо какой смысл в слабом противнике? Уж если тягаться, то с тем, кто действительно силён, чьи способности ты признаёшь и ценишь. Своим соперником нужно гордиться.
Мало кому случается встретить на жизненном пути истинного соперника. Нагахидэ повезло, у него был Кагетора – человек, с которым можно устроить настоящий поединок. Ради этого уже стоило жить.
«И во что он превратился?.. Я не могу ему простить…»
Вот почему на самом деле злился Чиаки, но Юзуру был сейчас не в состоянии его понять. Он видел перед собой только «Оги Такаю», и никого больше.
– Заладил – «Кагетора, Кагетора»!.. Такая-то здесь причём?! Ты взъелся на него ни за что ни про что!.. Всё, ладно, можешь проваливать, я сам его найду, – бросил Юзуру, развернулся, и резким шагом двинулся в противоположную от дома Такаи сторону.
– Эй!.. Ты куда?!
– В Токио! Искать его!
– Искать… Эй, Нарита!
Не обращая внимания на окрики Чиаки, Юзуру начал взбираться в горку по направлению к станции, как вдруг подъехавшая сзади машина внезапно встала посреди дороги, перегораживая ему путь. Юзуру моргнул и остановился. Передняя дверь машины открылась, выпуская незнакомого юношу примерно одних с ним лет.
Темноглазый, хрупкий, интеллигентного вида юноша подошёл к недоумевающему Юзуру и спросил:
– Это вы – Нарита Юзуру-сан?
– Я, – растерялся тот. – А что?..
Подоспевший Чиаки загородил его собой и набычился:
– Чего надо?
Он хотел сделать шаг, как вдруг обнаружил, что тело не слушается его.
– А…
– Чиаки?.. – Юзуру подался вперёд, и тогда незнакомец ударил его по шее ребром ладони. Глядя, как Юзуру беззвучно оседает на землю, Чиаки охнул, но путы были слишком сильны, он не мог пошевелиться. Темноглазый юноша опустился на асфальт и приподнял Юзуру за плечи.
– Ах… ты!..
– Нарита-доно отправится со мной, – сказал он, передавая Юзуру мужчине, вставшему с водительского сиденья. Чиаки отчаянно пытался освободиться; неизвестно, какой природы были сковавшие его путы, но они и не думали ослабевать.
– Кто ты… такой…
– Вы из Уэсуги, если я не ошибаюсь? – выходит, юноша о нём знал. – Нарита-доно пойдёт со мной. Нам нужна сила, явленная в Сэндае.
– Сволочь… Назовись!..
Противник наградил его молчаливым взглядом. Чиаки вздрогнул. В глазах побелело – вокруг заклубился плотный туман, скрадывающий очертания юношеской фигуры.
«Это ещё что…»
– Передайте Наоэ, – раздался голос из тумана, – я не забыл о смерти матери в Ямагате. Я отомщу.
– Что ты сказал?.. Значит, ты…
…Датэ Кодзиро, – младший брат Масамунэ, примкнувший к Могами во время битвы за Сэндай, – чьё местонахождение считалось неизвестным после того, как Наоэ отправил на тот свет его мать, Хосюнъин. Но что он здесь делает?..
– Стой, паскуда!..
Чиаки поднатужился, сбросил путы, и в ту же секунду ударил силой. Удар, кажется, пришёлся в цель – туман начал рассеиваться. Это была какая-то разновидность иллюзии… Чиаки сосредоточенно сдвинул брови:
– Детские фокусы!.. Сейчас я…
И в этот момент противник сделал свой следующий ход. На дороге показались силуэты людей (где только прятались?), обступили Чиаки и обрушили на него потоки энергии.
– Кх!..
Он закрылся щитом, посыпались искры. Атака была скоординированной и беспощадной. Оказывается, их давно окружили, но Чиаки слишком поздно это заметил.
Водитель отнёс Юзуру в машину, Кодзиро забрался следом, и они умчались на огромной скорости, пока Чиаки отбивался от ударов.
– Ах вы сволочи… – у него волосы встали дыбом от злости. Чиаки выплеснул всю силу, какая в нём была. Его аура ярко вспыхнула, поглощая энергетические шары противников, следом раздался оглушительный грохот, а потом всё стихло.
– Ну, погоди… – он хотел было броситься вдогонку за машиной, но как будто обо что-то споткнулся. Чиаки удивлённо посмотрел вниз и увидел на своей щиколотке белую руку, тянущуюся прямо из асфальта. Вздрогнув, он попытался высвободиться, тогда из-за его плеча выглянула отрезанная женская голова и отчётливо проговорила:
– Не пущу.
Полуразложившиеся губы скривились в отвратительной усмешке. Пряди чёрных волос вытянулись и опутались вокруг тела Чиаки.
Он издал нечленораздельный вопль. Прочные как сталь волосы спеленали его, обвились вокруг шеи и начали душить.
– Ха…а…
Голова с довольным видом смотрела, как Чиаки задыхается. Его силы начали таять, он упал на колени.
«Зар-раза…»
Каким-то чудом ему удалось просунуть руку в карман, где лежала маленькая деревянная куколка – коппасин, вырезанное из священного дерева вместилище божества; Чиаки носил их с собой для самозащиты. Фигурка в кармане вызывала Синего конго (8).
Придушенным голосом пробормотав мантру, Чиаки вывел пальцем символ Ун. Синекожий демон явился на свет с грохотом, разинул пасть и выплюнул сгусток белого пламени. Всё потонуло в ослепительной вспышке, за которой последовал короткий крик; женские волосы исчезли, и Чиаки, наконец, был свободен.
– Хорошо, что я всегда ношу их с собой… – пробормотал он, переводя дыхание, а потом посмотрел в ту сторону, где скрылась машина.
«Нарита!..»




-------------------------------------
Комментарии переводчика

1. Врата Вечной Зелени – главный вход в первый ярус цитадели Одавара. Названы так из-за сосен, с давних времён растущих по бокам.
2. Тоётоми Хидэёси – второй из трёх великих объединителей Японии, преемник Оды Нобунаги.
3. Хидэёси прятал строящееся укрепление от глаз наблюдателей, пока однажды люди из Одавары не увидели на соседней горе полностью готовый замок – словно он вырос там за одну ночь.
4. Поздние Ходзё – так называют феодальный клан эпохи Усобиц, чтобы не путать с одноимённым семейством эпохи камакурского сёгуната (генеалогически они не связаны).
5. Канагава – префектура к западу от Токио, включает полностью старую провинцию Сагами и часть провинции Мусаси.
6. Токайдо – тракт, соединявший Эдо (современный Токио) со старой столицей Киото.
7. Хаконэ – название горной гряды к западу от Токио. В настоящее время – туристический центр, популярное место отдыха для токийских жителей.
8. Синий конго – один из божков эзотерического буддизма, исцеляющий от болезней.

@темы: перевод, канон

---

Манга Mirage of Blaze

[Selune777]

Сайт callofthewind.net/projects/mirage#comment-1316 начал перевод манги Mirage of Blaze .

@темы: полезные ссылки

---

Вопрос

[Victo]

Прошу простить, если посчитаете флудом.
Не дает покоя песня из овашки - оппениг. может, кто-нибудь подскажет, кто исполнитель?

@темы: вопросы

---

фанарт

[|Ciel Phantomhive|]

надеюсь такого не было!


простите,друзья,но я нечаянно удалил эти изображения,так что качать можно отсюда,они там все есть!
http://subaru-sumeragi.gallery.ru/watch?a=rF9-bvd2

@темы: фанарт, новый участник

---

"Зеркало победителя" глава 7 (целиком)

[Katinka]

Глава 7
КРЫЛЬЯ

Между тем Такая, ни сном ни духом не ведающий, что происходит с Наоэ в Никко, ввязался в историю в Кабукитё.
В тот предрассветный час, когда неспящее царство Синдзюку теряет налёт ночного праздника, являя миру своё истинное потасканное лицо, Такая, которому здорово досталось во время драки, очнулся в постели гостиничного номера.
Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Первые несколько секунд он блуждал взглядом по сторонам, сквозь дымку сна отмечая странности в окружающей обстановке, потом резко сел на кровати – чтобы тут же согнуться от боли во всем теле.
– Уй-йя...
Синяки, оставшиеся от ударов ногами, тупо саднили. Такая подождал, пока боль немного стихнет, и снова огляделся по сторонам. Он размышлял о том, что бы это могло быть за место, когда услышал голос:
– Проснулся?
У окна стоял вчерашний незнакомец. Такая наконец сообразил, что находится в каком-то отеле. За окном еще не до конца рассвело. Внизу виднелись верхушки леса вокруг храма Мэйдзи, а далеко позади расползалось по небу фиолетовое зарево восхода. Они были в одном из дорогих отелей Западного Синдзюку. Такая сидел в постели и непонимающе хлопал глазами.
– Протрезвел немного?
– А... да...
По всему выходило, что мужчина подобрал его и принес сюда. При свете дня он выглядел моложе, чем казалось в лучах фонарей. Он смутно напомнил Такае одного актера из детективного сериала, только у незнакомца лицо было мягче и более дружелюбное.
– Ты, должно быть, хочешь пить. Подожди, я принесу воды.
Часы показывали без нескольких минут пять. Похоже, незнакомец снял комнату специально ради Такаи, которого нашел валяющимся на асфальте. Его дипломат был брошен на кровати, а на тумбочке – Такая только что заметил – лежала та самая пачка сигарет.
– Важная вещь, верно? – Незнакомец будто прочел его мысли. – Но самому курить не советую. Вредно для здоровья.
– Вы кто? – спросил Такая.
– Иди сюда, тут есть минеральная вода в холодильнике.
Такая спустил ноги с кровати и пошел, как ему было велено, в соседнюю комнату, которая служила гостиной. Это был, судя по всему, дорогой номер. Интерьер отличался богатством отделки, а из окна открывался красивый вид. Незнакомец сел на диван и откупорил бутылку минералки, которую только что достал из холодильника.
– Что-то не так?
– А... нет... – Такая, стоявший как истукан посреди комнаты, пришел в себя и виновато покачал головой. – Просто подумал, что это из-за меня вы... Извините...
– Ничего страшного. – Мужчина дружески улыбнулся. – Меня же никто не заставлял тебя подбирать. Потом, тебе все равно было некуда пойти...
Понаблюдав немного за притихшим Такаей, незнакомец спросил как ни в чем не бывало:
– Чьи это сигареты? Друга?
– Друга... – Такая попробовал слово на вкус, потом горько усмехнулся и покачал головой. – Нет, никакой он мне не друг.
– Тогда кто?
Такая задумался. Действительно, кто?..
«Вассал?..» Да, такое определение могло бы подойти, но только если говорить о Кагеторе. А для Такаи?.. Кем же он был для Оги Такаи?
Незнакомец, видя, что Такая затрудняется с ответом, решил подсказать:
– Но он много для тебя значит?
– Много значит?.. – этих слов Такая испугался. – Ничего он для меня не значит! Да мне вообще все равно – есть он, нет его... Он сам всюду за мной таскается, сам... меня использует... – Такая опустил глаза. Мужчина смотрел на него выжидающе, но Такая так и умолк на полуслове, о чем-то задумавшись. А потом вдруг расхохотался.
– Ну конечно!.. Они все меня просто используют!.. Используют, как им вздумается...
Мужчина настороженно смотрел, как Такая трясется от смеха, а затем поставил бутылку с водой на стол.
– Что с тобой?
– Да просто вдруг стало смешно... Чего я вообще парюсь, думаю об этом? Чего тут думать-то?.. Думать бесполезно... – Такая помолчал. – Ему ведь нужен вовсе не я. Ему нужен Кагетора! Что он сказал, что он сделал... Это все предназначено Кагеторе, а я – просто замена!.. Как по-идиотски... Так глупо, аж зло берет!..
Наверное, алкоголь еще не до конца выветрился из головы, иначе откуда бы эта болтливость – Такая сам себе удивлялся, но остановиться почему-то не мог. Он прикрыл глаза рукой, но от цепкого взгляда мужчины не укрылся странный блеск под пальцами, подозрительно похожий на слезы. Смех был тому причиной или что-то еще?.. Такая, между тем, продолжал хохотать.
– Ну да, конечно... Просто замена и все... А ведь я знал с самого начала!.. Что толку мучиться, когда все это вообще не по адресу?.. Я слишком много... о себе возомнил...
Мало-помалу смех начал переходить в рыдания.
– Как по-детски... Это Кагетору он защищает – и я это понимаю!.. Но почему-то кажется, что он защищает меня... Его доброта, его доверие – это все для Кагеторы, а я просто... размечтался, вообразил о себе бог знает что... Дурак, самовлюбленный дурак, зачем я поддаюсь... – тут его голос сорвался. – Я должен был сказать себе раз и навсегда еще в начале!.. Но как я могу, когда он так защищает меня... рискует жизнью ради меня... так носится со мной... так на меня смотрит!.. Я не виноват, что начинаю строить иллюзии!!
Мужчина слушал, не говоря ни слова. Такая сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и уселся на диван.
– О ком ты говоришь? – спросил мужчина. – О хозяине этой пачки?
Такая устало улыбнулся.
– Запах такой же как у него...
– Ты точно можешь определить?
Такая снова помрачнел. Его взгляд переполнился презрением к самому себе и он желчно усмехнулся.
– Я же, как дурак, сразу начинаю надеяться. Мне бы плюнуть на все – так нет... Улыбнулись мне, понимаешь... Ручкой помахали... и я, как последний идиот, начинаю надеяться – а вдруг с ним я смогу... Что, если с ним я смогу перестать быть щитом, который сам из себя выковал... Хочу, надеюсь, а подо всем этим боюсь до чертиков... что когда-нибудь и он меня бросит...
– Он же как ненормальный... – Такая прикрыл глаза. – Из-за какого-то пацана, с которого и взять-то нечего, он в лепешку готов расшибиться... грудью на амбразуру кинуться готов... Самому в тысячу раз больнее, но он и вида не подаст... Когда кто-то рискует ради тебя всем и без всяких условий – это страшно. Так страшно, что я начинаю отталкивать его просто из самозащиты, но он... Он никуда не девается, что ты с ним ни делай!.. Ненормальный... Обычно люди как – махнут рукой и уходят, но только не он! Он все время здесь, все время рядом, но от этого только страшнее... Мне раньше приходилось расчитывать только на себя и одному обороняться по всем флангам, а это тяжело, на самом-то деле... Но вот появляется он и я начинаю думать: «такому я мог бы доверить свой тыл». Он разберется с теми, кто подбирается сзади, но... господи, до чего же страшно!.. Нет, не потому, что я боюсь предательства... – Такая ухватился взглядом за стоявший на столике стакан. – Он может обмануть мое доверие, предать меня, ударить в спину – страшно не это. Страшно то, что когда он все это сделает... я скажу – ну и пусть, ну и ладно. Звучит может и круто, но правда в том... Правда в том, что мне легче будет умереть от его предательства, чем смотреть, как он меня бросает...
Незнакомец молча слушал, ничем не выражая сочувствия. Такая снова искривил губы в усмешке.
– Я и хотел-то только, чтобы мне подставили плечо, но этот идиот... Он защищает меня от всего!
– От всего?..
– Да. Вообще от всего, всем своим существом. Это даже не щит, а... – Такая поискал слово для возникшего в голове образа. – Это как крылья. Крылья большой птицы... Он словно оборачивает меня ими и говорит: «Здесь безопасно, здесь тепло, здесь тебе никогда не будет больно»... И это, черт возьми, правда, а я такая тряпка – мне только и подавай, чтоб меня жалели да утешали... Я начинаю хотеть этого тепла, которого раньше у меня никогда не было!..
Когда в жизни, не знавшей ничего, кроме разочарований, появляется такой человек, его больше не хочется отпускать. Не хочется терять, даже если понимаешь, как эгоистичен в своем желании... То, что дает этот человек, становится необходимым. Настолько, что отними это – и дальше невозможно жить...
– И теперь я как в трясине!.. Ни шагу не могу ступить ни вперед, ни назад!.. Господи, до чего я опустился... Потому что он защищает меня, я от этого слабею!.. Вдруг он уйдет... вдруг его не станет – только подумаю, аж сердце переворачивается... Теперь что бы он ни делал и в чем бы ни была причина... Я просто без него не могу!..
Такая сжал кулаки. Его била дрожь и он стиснул зубы, но это не помогло. Стоило облечь в слова то, что долго лежало камнем на сердце, и эмоции хлынули, как из порвавшегося шланга.
– Как я могу понять, он же ничего не объясняет... И пока я без понятия, он вдруг берет и... такое делает!.. Как мне прикажете к этому относиться?!. Даже если это то самое, что всегда мучило его... Я не могу этого принять!..
В глазах защипало и Такая яростно сжал их рукой, загоняя обратно рвущиеся наружу слезы. Вернулось мучительное воспоминание – лицо Наоэ в тот день. Взгляд, обвиняющий в непонимании и ненавидящий его за это... Плач стреноженного сердца, влитый в него через рот...
«Почему я не понимаю?.. Что он пытался мне этим сказать, что хотел донести?..»
– Ты чего хочешь от меня, а?.. – Такая, как в лихорадке, заговорил с Наоэ, который стоял сейчас перед его мысленным взором. – Чего ты тогда хотел?..
– Эй... – сидевший рядом мужчина, почуяв странное, наклонился к Такае чтобы встретить пустой взгляд, устремленный в пространство. Сознание было где-то далеко.
– Вот тогда... ты что собирался сделать?.. Что ты хотел со мной сделать, а?!. За что ты меня ненавидишь?!.
– Эй, ты что...
– Чем я заслужил эту ненависть?!. Нет... Это же не я... Для тебя существует только Кагетора, я для тебя вообще пустое место!.. Просто замена, и что бы я ни делал... это лишь подпитывает мою самонадеянность!.. А кому потом сидеть у разбитого корыта?!. Мне, всегда мне!!.
– Эй, парень!..
– Нет, ну скажи мне... Я не понимаю, так говори со мной, хватит держать в себе!.. Ведь так же невозможно... Невозможно!..
– Ты меня слышишь?!
Мужчина потряс его за плечи, и Такая вцепился в незнакомца как утопающий в спасательный круг. В его душе царило смятение, необходимо было за что-то ухватиться.
– Что мне делать?.. – Такая повис на чужих руках, пытаясь собрать свои раздерганные чувства. Ему нужен был ответ – хоть какой-то, прямо сейчас.
– Что же мне делать?..
Мужчина смотрел на его темную макушку, пока Такая дрожал и давился слезами у него на руках, а потом заговорил размеренно и спокойно.
– Думать. Думай, чувствуй, старайся понять – не оставляй попыток, тогда однажды ответ придет. – Такая, замерев, слушал. – Ведь у тебя есть он. А у него есть ты. Если понял, что не переживешь потери – повернись к этому лицом и не переставай думать.
Такая поднял на него глаза – такие глубокие, каких мужчина никогда ни у кого не видел.
– Что бы он ни хотел от тебя, это не может быть больше твоего существа, больше того, что ты из себя представляешь... Наверняка ты, самим своим присутствием в этом мире составляешь всю его жизнь... Тебе нужно только верить.
Такая, с мокрым от слез лицом, смотрел на него в упор – сосредоточенно и серьезно. Мужчина спокойно улыбнулся ему и ободряюще кивнул головой. Такая снова закрыл глаза, пряча свою боль обратно, и, как заклинание, беззвучно прошептал имя.
«Наоэ...»
Я буду с вами. Всегда.
Но вот тебя нет... Ты ушел и оставил меня одного...
«Обманщик...»

***

Настал утренний час пик, и район Синдзюку окунулся в рабочую суету: всё в нём задвигалось с захватывающей дух скоростью. Глядя на непрерывный поток людей, вытекающий из подземного перехода у западного конца станции, Такая понял, каков будничный облик этого места.
Он вдруг вспомнил, какой сегодня день – первое сентября. «Не самое лучшее начало второго триместра», – подумал Такая и допил кофе.
– Ну, куда пойдём? – спросил как ни в чём ни бывало сидящий напротив мужчина. Он был настолько любезен, что накормил Такаю завтраком в буфете на первом этаже, и, похоже, ещё не собирался с ним расставаться. Лицо мужчины удивительным образом располагало к себе – Такая невольно расслабился.
Странный это был человек. Обычно Такая очень скованно держался с незнакомцами, но этот обладал способностью растапливать недоверие других… Кто же он такой?
– У меня полно времени. Куда бы тебе хотелось?
Такая молча усмехнулся. Торопиться сейчас в Мацумото уже не имело смысла – к перекличке всё равно не успеть.
– Да-а… – протянул он, подперев щёку рукой и глядя на город за окном, плавящийся под жарким солнцем ранней осени. – Действительно, куда бы пойти…
Такая начал перебирать в уме достопримечательности Токио, но ни Токийская башня, ни автобусный тур по городу его не привлекали – в конце концов, он не какой-нибудь там провинциал, приехавший в столицу на заработки. «А что я вообще здесь делаю?..» – тень сомнения промелькнула и ушла, оставив Такаю с пустой головой. Ему было абсолютно всё равно.
– Ничего не придумывается… Не знаю… Просто погулять…
– Значит, погуляем, – с готовностью ответил мужчина.
А ведь они даже имён друг друга не знали. И потом, неужели взрослый человек может позволить себе «гулять» по городу, когда ему вздумается? Что вообще у него на уме?
– Как насчёт похода по историческим местам?
– Историческим местам?..
Мужчина кивнул и, прищурившись, улыбнулся. Такая понял, что морщинками вокруг глаз этот совсем молодой ещё человек был обязан природному дружелюбию.
– Посмотрим на памятники Эдо – будет весело!
– Звучит, как школьная обязаловка… Не знаю, что в этом весёлого.
– Тут ты неправ, – немного ребячески, наигранно заспорил мужчина. – Город, который мы видим в исторических сериалах, когда-то был прямо здесь! Разве не здорово? «Сорок семь ронинов», «Оока Этизэн» – их гораздо интереснее смотреть, если побывать в тех местах. Пойдём! – настаивал мужчина, заглядывая Такае в глаза.
Тот не был большим поклонником исторических фильмов – все они казались ему на одно лицо, а вот далёкое прошлое огромного мегаполиса немного заинтересовало. Мужчина вёл себя как отец, взявший отгул, чтобы побыть с ребёнком. «Передо мной-то зачем хорохориться» – подумал Такая, но не нашёл в себе сил оттолкнуть этого человека, к которому почувствовал странную близость.
«Какая разница, с кем…»
Он кисло улыбнулся, признавая своё поражение, и сказал:
– Ладно, веди меня, куда хочешь.

Увидев, на какой машине ездит незнакомец, – «Мицубиси Пажеро» – Такая удивился. Не то чтобы эта марка мужчине не подходила, просто она не для города. Однако, оказавшись на пассажирском сиденье, Такая понял, в чём прелесть «Пажеро»: он возвышался над остальными машинами, которых в Токио было великое множество, и это давало приятную возможность смотреть на всех сверху вниз.
Они ехали в районе Отэмати, по набережной вдоль императорского дворца, огибая его справа.
– Торопиться нам некуда… – пробормотал мужчина с таким видом, словно ему самому всё равно было, куда направиться. Казалось даже, что он специально выкраивает время, чтобы пообщаться с Такаей.
– Вон там раньше стоял замок Эдо – такой большой, что его главную башню, говорят, было видно из самых дальних уголков города.
– Вроде, он сгорел? А восстанавливать не стали, потому что дорого…
– Да… Но для даймё замки всегда были символом их территориальной власти. Большинство нынешних городов расположены там, где раньше стояли замки. С этой точки зрения эпоха Эдо действительно заложила основы Японии, какой мы её видим сейчас.
– Ты что, школьный учитель?
Мужчина только улыбнулся – как показалось Такае, чуть иронично.
– И хотя истинный облик эпохи известен только её современникам – лишь потомкам дано наполнить смыслом их жизнь…
– Что?..
– Однако… Увидеть своими глазами, чему послужило твоё существование… Это может оказаться очень обезнадёживающим знанием.
Такая недоумённо смотрел на повёрнутое к нему в профиль лицо мужчины. Тот, заметив его взгляд, обернулся и спросил:
– Ты любишь историю?
Неожиданный вопрос на минуту поставил его в тупик.
– Не знаю… Я плохо запоминаю даты, и то, как оно в учебниках написано – не верится, что это было на самом деле… Но эпоху Усобиц, – сказал Такая твёрдо, – я точно не люблю.
– Неужели? Почему?
Понятно, почему, подумал про себя Такая. Потому что в неё верится слишком легко…
Но встретившись с Наоэ и другими полководцами эпохи Усобиц, Такая понял, что даже в том виде, в каком оно описано в учебниках, прошлое напрямую связано с настоящим. И ему приходилось иметь дело с этим прошлым, хотел он того или нет…
Такая чуть слышно вздохнул.
– Все, кто жил в ту кошмарную эпоху, были не в своём уме.
– Вот как? Ты считаешь всех средневековых генералов сумасшедшими?
– Да, считаю.
– Мне странно это слышать… Но в чём-то ты прав. Возможно, тот импульс, который позволяет людям изменять окружающий мир, зарождается в тёмной части их души.
– «Историю творят безумцы»?
– О-о…– протянул мужчина уважительно. – Чьи это слова?
– Не знаю…
Такая подпёр щёку рукой и перевёл взгляд на каменный вал, протянувшийся вдоль рва. Где же он слышал эту фразу?.. Такая напряг память, и вдруг в глубине его сознания зашевелились странные образы.
– А…
Такая замер. Образы оживали, становились всё ярче, превращаясь в связные картины.
Выжженная равнина, простиравшаяся перед глазами, когда-то была городом. Среди его развалин валялись обугленные трупы тех, кто когда-то были людьми… Такая не мог пошевелиться, захваченный ураганом видений. Верно… Та страшная ночь…
Зажигательные бомбы падали на город непрерывным дождём, и резкие пулемётные очереди разрывали воздух. Алое пламя и ветер, от которого плавилось даже стекло, уносили тысячи жизней. Тучи истребителей кружились в затянутых дымом ночных небесах.
Даже они, прошедшие через все круги ада, ничего подобного раньше не испытывали. Это оказалось страшнее любой преисподней… Их особая сила – и та ни на что не годилась здесь, и все их мысли были лишь о том, как выжить.
– Воды… Воды моему ребёнку… – просила женщина, которую они спасли из огня. Какие ужасы ей пришлось пережить?.. Но у ребёнка за её спиной была оторвана голова. Заметив это, женщина лишилась рассудка, и её вопли сотрясли окружавший их со всех сторон ад. Пламя заполнило русло Сумидагавы, и множество людей, искавших воды, погибли в нём.
Это конец, думал он, конец всему. И пока он потерянно смотрел на ожившие картины последнего дня, рядом раздался тихий голос:
– Чтобы однажды наступило спасение, наверное, все в этой стране должны сначала посходить с ума…
А потом чьи-то руки протянулись сзади и беспомощно сжали его в объятиях. Эти руки принадлежали…
– Что с тобой? – озадаченно спросил мужчина. – О чём ты задумался?
Но Такая не слышал его, полностью погрузившись в воспоминания о том дне – дне большой бомбёжки Токио. Страшные картины одна за другой проплывали перед глазами. Такая обхватил голову руками и зажмурился, прислушиваясь к звучащему в сознании голосу Наоэ.
«Почему это происходит?» – спрашивал Наоэ в отчаянии. Он был зол на весь белый свет – на врагов, на заведшую не туда систему… Его сердце тоже готово было разорваться на части от безысходной ярости, и, не в силах облечь в слова стенания своей души, он взмахнул руками, словно крыльями – укутывая, пытаясь излечить этим объятием боль другого сердца… Плечо стало мокрым от его слёз.
– Будем жить, Кагетора-сама…
Вот что сказал Наоэ там, посреди огня – отчётливо вспомнил Такая. В его словах была решимость, твёрдая и трогательная, обещание никогда не поворачиваться спиной к трудностям.
– Что бы ни случилось, я буду жить. Я хочу знать, что станет с этой несчастной страной, чьи обитатели впали в коллективное безумие… Даже если в скором времени Японию ждёт гибель, если ей суждено совсем исчезнуть с лица земли – я проживу достаточно, чтобы увидеть это своими глазами.
И его руки сомкнулись крепче. Почему это яркое воспоминание вернулось к Такае именно сейчас?..
– Что случилось? – всерьёз забеспокоился мужчина. – Опять плачешь?
Стиснув зубы и крепко зажмурившись, Такая помотал головой, а потом перевёл взгляд на высокие здания квартала Маруноути. Два пейзажа – прошлый и нынешний – накладывались друг на друга в его голове, и Такая впервые по-настоящему задумался.
«Как им удалось восстать из пепла?»
Страна лежала в руинах, но они сумели поднять её, восстановить, выстроить такой мегаполис… Где они взяли столько сил?
Люди – упорные создания. Они всегда идут вперёд, через сколько бы трупов им не пришлось перешагнуть по пути…
«В чём источник силы?» – хотел бы он спросить у тех, на чьих костях стоял этот город. Что позволяет человеку подниматься, несмотря на раны? Поворачиваться лицом к суровой действительности, несмотря на прошлое, тяжким бременем давящее на плечи, и идти вперёд наперекор велениям эпохи?
Откуда это берётся?
Как это получить?
Или же это качество присуще всем людям от рождения…
– …и только я один слабее остальных?..
Закрыв глаза руками, Такая сгорбился. Мужчина бросил на него полный жалости взгляд. Он видел, что душа, и прежде беспокойная, сейчас балансировала на краю: достаточно лёгкого толчка, чтобы скатиться в пропасть.
– Хочешь вернуться?.. – проговорил мужчина. – К нашему морю…
В его голосе было столько теплоты, что Такая отнял руки от лица. Незнакомец смотрел куда-то вдаль, словно сам всем сердцем устремился к невидимой точке за горизонтом.
– К просторам, которые оттуда видны… К звуку волн, который оттуда слышен… Возвращайся…
Такая распахнул глаза.
– Я?..
– Ты.
Далёкое море за стеной бетонного города уже отражалось в зрачках мужчины.
– Я отвезу тебя туда.

@темы: перевод, канон

---

Тигрики под дождем

[Vitmor]

Такая с тигренком есть, пусть и с большим тиром будет:



Хотелось бы набросок довести до ума, но из-за нехватки времени этого, кажется, никогда не случиться.

---

Зеркало Победителя, глава 6

[Katinka]

Глава 6
ЗЕРКАЛО ЦУЦУГИ

Наоэ видел Катакуру Кагэцуну впервые после сендайского происшествия. С тех пор как они совместными усилиями изгнали из города Могами Ёсиаки, отношения Уэсуги с Датэ можно было назвать взаимовыгодным сотрудничеством. Память о тех событиях была ещё свежа…
– Ну надо же, – Кодзюро сделал вид, будто только сейчас заметил стоящего рядом Косаку. – И вы здесь, Косака-доно. Не ожидал встретить тут господ Уэсуги и Такэда, да ещё и вместе.
В тоне Кодзюро чувствовалась настороженность. Он не мог заставить себя доверять этому человеку, несмотря на заключённый с Такэда союз – Косака был слишком хитрым и слишком беспринципным стратегом. Кодзюро сам не заметил, как начал смотреть на него с вызовом.
– Полагаю, вы оба здесь из-за Зеркала цуцуги?
– Вы тоже?
– Мой господин Масамунэ повелел мне расследовать это происшествие. Ведь могила господина Иэясу – единственное место на территории Канто, где сохраняется нейтралитет. При жизни мой господин Масамунэ был заместником сёгуна(1) и служил наставником его наследнику, он не может оставить без внимания это странное дело.
Кодзюро слегка опустил голову, а потом перевёл взгляд своих проницательных глаз к священному дереву.
– Эта девушка, очевидно, родственница заключённого в дереве?
– Старшая сестра. Молодой человек попал в аварию и находился в бессознательном состоянии. Энергетическое обследование показало, что в его теле нет души. Потом его сестра и возлюбленная получили послание, из которого стало ясно, что в деле замешан волшебный зверь, возможно цуцуга… Вы что-нибудь знаете, Катакура-доно? – спросил Наоэ напряжённым голосом. – Цуцуга и зеркало как-то связаны с этим?
– Связаны, ещё как, – решительно сказал Кодзюро. – Душу юноши, скорее всего, пожрала цуцуга – а потом её поместили в дерево.
– Но к чему всё это?..
– Я думаю, разгуливающий по округе волшебный зверь – цуцуга, которая была заперта в зеркале. Тот, кто украл зеркало, и выпустил зверя на свободу.
Наоэ и Косака замерли от изумления. Кодзюро с опаской огляделся по сторонам и тихим голосом сказал:
– Неудобно говорить об этом здесь. Давайте зайдём в какое-нибудь кафе, и девушку, – он указал глазами на Майко, – тоже возьмём с собой. Её слёзы лишь привлекают любопытствующие взгляды… Между тем, ей тоже полезно будет послушать то, что я собираюсь рассказать вам о Зеркале цуцуги.

Странное это получилось сборище. Первые вассалы кланов Датэ, Такэда и Уэсуги, сошедшиеся лицом к лицу под стенами усыпальницы великого Иэясу, и, цветком в мужской компании – девушка из рёкана с озера Тюзэндзико, чьи глаза покраснели от слёз.
Все четверо сидели друг напротив друга в выстланной татами комнате придорожного кафе.
Майко сама не поняла, как оказалась одна среди мужчин, единственным знакомым из которых был Татибана Ёсиаки. Он, кажется, их знал, но держался как-то необычно – впрочем, измученная свалившимися на неё бедами Майко была сейчас не в состоянии о многом размышлять. Она просто следовала за Наоэ, как ребёнок, не отходя ни на шаг.
А лица троих мужчин были странным образом серьёзны.
– Раньше украденное зеркало хранилось в святилище Футарасан, – начал самый старший из них, человек лет тридцати, похожий на бизнесмена. – Известно, что существует два Зеркала цуцуги – Зеркало Самца и Зеркало Самки. Последнему приписывают особую силу запечатывать в себе души. Когда-то это в самом деле были звери, обитавшие в окрестностях горы Нантай и причинявшие людям много хлопот. Сёдо-дзёнин, основатель религиозного культа Никко, превратил их в волшебные зеркала. Потом зеркала похитили, и долгое время никто ничего о них не слышал, пока они вновь не появились на арене событий четыреста лет тому назад.
Наоэ и Косака вскинули глаза.
– Некто неизвестный с помощью специального заклятия случил Зеркало Самца с Зеркалом Самки, и на свет появился детёныш цуцуги.
– Детёныш цуцуги… – повторил Наоэ вполголоса. – Неужели это его мы видели только что?
– Да. Именно отпрыск Самца и Самки бродит сейчас в окрестностях Никко. Когда-то этого зверя пытались использовать для свержения сёгуната. Он появился в Эдо и, натворив немало злых дел, посягнул на жизнь самого господина Иэясу, который, почувствовав себя в опасности, велел своему тайному советнику Тэнкаю, главе храма Риннодзи, избавиться от чудовища. Тэнкай прибег к различным ухищрениям и, в конце концов, заточил детёныша в Зеркале Самки, его матери. Теперь тот, кто украл зеркало, выпустил детёныша на свободу.
– То есть, похищенное зеркало…
– …и есть запечатывающее души Зеркало Самки. Когда господин Иэясу умер, Тэнкай, повинуясь его посмертной воле, спрятал опасное сокровище в недрах святилища Тосёгу.
Некоторое время Наоэ и Косака молча переглядывались, а потом Косака, чуть подавшись вперёд, сказал:
– Выходит, злоумышленник знал всю подоплёку и похитил зеркало, чтобы выпустить зверёныша?
– Похоже на то. Однако, чтобы освободить душу, запертую в Зеркале Самки, необходимо Зеркало Самца.
– Как это?..
– Нужно поставить два зеркала друг напротив друга. По крайней мере, так говорят.
– И где же сейчас второе?..
– Когда-то, я слышал, его хранили в Тосёгу на горе Куно(2), но теперь его там нет. После нескольких попыток взлома сокровище решили перевозить из провинции в провинцию в целях безопасности. Сейчас мы пытаемся отыскать его следы, и по предварительным сведениям, – Кодзюро сверкнул глазами, – похожее зеркало числится среди принадлежностей святилища Хаконэ.
– Хаконэ… – пробормотал Наоэ и нахмурился. – По всему выходит, что Зеркало Самца уже в руках преступников, но я не слышал, чтобы из святилища Хаконэ что-нибудь пропадало…
– Они могли не заметить, либо же это произошло очень давно… Ведь даже местонахождение Зеркала Самки держали в строжайшей тайне. Первые чиновники сёгуната, и те пребывали в неведении.
– Хм-м… – протянул Косака. – Откуда же тебе известно о нём?
– Моего сюзерена сам господин Иэясу назвал «заместником сёгуна державы», – с гордостью ответил Кодзюро. – Он приблизил его к себе и доверял ему настолько, чтобы открыть этот секрет… поручив тем самым господину Масамунэ охранять своих наследников от всяческих опасностей и следить за миром в стране. Так я разумею.
Лицо слуги, светящееся гордостью за своего господина, показалось Наоэ слишком ярким, почти ослепляющим. «Интересно, я выгляжу так же, когда говорю о своём?..» – мимоходом подумал он и тут же оборвал эту мысль, которая едва не вызвала из памяти образ.
– Вопрос в том, чего хотят злоумышленники, – пробормотал Косака, приставив длинный палец к подбородку. – Зачем выпустили зверёныша из зеркала? Зачем поместили душу человека в дерево? Откуда им вообще известно о цуцуге?.. Возможно, они как-то связаны с теми, кто случил Самца с Самкой четыреста лет назад?
– Очень может быть, что это одни и те же люди. Тогда их осведомлённость становится понятной.
– Духи-генералы?.. – предположил Наоэ, и повисшее молчание было знаком того, что Кодзюро и Косака пришли к схожим выводам.
– Кто именно стоял за происшествием четырёхсотлетней давности?
– В точности вам этого не скажет никто, кроме разве что самого Тэнкая, но по слухам – люди из клана Фума.
– Фума? – удивился Наоэ. – Синоби из Сагами?
– Неопровержимых доказательств нет, но помните ли вы, что как раз в то время ронины Тоётоми, объединившись с остатками клана Фума, смутьянили в Эдо, пытаясь свергнуть сёгунат? Некоторые полагают, что детёныш цуцуги был частью их плана. Воистину, мастера иллюзий и знатоки сложных заклятий миккё, каковыми считались Фума, возможно и могли произвести детёныша из двух зеркал. К тому же, – добавил Кодзюро, понизив голос, – синоби их уровня способны выяснить местонахождение второго зеркала, ведь работа «крадущихся» и состоит в том, чтобы раскрывать тайны. Либо они знали об этом давным-давно… Если допустить, что они возродились и хотят использовать Зеркало цуцуги для осуществления своих замыслов…
– То есть, зеркало из Тосёгу украли Фума, и зверя выпустили тоже они.
– Думаю, да…
Трое мужчин погрузились в молчание, а на лице Майко, которая не смогла уследить за нитью их разговора, застыло недоумённое выражение. Посмотрев на неё краешком глаза, Наоэ сказал:
– А почему тогда Синья-сан оказался в дереве? Зачем это им понадобилось? Вы что-нибудь понимаете, Катакура-доно?
– Увы, нет. Не имею ни малейшего представления. Но я слышал, что самец цуцуги питается огнём и его же изрыгает. А пожирает души (то, что обычно люди приписывают этой породе) – самка. Детёныш же обладает способностями обоих родителей. Четыреста лет назад, по свидетельствам, он пожирал людские души, а потом выплёвывал их, подобно пламени, и помещал в деревья, в камни… Всё сходится. Без сомнений, здесь поработала цуцуга.
Когда разговор коснулся её брата, Майко невольно подалась вперёд.
– Почему тогда Синья отражался в зеркале? – спросила она. – Ведь его душа в дереве, так почему…
– Его заключила в дерево и удерживает там волшебная сила цуцуги, причём не простой цуцуги. Зверя породили зеркала, они же подпитывают его мощь. Синья-сан воспользовался этим, чтобы передать вам послание.
– А…
Побледневшая Майко в растерянности прижала руку к губам, а потом скороговоркой заговорила:
– Что же делать?! Как освободить его, как вернуть обратно в тело?! Скажите мне, прошу вас, скажите!
– Для этого, – Кодзюро нахмурился, – нужно пресечь поток силы, которая держит юношу в плену. Иными словами – убить цуцугу.
– Убить… цуцугу?..
– Но вы сами этого сделать не сможете. Даже нам убить волшебного зверя будет сложно. Поэтому, выход один: разбить зеркало, основу его жизни, – с серьёзным видом заключил Кодзюро.
– Разбить зеркало?..
– Именно. Без него цуцуга лишится силы и умрёт. Тогда ваш брат будет свободен.
– Но сперва, – сказал Наоэ вместо Майко, – надо это зеркало найти…
– Да, найти оба пропавших зеркала – впрочем, они, почти наверняка, находятся в руках одного человека.
Того, который проник в святилище Тосёгу.
Майко, безнадёжно опустив голову, с несчастным видом разглядывала столешницу, а Косака внезапно оживился.
– Как интересно, – сказал он, сверкнув глазами. – Значит, будете ловить вора? Осторожнее, он может оказаться вам не по зубам.
Услышав это, Майко побледнела и понурилась ещё больше. Наоэ кинул ей спасательный круг:
– Пока неизвестно. Вовсе не обязательно, что мы столкнёмся с Фума… В любом случае, всё, что от нас требуется – это найти зеркало и уничтожить его. Верно, Катакура-доно?
– …Но опасность действительно существует. Когда противник в тени, следует соблюдать осторожность…
– Я понимаю, – кивнул Наоэ, и Майко бросила на него полный отчаянной надежды взгляд.
– Татибана-сан…
– Как бы там ни было, чем скорее мы начнём, тем лучше. Даже система искусственного жизнеобеспечения не сможет сохранять тело долго. Нужно вернуть душу на место. Я буду искать зеркало.
– Я вам помогу, – сказал Кодзюро. – Всё это, очевидно, часть какого-то недоброго замысла… Наверняка цуцуга на этом не остановится, и будут новые жертвы. Отыщем же вора и уничтожим зеркало без промедления.
Наоэ и Кодзюро кивнули друг другу в знак согласия. Косака наблюдал за ними отстранённо. Однако, позже…

Они вышли из кафе и направлялись к автомобильной стоянке, когда Косака заговорил.
– Будешь сражаться с Фума ради этой женщины, Наоэ?
Тот слегка дёрнулся, бросил на него быстрый взгляд, а потом, оглянувшись на шагающих впереди Кодзюро и Майко, ответил:
– Я не могу оставаться в стороне, когда речь идёт об Усобице Духов. Жертвы среди мирного населения недопустимы.
– Настолько любишь людей, или тебе просто нравится совать нос не в своё дело? Если это действительно Фума, ты с ними ни за что не справишься. Не жалко пускать жизнь на ветер из-за такого пустяка?
– Пускать жизнь на ветер? – глаза Наоэ холодно блестнули. – А что в этом плохого? Жизнь есть благо, которое тратится в процессе потребления. Закончив одну, я могу начать следующую – какой смысл в том, чтобы себя беречь?
Косака удивился такому резкому отпору. Это были совсем несвойственные Наоэ слова, и в его голосе чувствовалась подавленность.
– Наоэ?..
– Если моё тело сломается, я заменю его на другое. Ведь мы – звери, хищники… Нет, хуже зверей. Мы даже хуже цуцуги… – Наоэ безрадостно улыбнулся. – Ценить жизнь, чувствовать себя за неё кому-то обязанным – что может быть глупее…
– Что случилось? – спросил Косака сурово. – Что между вами произошло?
Улыбка исчезла с лица Наоэ, и его взгляд застыл, стал совершенно пустым, словно лицо закрыли листом железа.
– Бежишь от Кагеторы?.. Решил всему положить конец?..
– Люди, – сказал Наоэ бесцветным голосом, – часто выбирают смерть, чтобы убежать от боли…
«Самоубийство»… Это слово повисло в воздухе, и Наоэ замолчал.
Сейчас в его глазах не было безысходности, которая раньше всегда сквозила там, с каким бы цинизмом он о себе ни отзывался. Что это – маска или отражение его истинных чувств? Даже Косака не мог понять.
– Убил себя?.. – сказал он, нарушая гнетущее молчание. – И впредь собираешься жить, как животное?..
– Что тебе надо? – Наоэ оборвал зашедший в сторону разговор и начал сам задавать вопросы. – Ты ведь неспроста объявился в Никко, тебе зачем-то понадобилось это зеркало… Мне, знаешь ли, надоело делать всё тебе на пользу.
– Хм, – фыркнул Косака, – не торопись с выводами. Моя цель – убрать с арены действий зеркало, которое запечатывает души.
– Что?..
– Ходзё из Сагами положили глаз на владения Такэда, – Косака посмотрел на ряды суги вдоль дороги. – Они попытаются остановить наше продвижение по Канто, и наверняка подошлют убийц к моему господину. Даже здесь, в окрестностях Симоцукэ, чувствуется их присутствие; наши люди, отправившиеся на поиски зеркала, погибли от рук их нуэ.
– И ты пришёл к заключению, что за кражей зеркала стоят Ходзё?..
– Нуэ Ходзё не способны причинить серьёзного вреда моему господину, а вот запечатывающее души зеркало может навсегда вывести его из игры…
Косака остановился и твёрдым голосом сказал:
– Ходзё – хозяева клана Фума. Так что здесь возможен любой расклад. Но как бы там ни было, а зеркало слишком опасно, оно должно быть уничтожено. И в этом наши интересы совпадают. Как ты смотришь на то, чтобы объединить усилия? Я, со своей стороны, мог бы отрядить всех наших нуэ из Симоцукэ на поиски… Тебе же нужна информация? Подумай, я дело говорю.
– И опять строишь какие-то козни…
– Вынужден тебя разочаровать: не на этот раз. Зеркало нельзя оставлять в руках Ходзё. С этим даже ты, я думаю, не будешь спорить.
Наоэ промолчал.
– Для начала разделимся и отыщем его. Иначе брат девушки умрёт. Ну, что скажешь, Наоэ?
Полностью довериться Косаке Наоэ по прежнему не мог, но сейчас ему требовалась быстрота. Нужно было наладить сбор информации, а времени, чтобы изыскивать другие способы, совсем не оставалось.
«Даже если это ловушка, я вовсе не против того, чтобы в неё попасть» – подумал Наоэ, усмехнулся, и сказал:
– Согласен.

***

Поставить точку и распрощаться с этим миром – таков был итог его мучительных раздумий.

С того дня, как он расстался с Кагеторой, Наоэ искал выход – он думал, и думал, позабыв даже про сон, и теперь под маской, которую он носил не снимая, чтобы обманывать окружающих, скрывалась твёрдая решимость.
Не только с чувствами к Кагеторе будет покончено. Эта убийственная любовь была неотъемлемой частью его жизни – значит, нужно прервать жизнь, прекратить собственное существование.
Он понял, что в итоге его ждёт лишь повторение пройденного, ибо сумасшествие возрождается опять. Его любовь превосходила по силе и угрызения совести, и стремление не повторять допущенных ошибок – даже объект её перестал быть таковым. Кагетора в его представлении уже не являлся человеком из плоти и крови, и чувства Наоэ к нему сделались до такой степени безумны, что превратились в готовое орудие убийства.

Наоэ не верил в постоянство. Нет в человеческом мире ничего неизменного – вот чему научили его прошедшие четыреста лет, научили даже слишком хорошо. И если он добьётся от Кагеторы взаимности, если тот ответит ему, наконец, – это будет лишь первым шагом к тому, чтобы потерять.
Оставалось жить мгновением. Если потеря неизбежна – лучше не иметь вообще. Если не можешь покончить с чувствами – покончи с самим собой. «Миссия» больше не была препятствием. Он стремился положить конец Усобице Духов только потому, что это станет его собственным концом, а вовсе не из соображений высшей справедливости. Только ради себя, ради собственного блага.
Все беды оттого, понял Наоэ, что потерявшие человеческий облик до сих пор пытаются жить, как люди. Между тем, к стенаниям этих тварей глухи даже боги…

– Наоэ-доно, – раздавшийся рядом голос вывел его из оцепенения. Катакура Кодзюро на пассажирском сиденье обеспокоенно вглядывался в его лицо. – Что-то случилось?..
– Нет, всё в порядке…
Наоэ снова поднимался по Ирохазаке, на этот раз – чтобы отвезти Асаоку Майко домой. Его затянувшееся молчание, должно быть, показалось Кодзюро странным. Наоэ успокоил его кивком головы и посмотрел в зеркало, на Майко, устроившуюся на заднем сиденье. Девушка выглядела полностью измождённой.
– Вы устали, Асаока-сан?
– А?.. Нет…
– Я понимаю, что вы переживаете из-за брата, но мы найдём зеркало, обязательно.
– Татибана-сан, я тоже!.. – заволновалась Майко. – Я тоже хочу искать вместе с вами!.. Я не могу просто сидеть и ждать, я не выдержу!.. Пожалуйста, возьмите меня с собой!
Наоэ смотрел вперёд и молчал. Тогда Кодзюро обернулся через плечо и успокаивающе ответил:
– Не стоит. Мы имеем дело с людьми, которые могут управлять волшебными зверями… Вам лучше в это не вмешиваться.
– Но я волнуюсь!.. Вдруг мой брат умрёт… Вдруг его тело умрёт прежде, чем душа вернётся?! Стоит мне только подумать об этом, и я… – Майко вцепилась обеими руками в спинку водительского сиденья. – Пожалуйста, Татибана-сан! Возьмите меня с собой!
– Вы что, не понимаете? – сказал Наоэ, не отрывая взгляда от дороги.
– Что?.. – удивлённо пробормотала Майко.
– Тогда я скажу прямо. Бесполезный человек в компании – дополнительная опасность для нас. Вы, кажется, надеетесь, что вас будут защищать, но я не хочу подвергать себя риску ради попутчика, который ни на что не годен. Если вы докажете мне, что стоите того – тогда я, может быть, ещё подумаю.
Майко задохнулась от потрясения, а Наоэ подытожил:
– Вы будете путаться под ногами, вот и всё.
Несколько мгновений Майко сомневалась, не ослышалась ли она – настолько дико прозвучали эти слова в устах Татибаны. Лицо девушки окаменело, и она замолчала. Кодзюро решил смягчить сказанное – ему, наверное, тоже показалось, что Наоэ хватил через край.
– Мы понимаем ваши чувства. И всё же, прошу вас, доверьтесь нам и просто подождите.
Но Майко как будто не слышала его. Она стиснула руки на коленях и беззвучно расплакалась.
«Что со мной?..»
Слёзы катились по щекам безостановочно и помимо её воли. Неужели услышанное так шокировало её? Да, это были неприятные слова, но Майко не считала себя настолько изнеженной барышней, чтобы плакать по таким пустякам. Если бы это сказал не Татибана, а кто-то другой, она бы даже разозлилась и наверняка придумала бы язвительный ответ.
«Почему?..»
Сердце болезненно сжалось. Слёзы всё текли и текли. Майко удивлялась сама себе, но поделать ничего не могла и в отчаянии закрыла лицо руками.
Наоэ слушал её рыдания, не поворачивая головы, с ровным лицом проводя машину резкими зигзагами Ирохазаки. Вдруг в зеркале заднего обзора, сразу за отражением Майко, промелькнула чья-то большая тень.
«Что?..»
А в следующую секунду Кодзюро воскликнул:
– Наоэ-доно!..
Снова бросив взгляд вперёд, он увидел красную тень перед самым лобовым стеклом, и ударил по тормозам, одновременно выворачивая руль.
– А-а!..
Задние колёса заскользили по асфальту, и «Виндом» остановился в нескольких сантиметрах от ограждения. Красный зверь, похожий на мифического льва, готовясь к нападению, замер посреди дороги.
– Наоэ-доно… Это же…
Волшебное создание с огненной гривой.
«Цуцуга!..»
Зверь прыгнул. Наоэ, моментально нажав на газ, пустил машину полным ходом вперёд. Оставшаяся позади цуцуга тут же развернулась и начала догонять их с невероятной скоростью.
– Она приближается, Наоэ-доно!..
– Держитесь крепче!
Наоэ продолжал давить на газ, кружась по изгибам серпантина так быстро, как только мог, но дорога не позволяла разогнаться слишком сильно. Цуцуга неумолимо приближалась, и настигла их у поворота с табличкой «ну». Высоко подпрыгнув, она приземлилась на капот.
– Пригнитесь!
В ушах засвистело, и резко остановившийся «Виндом» всем корпусом качнулся вперёд. По лобовому стеклу с характерным звуком пробежала маленькая трещина.
– Катакура-доно! Позаботьтесь об Асаоке-сан!
– Ни в коем случае не смотрите в глаза цуцуге, она сожрёт вашу душу!
Наоэ открыл дверь и выкатился на дорогу. Цуцуга бросилась за ним, с лёгкостью рассеяв предназначавшийся ей силовой импульс. Её глаза горели золотистым огнём.
«Не смотреть!..»
Наоэ заставил себя зажмуриться, спасаясь от магнетического взгляда. Острые когти полоснули по его руке, и он упал, а цуцуга, развернувшись, снова была тут как тут.
– М-м!..
Уклониться Наоэ не успел. Зверь взгромоздился сверху, прижимая его к земле, и с пронзительным рёвом впился когтями ему в плечо.
Наоэ закричал от боли, и в этот самый миг на дороге показалась едущая со стороны города машина. Ошарашенный водитель нажал на тормоз. Цуцуга вскинула голову и, оставив Наоэ, прыгнула в его сторону.
– А ну стой!..
Собрав волю в кулак, он хлестнул силой вдогонку зверю и на этот раз не промахнулся. Цуцуга, взвыв, покатилась по асфальту, а когда Наоэ ударил ещё несколько раз, – заскулила, как побитая собака, и, перемахнув через стоящее вдоль обрыва заграждение, исчезла из вида.
– Наоэ-доно!..
Кодзюро и Майко, выскочив из машины, подбежали к нему. Увидев свежую рану на плече Наоэ, девушка воскликнула:
– Татибана-сан!.. С вами всё в порядке?!
Пытаясь выровнять дыхание, Наоэ приложил руку к правому плечу; ладонь тут же окрасилась кровью, и он снова скривился от боли.
– Кажется… они нас уже вычислили…
– Похоже на то.
Кодзюро с хмурым видом обернулся в ту сторону, где скрылась цуцуга.
– Кто-то отдаёт ей приказы, это ясно как день. И вряд ли они оставят нас в покое… В любом случае, сначала надо заняться вашими ранами. Наоэ-доно, давайте вызовем машину…
– Не нужно. Я могу вести.
Заметив, что Майко снова плачет, Наоэ кисло усмехнулся:
– Ну же, успокойтесь. А то я чувствую себя неловко.
– Татибана-сан…
– Это мне в наказание за то, что довёл вас до слёз.
Превозмогая боль, он растянул губы в улыбке и сказал:
– Покажите мне, как проехать к госпиталю.



----------------------------------
Комментарии переводчика:

1 Заместник сёгуна – скорее прозвище, нежели звание (официально такой позиции в иерархии сёгуната не существовало).
2. Тосёгу – общее название для синтоистских храмов, посвящённых Иэясу. В Японии их существует несколько, хотя обычно это название ассоциируется с самым большим и известным храмом в Никко.

@темы: перевод, канон

---

Зеркало победителя, главы 4-5

[Katinka]

Любые комментарии по поводу текста приветствуются (опечатки, ошибки, общие впечатления :-)
Сейчас мы (я и другие переводчики) находимся в процессе перехода на новую систему транслитерации. Здесь я пока пишу имена и названия по-старому, но на сайт оно ляжет уже в изменённом виде.

Глава 4

ПОСЛАНИЕ ИЗ ЗЕРКАЛА

Дом семьи Татибана находился в городе Уцуномия, что в префектуре Тотиги(1). Этот храм, под названием Когэндзи, принадлежал к школе Сингон(2) и был одним из самых крупных в городской черте.
Асаока Майко вышла из такси перед воротами храма, и сразу же поразилась размерам его территории. По рассказам тёти она представляла его себе совсем небольшим, умещающимся на уличном пятачке, но храм оказался величиной с парк. Просторное главное здание было крыто великолепной черепицей, в которой отражались солнечные лучи. Майко вспомнила, что видела эту большую крышу, сверкающую на летнем солнце, ещё из окна поезда.
Соседские дети ловили цикад под сенью камфорного дерева. Для них, наверное, это была лучшая площадка для игр, какую можно пожелать. Майко бросила неуверенный взгляд в сторону служебного помещения.
«Кажется, я рановато…»
Она пришла на двадцать минут раньше назначенного времени. Конечно, лучше было бы подождать – ведь здесь проводят службы и живут, должно быть, по строгому расписанию… Но Майко очень не хотелось стоять на жаре, поэтому она решительно тряхнула головой и зашагала к дверям.
– Извините, пожалуйста!
Со стороны главного здания доносились звуки читаемой нараспев сутры – похоже, служба ещё шла. Дом казался пустым, и Майко замерла у входа, не зная, что делать дальше.
Но кто-то, всё-таки, услышал звук дверного колокольчика: две или три минуты спустя в глубине послышались шаги и на порог вышла немолодая женщина в элегантном кимоно.
– Простите, что заставила вас ждать.
– А… Здравствуйте. Меня зовут Асаока Майко, я звонила на днях…
Услышав имя, женщина порылась в памяти, а потом кивнула.
– Вы племянница Асаоки-сан из второго квартала. Конечно, Ёсиаки мне говорил… Пожалуйста, проходите. Только служба ещё не закончена… Возможно, вам придётся немного подождать.
– Конечно, я подожду – это я пришла раньше времени…
– Ну же, заходите. На улице так жарко… Я налью вам холодного чая.
Майко благодарно поклонилась.
– Простите за вторжение…
Пока госпожа Татибана оказывала ей вежливый приём, Майко заметила, что эта элегантная дама, похоже, кое в чём ошибается на её счёт.
– Просто не знаю, что с ним делать… Двадцать восемь лет, и до сих пор не женат! Предложения о знакомстве так и сыплются, но он совершенно не воспринимает их всерьёз. Я ему говорю: «Ну если у тебя есть кто-то на уме – так приведи её, познакомь нас, наконец!»
– Вот как…
– Поэтому я очень рада. Он у меня такой растяпа… Вы уж будьте к нему снисходительны.
Кажется, госпожа Татибана решила, что её сына Ёсиаки связывают с Майко близкие отношения. Видимо, Ёсиаки не рассказал матери о причине её визита. «Как неловко», – подумала Майко, но предпочла с улыбкой промолчать и дождаться появления предполагаемого «жениха», чтобы он сам развеял недоразумение.
С Татибаной Ёсиаки Майко один раз говорила по телефону, но ещё не встречалась лицом к лицу. А впервые услышала она о нём от своей тёти, которая была в этом храме прихожанкой.
Дело, которое привело её сюда, могло бы показаться невероятным обычному человеку. Но с её тётей однажды (правда, целых десять лет тому назад) произошёл похожий странный случай: в доме завёлся полтергейст. Творилось что-то ужасное, и тётя, не выдержав, обратилась за советом к настоятелю храма. Тогда настоятель отправил к ним своего третьего сына, Ёсиаки, который в то время был монахом в обучении. Ёсиаки провёл очищающий ритуал, и беспорядок в доме моментально прекратился.
Ритуал тоже был необычным. Не возжигая огня, не читая сутр, молодой монах просто осмотрелся вокруг, а потом произнёс какое-то заклинание про Бисямонтэна – и дух исчез. Тётя, конечно, не могла этого видеть, но с тех пор в доме никто больше не безобразничал, и она сделала вывод, что очищение удалось. Весь процесс занял от силы три минуты.
По словам Ёсиаки, дух хорька жил в свитке в нише токонома(3). А свиток был недавно куплен в антикварном магазине…
Впервые услышав рассказ об этом чудесном избавлении, Майко, честно говоря, не поверила. Она знала о существовании сект, которые заманивают людей похожими фокусами, и вся история произвела на неё нехорошее впечатление. Тётя же с тех пор стала горячей поклонницей Ёсиаки, в чём Майко её неоднократно упрекала. «Меня покорила широта его натуры», – смеясь, отвечала та. Оказывается, Ёсиаки не взял с неё денег за работу… Так тётя и продолжала оставаться прихожанкой храма Когэндзи.
Что касается Майко, то если бы не приключившаяся с ней беда, она бы всю жизнь считала эту историю выдумкой. И сейчас она пришла сюда, на встречу с Ёсиаки, только потому, что готова была уже ухватиться за соломинку.

Ёсиаки появился тридцать минут спустя.
– Здравствуйте. Давно ждёте?
Увидев вошедшего мужчину, Майко удивилась. Одной из причин тому был его высокий рост, но больше всего девушку поразила его внешность: правильные черты лица и слегка отстранённый взгляд, как у модели или актёра. Он выглядел слишком спокойным и солидным для своих двадцати восьми лет.
Служба затянулась, и он, наверное, решил не заставлять её дольше ждать, поэтому пришёл, не переодевшись. Одеяние буддистского священника, несмотря на молодость, было ему к лицу и выгодно оттеняло внешность. Дзикитоцу(4) и накинутая поверх него годзё-гэса(5) ладно сидели на широких плечах, подчёркивая сквозившую в облике Ёсиаки серьёзность. Однако, он держался скромно, и не подавлял людей своим видом.
Майко невольно засмотрелась на этого человека, которого видела впервые в жизни. Кажется, она догадывалась, чем он так понравился её тёте.
– Извините, что я прямо так… Мы начали позже, чем было намечено. У кого-то из родственников по дороге сломалась машина, и они меняли колесо…
Он улыбнулся, явно пытаясь развеять напряжение, неизбежное при первой встрече. «Как мило с его стороны», – подумала Майко.
– Так-так-так, – сказала госпожа Татибана, занося в комнату поднос с чаем. – Почему ты не переоделся? Тут сейчас всё провоняет ароматическими палочками!
Ёсиаки сделал испуганное лицо.
– Мама, мы в храме. Здесь всюду пахнет ароматическими палочками…
– Ну что ты такое говоришь! Подумай о девушке! Если ты живёшь в храме, это ещё не значит, что можно ходить тут и благоухать. Речь идёт об элементарной вежливости, неужели не понятно?
Ёсиаки, похоже, не смел возражать своей матери.
В семье Татибана было четверо детей: три сына и дочь. Ёсиаки был третьим сыном и самым младшим ребёнком. Старший из братьев, Тэрухиро, занимался продажей недвижимости. Следующий за ним Ёсихиро, так же как и Ёсиаки, помогал отцу управляться в храме, а сестра Саэко вышла замуж и переехала в Токио.
Тэрухиро уже был женат и жил в собственном доме, расположенном на храмовой территории. Ёсихиро собирался жениться осенью, и ему же предстояло унаследовать храм. Один Ёсиаки до сих пор оставался не пристроен, но его, кажется, вполне устраивало такое положение вещей.
А вот его родителей – видимо, нет.
– Вот именно из-за такого поведения никто и не хочет за тебя замуж! – сказала госпожа Татибана, несколько погрешив против истины. Это Ёсиаки не хотел ни на ком жениться – однако, свою маму лишний раз старался не раздражать.
– Я понял, понял. Ты пойди, отдохни, а нам поговорить надо.
– Подожди, дай мне поближе познакомиться с твоей будущей женой!
– Мама…
Ёсиаки прижал руку ко лбу и тяжело вздохнул.

***

– В каком состоянии сейчас ваш брат? – спросил Татибана Ёсиаки, он же Наоэ Нобуцуна, после того, как его мать ушла. Наконец-то они с Майко могли перейти к делу.
Девушка печально покачала головой.
– По-прежнему без сознания. Его жизнь поддерживается искусственно… Какое-то растительное существование получается… – На лицо Майко набежала тень. – По словам врача надежды на то, что он придёт в себя, почти нет, но родственникам нелегко с этим смириться.
– А как насчёт вас?
– Меня?.. – Майко вскинула глаза. – Как я могу смириться после таких снов!
– То есть, вы снова его видели?
Девушка кивнула и опустила взгляд на поверхность стола.
– И отражение в зеркале?..
Она снова кивнула, закрывая лицо руками.
Суть дела – того самого дела, которое заставило её, не верившую в сверхъестественное, искать встречи с Ёсиаки, – она изложила ему на днях по телефону.
Около месяца тому назад младший брат Майко, Асаока Синья, попал в автомобильную аварию и оказался на больничной койке. Происшествие случилось в Никко(6), где семья Майко держала рёкан(7) на берегу озера Тюзэндзико(8). Однажды ночью Синья поехал провожать друзей до станции Тобу Никко(9), и по дороге с ними произошёл несчастный случай. Конечно, Синье, только недавно получившему права, не стоило ехать по ночному серпантину Ирохазаки(10). Он не вписался в поворот и врезался в ограждение. Никто из его пассажиров, по счастью, серьёзно не пострадал – одного водителя увезли на скорой, и он до сих пор находился в критическом состоянии, не приходя в сознание. Хотя соответствующих наружных повреждений не было. Предполагали, что он просто ударился головой…
Некоторое время спустя Майко начала видеть своего брата во сне – очень странном сне, повторяющемся каждую ночь. Поначалу Майко думала, что всему виной её собственное беспокойство, но сон продолжал повторяться, причём в деталях.
Она видела брата посреди какого-то леса. Синья был без одежды, и нижняя часть его тела вросла в ствол большого дерева суги(11).
«Помоги мне, Майко, – умоляющим голосом говорил он, – я не могу вырваться из этого дерева. Пожалуйста, помоги!»
Мольба была такой отчаянной, что девушка просыпалась в холодном поту. Сон являлся ей почти каждую ночь.
Ещё через некоторое время она узнала от одного из друзей Синьи, бывшего с ним в машине, странную вещь. Оказывается, Синья врезался в заграждение не потому, что не вписался в поворот. Он пытался объехать какое-то препятствие. Что именно это было за препятствие, друг не разглядел, но видел, как лицо Синьи внезапно исказилось от ужаса, после чего он закричал и резко вывернул руль. Так они и попали в аварию.
Но окончательно убедиться в том, что происшествие относится к разряду необъяснимых, Майко заставило событие недельной давности: брат привиделся ей в зеркале, в её собственной комнате, где его, конечно же, никак не могло быть. И отражался он только по пояс.
Когда отражение Синьи стало мерещиться ей в каждой блестящей поверхности, Майко, по-настоящему испугавшись, кинулась звонить тёте, которая из всех её знакомых была наиболее сведуща в подобных делах. И это, в конце концов, привело её к Наоэ.
– Да, ситуация сложная, – сказал Наоэ, нахмурившись. – Сны, в которых вы видите вашего брата, скорее всего вызваны его… мм… назовём это телепатией. Считайте, что это мысленное послание.
– То есть, его сознание ещё работает? Он ещё не умер?
– Возможно, что-то мешает ему прийти в себя, и он просит вас помочь. А вот что касается отражения в зеркале…
На лице Наоэ появилось озадаченное выражение. Майко не сводила с него отчаянного взгляда.
– Тут всё довольно странно. Мне приходят в голову две вещи. Первая – это живой призрак.
– Живой призрак?... – Майко вздрогнула, настолько зловеще прозвучали эти слова.
– И здесь тоже возможны два варианта, – продолжал Наоэ. – Первый вариант – это буквально отделение души от тела. Второй – это передача образа на расстоянии при помощи мысленной волны, которую один человек может послать другому, например, чтобы испугать. В случае вашего брата я больше склоняюсь к первому. Видимо, его душа отделилась от тела и пришла к вам – а вы увидели её в зеркале. Либо же… – Наоэ сделал паузу. – Либо же само зеркало выступает в качестве проводника и передаёт вам волю вашего брата. Одно из двух. И чтобы понять, что с ним сейчас происходит и почему он просит о помощи, нужно выяснить, с чем именно мы столкнулись.
Наоэ спокойно посмотрел Майко в глаза.
– Однако, я не заметил, чтобы дух вашего брата витал вокруг вас.
– А?.. – Майко подскочила и завертела головой по сторонам. При мысли о том, что её собеседник видит привидения, ей стало страшно.
– Вы говорили, что видите его всякий раз, когда смотритесь в зеркало. Ничего не изменилось с тех пор?
– Нет…
Она видела Синью в зеркале не далее как сегодня утром. Наоэ на секунду задумался, а потом встал и пригласил её следовать за ним.
Он прошёл по коридору, ведущему в главное здание, примерно до середины, и подвёл Майко к большому зеркалу, висящему на стене.
– Посмотрите в зеркало. Он там? – спросил Наоэ, становясь рядом.
Майко покосилась на собственное отражение, а потом вздрогнула, хотя пора бы уже было и привыкнуть… Синья отражался за её правым плечом, как всегда по пояс и без одежды. Он был бледен, и, встретившись с ним глазами, Майко беспомощно отвела взгляд.
– Там… Виден очень отчётливо…
Наоэ, похоже, ничего не видел. Он ещё раз огляделся по сторонам и снова посмотрел на зеркальную поверхность.
– Я не вижу. Следовательно, это послание, передающееся через зеркало определённым людям.
Майко, оставив отражение за спиной, повернулась к мужчине из плоти и крови.
– Так что же происходит с моим братом?.. Он просит о помощи, но чем я могу ему помочь?!
Наоэ, не отрывая острого взгляда от зеркала, помолчал, словно взвешивая что-то в уме.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Давайте завтра проведаем вашего брата. Пока я сам не увижу его, я ничего не смогу предложить.
Наоэ посмотрел на девушку со спокойным выражением лица.
– Вы можете завтра освободить день? Я хочу, чтобы вы провели меня в госпиталь.
– Хорошо…
Пристальный взгляд Наоэ заставил Майко непроизвольно съёжиться, но ради брата она была готова на всё. Прочие обстоятельства отходили на второй план. «Прошу вас», – сказала она и несколько раз глубоко поклонилась.
– И… сколько это будет стоить?.. Я имею в виду плату за расследование…
– Плата за расследование?..
Кажется, Майко принимала его за какого-то сектанта. Наоэ недоумённо моргнул, а потом его взгляд снова потеплел, и на лицо вернулась улыбка, которую Майко видела в самом начале встречи.
– Странные вещи вы говорите… Не волнуйтесь, для меня это что-то вроде благотворительности. Никакой платы не нужно.
Это было за день до того, как Такая приехал в Токио.

***

Семья Майко владела рёканом на озере Тюзэндзико, в городе Никко.
Наоэ, выйдя из дома ранним утром, отправился туда на машине. Они с Майко договорились встретиться на станции Тобу Никко, чтобы потом вместе поехать в госпиталь, где лежал Синья.
Итак, холостой священник из Уцуномии прибыл на место встречи ровно в назначенный час, но Майко его не узнала. Когда он сам обратился к ней, девушка удивлённо воскликнула:
– Это вы, Татибана-сан?!
Человек, с которым она встречалась вчера, стоял возле новенького «Виндома». На нём был чёрный костюм и солнечные очки. Он выглядел, как молодой предприниматель, а кому-то мог даже напомнить якудзу – разительный контраст со вчерашним обликом. Но в нём и сегодня чувствовалось то же спокойствие и внутренняя собранность, которые поразили Майко вчера, и она снова на него засмотрелась.
– Пожалуйста, садитесь, – сказал Ёсиаки, открывая переднюю дверь. Он был похож даже не на предпринимателя, а на секретаря, и Майко почувствовала себя дочкой миллионера.
Наоэ приехал на тойотовском «Виндоме», купленном на днях. По рассказам тёти Майко в семье Татибана было три машины: «Бенц», «Феррари» и отечественная. Одну из них Ёсиаки недавно вдребезги разбил, и с тех пор ему перестали давать остальные. Новая машина предназначалась целиком в его пользование, чему он был несказанно рад – не придётся ни перед кем отчитываться за возможную порчу.
– Ну что ж, едем, – сказал Наоэ, и завёл мотор.

– Должно быть, здесь сейчас много людей, – проговорил Наоэ, когда они отъехали от станции, и обвёл взглядом выстроившиеся по обеим сторонам дороги гостиницы. Он заметил, что его спутница немного нервничает, и решил завести ни к чему не обязывающий разговор.
– Да… – ответила Майко, глядя на его повёрнутое в профиль лицо. – Но летние каникулы подходят к концу, и теперь до середины осени будет затишье. А вот когда покраснеют клёны… Машины на Ирохазаке выстроятся вплотную, как бусины на нитке.
– Ха-ха!.. Могу себе представить. Я бывал здесь пару раз в этот сезон – уж очень красиво… Мне вообще нравится в Никко.
Его располагающая улыбка была настолько заразительна, что Майко улыбнулась в ответ.
«Интересно, с кем он здесь был?..» – мелькнула в её сознании непрошеная мысль. «Наверное, со своей девушкой…»
– О, статуя Тэнкая! – возглас Наоэ прервал её размышления. Они как раз подъехали к перекинутому через реку Оягаву Мосту Никко, перед которым и стояла статуя. Монах Тэнкай, выведший из упадка храм Риннодзи, был известным политическим деятелем, «серым кардиналом» при Токугаве Иэясу.
Чуть поодаль виднелся знаменитый Мост Богов. По легенде этот великолепный, покрытый красным лаком мост возник здесь, когда основатель религиозного культа Никко, Сёдо-дзёнин обратился к богам за помощью в переправе через реку Оягава. Тогда к нему явился Дзиндзя Дай-О с двумя змеями в руках – красной и синей. Он перекинул змей через реку, так и получился мост.
Ещё через некоторое время впереди показалось скопление сувенирных лавочек и гостиниц. Отсюда начиналась пешеходная дорога, ведущая к храмам Никко: Тосёгу, Риннодзи и Футарасан.
– Да, кстати… – в голосе Наоэ снова послышались озабоченные нотки. – Мой брат вчера рассказал мне, что недавно из святилища Тосёгу украли сокровище… Вы что-нибудь об этом знаете?
– А… да…
Майко действительно слышала о краже, случившейся два или три месяца тому назад – как раз тогда, когда к ней в гости приезжала подруга по колледжу. Придя в Тосёгу, они удивились, обнаружив там полицейский патруль, и только вечером узнали в новостях, что произошло.
– Я был тогда сильно занят, и почти не смотрел телевизор… Что это было за сокровище?
– Мм… – Майко порылась в памяти. – Кажется, священное зеркало…
– Зеркало? – переспросил Наоэ, и его взгляд стал острым.
– Оно принадлежало чуть ли не самому Токугаве Иэясу – очень ценная вещь, из разряда национального достояния. И преступники взяли только её. Кажется, зеркало хранилось в самом сердце святилища, куда посторонним вход воспрещён. Одна знакомая продавщица сувениров проболталась мне, что это, возможно, кто-то из своих…
– Преступника до сих пор не нашли?
– Нет, вроде бы…
Наоэ, нахмурившись, повернул руль. Его явно посетила какая-то неожиданная мысль, и Майко прямо спросила, что его волнует.
– Да так, ничего, – ответил Наоэ. – Но сам факт того, что это зеркало… Впрочем, мои опасения, возможно, беспочвенны. А… где госпиталь? Я правильно еду?
– Да, – сказала Майко и принялась объяснять ему путь. До госпиталя оставалось около четырёх километров.


***

Отдельная палата, в которой лежал Синья, располагалась в самом конце коридора на втором этаже.
Госпиталь был сравнительно большим для здешних мест. Майко ходила сюда почти каждый день и уже знала весь персонал отделения в лицо. Предупредив новую медсестру, что они идут проведать больного, Майко провела Наоэ в палату.
– Это Синья, мой брат, – сказала она, глядя на лежащего на кровати юношу. Казалось, он просто спит. Черты его лица были по-детски мягкими – он совсем не выглядел на свои девятнадцать. Ему можно было дать столько же лет, сколько Такае, а то и меньше. Несколько трубок тянулись к его телу от пугающего вида аппаратов, поддерживавших его жизнь.
Наоэ снял солнечные очки и молча посмотрел на Синью.
– Никаких наружных повреждений не было, – обессилено сказала Майко. – А он живёт, как растение… Не реагирует, сколько его ни зови… И так уже почти два месяца, – опустив голову, Майко прикусила губу. – И машина не сильно разбилась… Совсем небольшая была авария – вон, его девушка только шею потянула. Почему только с ним случилось такое?..
Майко подавленно замолчала, и в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь гудением аппаратов. Лицо бесчувственного юноши было, подобно маске, лишено всяких признаков жизни. Он еле-еле дышал, и зрачки его реагировали на свет. Также сохранялись роговичные и глоточные рефлексы, а значит, мозг функционировал… Но в состоянии, похожем на летаргию.
– Он всегда был странным ребёнком, – снова заговорила Майко. – Никто в нашем роду не отличался сверхчувствительностью, и только у брата есть одна способность… Нет, никаких призраков он не видит, но…
Наоэ вопросительно посмотрел на неё.
– Иногда он видит вещие сны, – Майко подняла голову и встретилась с Наоэ взглядом. – Не о прошедших событиях, а именно о том, что будет. Когда-то с нашим двоюродным братом случился несчастный случай на производстве: он упал с большой высоты и разбился насмерть. Синья видел это во сне за день до того. Он прибежал среди ночи ко мне в комнату, весь в слезах, и сказал, что Казуо упадёт с высоты и разобьётся. Я, конечно, не поверила… Пыталась убедить его, что это просто сон… А на следующий день всё случилось в точности, как он предсказал.
Наоэ молча слушал.
– Я помню ещё два похожих случая… И это всегда было связано с чьей-то смертью. Поначалу Синья рассказывал людям о своих снах, но когда они сбывались, это выглядело так жутко, что он постепенно перестал. Тех, с кем должно было произойти несчастье, он пытался предупреждать об опасности, пытался каким-то образом повлиять на их планы. Но они либо не слушали его, либо меняли планы, но всё равно попадали в беду… Ведь вещие сны не сообщают в точности дату и время. Детали видятся смутно, и сложно что-либо изменить. Впрочем, будь они даже известны – есть множество причин и обстоятельств, которые подводят человека к опасной ситуации… Пророчеств не существовало бы, если бы будущее можно было изменить… Потом Синья перестал рассказывать о своих снах даже мне, – Майко снова посмотрела на спящего юношу и болезненно нахмурилась. – Но я могла догадаться. Бывало, узнав о чьей-то смерти, Синья бледнел, и на его лице появлялось такое выражение, будто его худшие опасения сбылись. Так я понимала, что он снова видел вещий сон. Из-за этих снов он всегда был немного замкнутым, но в последнее время, казалось, начал раскрываться навстречу людям – стал веселее, общительнее… – Майко тяжело вздохнула. – Возможно, мне это лишь казалось. Наверняка ему было очень плохо. Может, он будет счастливее, если вообще никогда не проснётся…
– Вы так думаете? – спросил Наоэ. Майко подняла голову и встретила его прямой взгляд.
– Ведь в ваших снах он просит о помощи – значит, он хочет прийти в себя, и как можно скорее.
– Ну… – неуверенно сказала Майко. – Возможно, эти сны есть не более, чем плод моего воображения… А отражение в зеркале – всего лишь мираж…
– Тут вы не правы.
Девушка замолчала, не зная, что ответить на столь категоричное утверждение.
– Асаока-сан… Если вы хотите спасти вашего брата, вы должны верить в себя. И в него, который до сих пор успешно справлялся со всеми трудностями.
– Татибана-сан…
– Я уверен: он не желает убежать от действительности, – тихо сказал Наоэ, глядя на безжизненное лицо юноши. – Я понял, почему он не приходит в себя.
– Да?..
– Это тело пусто. В нём нет души. Я не чувствую жизненной энергии…
Майко судорожно сглотнула и бросила на Синью испуганный взгляд.
– Нет души?..
– Его тело здесь, но его самого сейчас здесь нет.
– Так что же тогда…
– По какой-то причине душа отделилась… – Наоэ озадаченно нахмурился. – Или, нет: её, скорее всего, отделили от тела.
– Так что же с ним теперь будет?! Это что, навсегда?!
– Как только душа вернётся, он сразу придёт в себя… Без души тело оказывается в состоянии клинической смерти, которое, затянувшись, приводит к смерти абсолютной. Ваш брат избежал этого благодаря медицинскому вмешательству, и сейчас живёт на аппаратах, но сколько это продлится…
– Ну а где, где сейчас его душа?!
– Не знаю, – ответил Наоэ, устремив взгляд в пространство. – Но нужно узнать, самым первым делом… Я хочу осмотреть место, где, предположительно, произошло разделение. Асаока-сан, проводите меня к месту аварии на Ирохазаке.




---------------------------
Комментарии переводчика

1. Тотиги – префектура к северу от Токио.
2. Сингон – название одной из школ японского буддизма, основателем которой является Кукай (Кобо-дайси).
3. Токонома – важная деталь японского интерьера. Ниша в стене, где вешают свиток или ставят икэбану.
4. Дзикитоцу – основная деталь одежды буддистского священника, надевается поверх нижнего кимоно-косодэ.
5. Годзё-гэса – деталь одежды буддистского священника, накидывается поверх дзикитоцу (выглядит как фартук без завязок или лента через плечо)
6. Никко – город в префектуре Тотиги. Знаменит своими храмами, в первую очередь – усыпальницей Токугавы Иэясу.
7. Рёкан – гостиница в японском стиле.
8. Тюзэндзико – озеро в горах недалеко от Никко.
9. Тобу Никко – станция железнодорожной компании Тобу.
10 Ирохазака – название серпантина, ведущего от центра города Никко к озеру Тюзэндзико. Это название, буквально означающее «алфавитный подъём», происходит от числа поворотов серпантина, совпадающего с числом букв японского алфавита.
11. Суги – криптомерия, которую ещё иногда ошибочно называют «японским кедром».

Глава 5

КРАСНЫЙ ЗВЕРЬ

Единственный способ добраться от городских предместий до озера Тюзэндзико и раскинувшихся за ним просторов Оку-Никко – это подняться по знаменитому серпантину Ирохазака. Дорога была разделена на две части с односторонним движением: Первая Ирохазака использовалась для спуска, а Вторая Ирохазака – для подъёма. В первой было двадцать петель, во второй – двадцать восемь, что в сумме составляло сорок восемь букв японского алфавита, по одной на поворот.
Асаока Синья врезался в заграждение на Первой Ирохазаке. Спуск был сложнее, чем подъём: дорога уже, повороты круче, и дорожное покрытие износилось. Поэтому аварии здесь происходили чаще. Наоэ беспокоило число происшествий со смертельным исходом, увеличившееся за последний месяц. Даже местные жители начали поговаривать, что дело тут нечисто.
Из-за одностороннего движения, чтобы попасть на нужное место им пришлось сначала проехать по Второй Ирохазаке наверх, в сторону озера Тюзэндзико. Всю дорогу Наоэ хмурился, будто ему не нравилось что-то в окружающем воздухе. Он ничего не говорил, но вид у него был такой настороженный, что Майко, не выдержав, спросила:
– Что-то не так?
– Всё в порядке, – спохватившись, ответил Наоэ и прибавил газу, чтобы сделать аккуратный поворот.
– Могу я вас кое о чём спросить?.. – сказал он, выворачивая руль налево. – Насчёт ваших снов…
– Про брата?..
– Да. Возможно, ключ к тому, где искать его душу – именно в них. То место, которое вы видите во сне, может оказаться важной подсказкой… В вашем видении Синья-кун нижней частью тела слился с деревом?
– Да… Он говорил, что не может вырваться оттуда, и просил помочь…
– Я думаю, – сказал Наоэ, слегка сдвинув брови, – что это дерево существует в действительности. Постарайтесь припомнить, что там было вокруг. Нет ли чего-то знакомого?
Майко напрягла память. Сложно было вызвать из глубин сознания картины, виденные во сне, но, в конце концов, ей удалось воссоздать образ:
– Похоже на рощу суги… И дерево, в котором заключён мой брат, особенно большое… Нет, там даже три дерева. Среднее выглядит очень старым, а брат находится в правом… Вот, пожалуй, и… – Майко замолчала, прижав руку ко лбу. Похоже, больше она ничего не могла вспомнить.
– Вы знаете это место?
– М-м… – девушка задумчиво склонила голову. – Что-то знакомое, конечно, есть. Но я не могу сказать, где это. Извините.
Наоэ с хмурым видом посмотрел на дорогу и сделал следующий поворот, огибая восьмую табличку с надписью «ти». Слова Синьи о том, что он не может вырваться из дерева, не давали ему покоя. Какая связь между ними и передачей образа через зеркало?.. Занятый этими мыслями, Наоэ продолжал крутить руль, не обращая внимания на панораму окрестностей, открывавшуюся со склона горы.
– Ой!.. – раздался голос с соседнего сидения. – Остановите, пожалуйста!
Они как раз выехали с Ирохазаки и проезжали мимо автобусного терминала онсэна Тюзэндзи, с его сувенирными лавочками и гостиницами, когда Майко увидела идущую по улице знакомую. Наоэ притормозил.
– Эри-тян, Эри-тян! – крикнула Майко, высунувшись из окна. Невысокая девушка школьного возраста, с коротко подстриженными волосами, обернулась на зов. Кажется, она только что вышла из автобуса. Увидев Майко, девушка удивилась и подбежала к машине.
– Майко-сан!.. Как кстати!
– Что ты здесь делаешь?
– К вам иду! Мне надо срочно с вами поговорить!
«Девушка Синьи», – сказала Майко и вышла из машины.
Та самая, которая была с ним в момент аварии… Теперь Наоэ понял, почему Майко просила остановить.
– Я звонила вам с утра, – торопливо начала Эри, – но мне сказали, что вы уехали и неизвестно когда вернётесь… Я решила пойти к вам домой и подождать там… Я просто не знала, куда деваться!..
– Так про что ты хотела рассказать?
– Про сон!.. – воскликнула девушка. – Про сон, в котором появлялся Синья-сан!
Наоэ и Майко переглянулись. Эри продолжала:
– Он появлялся и разговаривал со мной!.. Это что, послание, да?.. Я в таких вещах совсем не разбираюсь…
– Эри-тян…
– Я вспомнила, как вы говорили, что с вами похожее было… и поняла, что нужно быстрее рассказать вам!..
Пытаясь успокоить девушку, Майко обернулась к Наоэ за поддержкой. Тот оставался невозмутим.
– А что именно Синья-кун говорил вам во сне?
Эри, кажется, впервые заметила присутствие незнакомого мужчины. Она подозрительно посмотрела на него, а потом на Майко, словно ожидая объяснений.
– Мой знакомый, Татибана-сан. Он помогает мне разбираться с этим происшествием…
Догадавшись, что опасаться нечего, девушка взволнованно ответила:
– Я очень хорошо всё помню… Сон был таким ярким… Он сказал: «Разбей зеркало. Убей красного зверя».
– Зеркало?.. – моментально переспросил Наоэ. – Разбить… он так и сказал?
Эри закивала головой.
– Как по-вашему, что это может означать?
Наоэ и Майко одновременно подумали про отражение. Но зачем разбивать зеркало? Что из этого может получиться?
– Красный зверь… – пробормотал Наоэ, сдвинув брови. – Зеркало и красный зверь… Даже ничего в голову не приходит.
Только он собрался хорошенько обдумать услышанное, как вдруг издалека донёсся вой сирен. Цепочка полицейских машин показалась со стороны Второй Ирохазаки и тут же исчезла в направлении Первой.
– Авария?..
– Кого я вижу!.. Майко-тян! Сегодня с кавалером?
Майко обернулась на голос и увидела на противоположной стороне улицы знакомого хозяина сувенирной лавки. Дождавшись, когда патрульные машины проедут, он перешёл дорогу и направился к ним. Майко была «лицом» рёкана Асаока, и в этой тесной округе считалась красавицей. Её многие здесь знали и многие с ней здоровались.
– А зачем полиция? – спросила она подошедшего мужчину. – Опять авария на Ирохазаке?
– Не-ет, это не авария. Кто-то бросился в водопад Кэгон.
– Бросился в водопад?..
Наоэ вскинул голову. Водопад Кэгон был не только туристической достопримечательностью, но ещё и знаменитым местом для самоубийств, которые, впрочем, происходили здесь нечасто (и слава богу). Нынешний случай был первым за весь сезон.
– Да, со смотровой площадки. Народу там, вроде, было прилично, но всё произошло так быстро, что вмешаться никто не успел. Если вы собрались на водопад, то лучше немного подождать, там сейчас полиция, никого не пускают. Да и неприятно, наверное, приехать на свидание, а наткнуться на самоубийство…
Предупредив их таким образом, добросердечный (или не очень) хозяин магазина «Такамацуя» ушёл, но не забыл перед этим напомнить, чтобы сувениры, если таковые понадобятся, покупали у него. Майко не знала, куда деваться от смущения: продавец сувениров явно решил, что они с Наоэ встречаются. Но Наоэ, похоже, это совсем не волновало. Он молчал, с задумчивым видом потирая подбородок.
– Извините, Татибана-сан, – сказала Майко. – Он всегда такой…
– А может, сходим?
– Что?..
Наоэ повернулся к ней:
– Я не могу отделаться от неприятного чувства… Можете называть это интуицией… Вдруг если мы сходим на водопад, я что-нибудь пойму?
– Неприятное чувство?..
– Мне сложно это объяснить… – Наоэ поднёс руку к виску. – Ощущение местности, энергия «ки», разлитая в пространстве… Чистая и прозрачная рэйки, характерная для окрестностей горы Нантай(1), сейчас как будто… – его взгляд сделался острым, – …как будто запачкана чем-то мирским. Тем, чего здесь быть не должно.
На лице Майко отразился испуг – испуг перед человеком, чьи способности были ей непонятны… И всё-таки они начали искать место для парковки, чтобы посмотреть на водопад Кэгон.

***

От автобусного терминала онсэна Тюзэндзи до водопада идти было пять минут. Каменная чаша озера Тюзэндзико с одного конца словно переливалась через край, и его полные воды обрушивались с девяносто девяти метровой высоты, образуя водопад Кэгон – один из трёх великих водопадов Японии. Несколько лет назад здесь обвалилась скала, и каменный выступ разбил некогда мощный и ровный поток примерно посередине. Сейчас камни на том месте постепенно вымывались, возвращая пейзажу симметрию, которой он славился прежде.
Обычно водопадом любовались с верхней площадки, но те, кто хотел посмотреть поближе, могли спуститься вниз на лифте.
Несчастный случай привлёк зевак, по большей части из числа туристов. Майко казалась напуганной и не очень хотела идти, поэтому Наоэ оставил её наверху и один отправился на нижнюю площадку.
Тело уже достали и накрыли пластиковой плёнкой. По рассказам очевидцев самоубийца даже не бросился в водопад, а «упал» (почему-то все они использовали это слово) – упал и разбился о скалы.
Наоэ вновь перевёл взгляд на белую массу падающей воды. Вблизи это зрелище ещё больше захватывало дух. Водопад шумел и разбрасывал брызги, как прежде, однако…
«Что такое?..»
Неприятное чувство, беспокоившее Наоэ, усилилось. Теперь стало ясно, что причиной тому был водопад и окружающая его ки. Водопад Кэгон, каким Наоэ его помнил, смешивал в себе два вида энергии: мощную и прозрачную энергию падающей воды, и энергию неочищенных душ, принадлежавших самоубийцам. Водопады всегда притягивали к себе души мёртвых, неважно, как они умерли, и собирали вокруг себя особую ауру – ни светлую, ни тёмную. Возможно, именно такое причудливое сочетание и назвали словом «святость».
Но сейчас всё изменилось. Нет, сам водопад не утратил своего величия, однако чего-то не хватало – и Наоэ знал, чего именно.
«Исчезло то, что было примешано…»
– Да, измельчал Кэгон, – раздался вдруг знакомый голос. Обернувшись, Наоэ увидел молодого человека в солнечных очках, который стоял рядом (откуда только взялся?) и так же разглядывал водопад.
– Опять… – простонал Наоэ. – Видеть тебя больше не могу.
Косака Дандзё усмехнулся и подошёл ближе, на ходу снимая очки.
– Мы всё время встречаемся в странных местах, Наоэ. Судьба?..
Наоэ молчал, не желая попусту тратить слова, но в глазах его появился настороженный блеск. Косака посмотрел на шумный поток и сказал:
– Кэгон, лишившийся святости, совсем не радует сердце...
– Что ты здесь забыл? – холодно спросил Наоэ. – Что задумали Такэда на этот раз?
– С какой стати я должен посвящать врагов в наши планы? – ответил Косака. –Ты-то сам что здесь делаешь? Опять увеселительная прогулка?
Наоэ, поджав губы, молча сверлил его взглядом. Он казался ещё более мрачным, чем обычно, и немного подавленным. Косака стёр с лица улыбку и снова обернулся к водопаду.
– Сейчас он впечатляет меньше, чем когда-либо… Я думал, что если убрать всё грязное, божественное возрастёт – оказывается, наоборот. Стоит что-то очистить, как оно тут же становится скучным…
– Всё потому, что духов больше нет…
– Совершенно верно. Неупокоенные духи, которых раньше здесь была тьма тьмущая, исчезли – а пространство скрепляли именно они. Тоже мне, святое место…
– Ты знаешь, в чём причина? – осторожно спросил Наоэ. – Куда они подевались? Не могли же они вдруг взять и все одновременно отправиться на тот свет…
Такой неестественный уход из жизни, как самоубийство, сильно затруднял духам очищение. Сложно было поверить, что все они сумели очиститься за столь короткий срок.
– Выходит, ты не видел… – Косака глянул на него исподлобья.
– Что?
– Красного зверя.
Наоэ распахнул глаза.
– Красный… зверь?..
– Этот утопленник, которого они называют самоубийцей… Он не по своей воле бросился в водопад. Его душу сожрал красный зверь.
– Что значит «сожрал душу»? – Наоэ озадаченно нахмурился. – Какой ещё зверь?
– Если бы ты был тогда здесь, ты бы тоже его заметил, – Косака скрестил руки на груди и посмотрел на маленькое озеро под водопадом.
– С некоторых пор по округе рыскает, отравляя воздух, один волшебный зверь. Обычные люди его, разумеется, не видят, а если и видят – теряют душу, и ничего уже не могут рассказать. Сегодняшний покойник, я думаю, как раз из таких… Существо, которое я сейчас наблюдал, похоже на льва. У него длинный хвост, и оно рассеивает вокруг себя красную ауру. А ещё оно пожирает души людей. Так что, по-твоему, это за зверь?
– …Цуцуга, – пробормотал Наоэ, моментально вспомнив о Синье и «красном звере» из сна Эри. Вот, значит, что имелось в виду?..
Цуцуга принадлежала к разряду волшебных зверей, вроде драконов и киринов(2). Эти создания обладали магической силой, и многие из них даже не имели аналогов среди настоящих животных. Такой была и загадочная цуцуга – нехороший, но сильный зверь, питающийся душами людей, тигров, пантер и прочих живых тварей. Она существовала только в виде энергетического тела.
Если верить рассказу Косаки, то красный зверь, о котором говорил Синья – это, без сомнений, цуцуга. И душу юноши похитила именно она.
– Выходит, исчезновение здешних духов – тоже её проделки?..
– Для цуцуги водопад Кэгон – идеальное охотничье угодье. Я слышал, в округе в последнее время много аварий… Наверняка тоже она. И полиция ничего не может поделать с волшебным зверем… Сочувствую местным полицейским. Они и с Тосёгу до сих пор не разобрались…
– Тосёгу?.. Ты имеешь в виду украденное оттуда сокровище?
– Ну надо же, – удивился Косака. – Кое что ты всё-таки знаешь.
– Я где-то слышал, что в Тосёгу хранится священное зеркало, наследие самого Иэясу. Украли именно его? И поэтому ты сейчас в Никко… Ваших рук дело?
– Во всём-то тебе Такэда виноваты… Не говори глупостей. Мы бы никогда не опустились до воровства, – лицо Косаки стало серьёзным. – Сокровище называется «Зеркало цуцуги» и может поглощать души людей.
– Что?! – воскликнул Наоэ. Косака отвернулся от водопада и прислонился спиной к поручням.
– По преданию это волшебное зеркало способно запечатывать в себе – можно сказать, пожирать – души тех, кто отражается в нём, поэтому его назвали «Зеркало цуцуги». На самом деле их два – Зеркало Самца и Зеркало Самки. Какое-то одно хранилось в главном здании святилища Тосёгу в строжайшем секрете.
– То есть, его украли оттуда, куда даже священникам вход запрещён?
– Да. Поэтому официальное заявление полиции было до крайности коротким. Служители Тосёгу не хотят, чтобы о событии, порочащем их святую землю, узнали в широких кругах. Это бросает тень на репутацию святилища. Ведь украли не что-то там – а вещь, принадлежавшую святому(3). Им, должно быть, стыдно перед господином Иэясу.
– Странно, что взяли только зеркало, и ничего больше. Если его хранили в тайне, то никто, кроме первосвященника, не должен был знать…
– Верно. Если кто-то и знал, – Косака сверкнул глазами – то только тот, кто знаком с историей зеркала не понаслышке.
Наоэ вскинул голову.
– В каком смысле?
– А что по-твоему, рыскающая по округе цуцуга и украденное зеркало никак не связаны между собой?
– Опять Усобица Духов…
– Головой не поручусь, но очень похоже на то, – сказал Косака и зашагал к лифту. – Хочешь узнать больше – поезжай в Тосёгу, на место происшествия. Может, увидишь кое-что интересное…
– А это как понимать?
Косака молча вошёл в лифт. Наоэ последовал за ним. Двери закрылись, и большой, рассчитанный на тридцать человек лифт двинулся вверх.
На верхней смотровой площадке поджидала Майко.
– Татибана-сан! Ну как, что-нибудь выяснили? – спросила она, подойдя к Наоэ, и тут её взгляд упал на стоящего рядом красивого молодого человека. Косака тоже заметил её и язвительно сказал:
– О, ты сегодня с дамой? Какая редкость. Куда же ты подевал своего хозяина? Обычно таскаешь его за собой…
Майко удивлённо подняла брови, но Наоэ никак не отреагировал. Взгляд, которым он наградил Косаку, был не просто холодным – он был ледяным. Косака усмехнулся и тихим голосом спросил:
– Оставил Кагетору дома?
Наоэ не ответил.
– Кажется, из Тоямы вы уезжали по отдельности… Что произошло? Он испугался, наконец, твоих грязных желаний и сбежал?
Но даже эти откровенные слова не вывели Наоэ из себя. Обычно он бледнел, начинал нервничать… Сегодня он просто смотрел на Косаку с чем-то очень похожим на презрение. Ничего не понимающая Майко подумала, что если бы так посмотрели на неё, она окоченела бы от страха.
Поведение Наоэ подействовало и на Косаку. Он как будто пришёл к какому-то выводу и, оставив ехидство, спросил, на этот раз серьёзно:
– Что произошло, Наоэ?
Тот молча повернулся к нему спиной и шагнул к Майко:
– Пойдёмте, Асаока-сан.
– Это ваш знакомый?..
– Старый друг.
Наоэ направился к стоянке. Майко замерла в растерянности. Косака, ещё раз взглянув на её лицо, словно увидел там что-то новое.
– Подождите, Татибана-сан!.. – девушка бросилась было догонять Наоэ, но Косака схватил её за руку. Обернувшись, она встретила его пристальный взгляд.
– А… что…
– Хм… Вот оно в чём дело… – пробормотал он себе под нос и бросил Наоэ вслед:
– Я знаю, куда тебе надо идти!
Тот вопросительно обернулся.
– Бери эту девушку и поезжай с ней в святилище Футарасан. Вот уж точно, увидите интересное… Такое интересное – хорошо бы сердце не остановилось.
– Что?..
– А вообще-то… я, пожалуй, вас провожу.
Не дожидаясь ответа, Косака прошёл вперёд и остановился у передней двери «Виндома».
– Не будем терять времени, Уэсуги.

Настойчивость Косаки привела к тому, что Наоэ и Майко решили отложить осмотр места аварии и отправились обратно в город.
Их целью было святилище Футарасан – один из храмов Никко, расположенный рядом с Тосёгу. В нём поклонялись духу горы Нантай, главной из местных гор. Внутреннее святилище находилось на самой вершине, среднее – на берегу озера Тюзэндзико, и основное – здесь, в городе Никко. Сейчас, когда усыпальница Иэясу затмила популярностью соседние храмы, многие забывали о том, что раньше именно святилище Футарасан было самым важным в этих горах.
И, оказавшись там, Наоэ сразу понял, о каком «интересном» говорил Косака и что хотел им показать.
В одном уголке храма – возле священного дерева(4) – толпились люди. Святилище Футарасан стояло посреди густого леса, в окружении старых, высоких деревьев суги. Здесь можно было увидеть два ствола, растущие из одного корня – такие деревья называли «муж и жена», или «отец и сын», и берегли как диковинку. Обычно экскурсоводы сразу вели туристов туда, и мало кто обращал внимание на священное дерево, но сегодня было наоборот. Его, с двумя растущими по бокам более молодыми суги, даже огородили заборчиком, чтобы люди не подходили слишком близко.
Центром всеобщего внимания было крайнее правое дерево. Взглянув на него, Майко обомлела. Наоэ тоже невольно сглотнул.
На стволе, примёрно в трёх метрах от земли, виднелось человеческое лицо. Иллюзия создавалась причудливыми изгибами коры, но была полной – до малейших чёрточек.
С дерева на них смотрел Синья.
Образ, который язык не поворачивался назвать обманом зрения, будто сложился не на поверхности, а проступил изнутри. Различимы были форма носа и глаз, все выступы и впадины – даже кожу, казалось, можно было пощупать рукой.
Люди под деревом удивлённо переговаривались, не спеша уходить. Сложно было поверить, что лицо на стволе – природное явление.
Майко словно к земле приросла – она, наконец, вспомнила.
«Это место…»
Оно в деталях совпадало с картиной из её сна. Лес гигантских суги, три ствола, в правом – Синья, наполовину слившийся с деревом…
«Почему?..»
– Говорят, лицо появилось три дня назад, и с каждым днём проступает всё отчётливее.
– Но что это значит? – Наоэ пристально посмотрел на Косаку. Дело было не просто удивительным, оно было подозрительным. – Почему оно здесь появилось?
– Это я должен тебя спросить. Я привёл вас сюда потому, что лицо на дереве и лицо этой девушки – похожи. Брат и сестра? Готов поспорить, здесь тоже замешана цуцуга.
Наоэ снова перевёл взгляд на древесный ствол. Синья выглядел печальным.
«Убей красного зверя», «Разбей зеркало»…
И последнее, главное: «Я не могу вырваться из этого дерева».
Наоэ и Косака понимали, что видят перед собой не просто образ. Душа Синьи, которая почему-то покинула тело, находилась сейчас здесь.
Майко нетвёрдой походкой подошла к дереву, протянула руку к стволу и, упав на колени, разразилась рыданиями. Люди вокруг заволновались.
«Как его душа оказалась в дереве?»
Наоэ поднял хмурый взгляд к небесам.
«Что тут происходит?»
Красный зверь, зеркало… Имеется в виду «Зеркало цуцуги»?.. Убить, разбить… Эти слова означают, что между зверем, зеркалом и нынешним состоянием Синьи есть связь. Но какая именно связь?..
Вдруг Косака резко обернулся.
– Что случилось?
– Она здесь, Наоэ.
Проследив за его взглядом, Наоэ заметил облако странной и очень сильной ки вокруг суги с двумя стволами.
«Неужели…»
В тени дерева притаился зверь, не видный обычным людям. Он был размером с человека, и его длинная, похожая на львиную грива рассеивала вокруг красный свет.
Наоэ сделал шаг вперёд, но Косака его остановил. Цуцуга ещё немного постояла, внимательно их разглядывая, а потом плавно повела шеей и рысцой убежала в лес. Её силуэт растворился среди деревьев.
«Вот ты, значит, какая…»
Цуцуга, о которой он столько узнал за сегодняшний день. Наоэ стоял и смотрел в ту сторону, где исчез волшебный зверь, когда услышал мягкий мужской голос:
– Наоэ-доно, это вы?..
Он удивлённо обернулся. Мужчина около тридцати, в белой рубашке, шёл от входа ему навстречу. Его лицо казалось знакомым… Вспомнив, Наоэ распахнул глаза.
– Катакура-доно?
Мужчина улыбнулся присущей ему особой мудрой улыбкой и поклонился в знак приветствия.
Его звали Катакура Кодзюро Кагэцуна, и был он вассалом Датэ Масамунэ из Осю, и одним из старейшин исторической провинции Сэндай.



------------------------------------
Комментарии переводчика

1. Нантай – самая высокая гора в окрестностях города Никко, объект местного религиозного культа.
2. Кирин – мифологическое животное из китайской культуры.
3. Токугава Иэясу был канонизирован после смерти.
4. Священное дерево – необходимая деталь синтоистского храма. Как правило, самое крупное и старое дерево на территории, его ствол обвязан верёвкой.

@темы: перевод, канон

---

Всем привет!

[Oro Vande]

При раскопках на китайских сайтах я кажется нашла тексты всех романов на китайском. Но не уверена. Может кто знающий посмотрит?

Оригинальгая ссылка на страницу архива, но так как оттуда качается очень медленно (архив 7Mb качался часа два) перевыкладываю еще и на ifolder раз и ifolder два.

Ну и приветственная картинка, тоже сегодня найденная:



Автор: Sieben
Источник, изображение №37

@темы: перевод, новый участник, полезные ссылки, канон

---

Арт

[Aposterior]

Здравствуйте, дорогие сообщники!
На ааринфэнтази я нашла вот этот арт, сама его ещё нигде не видела, поэтому выложу, чтобы все посмотрели
Глядя на

= этого

Кагетору, я начинаю понимать одержимость Наоэ ... Хотя я и раньше понимала, конечно..

= Один из немногих счастливых моментов

@темы: фанарт

---

Запоздалый подарок.

[Вики]

22 сентября нашему любимому сообществу исполнился 2 года Так же в этот день праздновала свой день рождения наш любимый модератор  Vergo. В честь двойного праздника, я хотелась бы поделиться со всеми иллюстрацией к приквелу Mashiroki Zankyou・Gedou Marusama (часть 2) авторства Хотаки Ран.

@темы: официальный арт, праздники

---

Улыбнуло..

[Yuka.N]

это конечно не прям уж сильно относится к Миражу, но тем не менее.. будет интересно тем, кто смотрит дорамы ))
стало известно, что следующей тайга-дорамой, показ которой будет идти весь 2009 год, будет Tenchijin.

"The 48th NHK Taiga drama is Tenchijin, based on Hisaka Masashi's novel of the same name. The story centers on Kanetsugu Naoe, who lived from 1560 to 1620. He served as retainer for Uesugi Kenshin and Uesugi Kagekatsu, and became known as an excellent military leader" ( инфа на Вики )

главные герои:
Tsumabuki Satoshi as Kanetsugu Naoe
Kitamura Kazuki as Kagekatsu
Tokiwa Takako as Osen-no-Kata

как известно, Осэн-но-Ката была женой нашего Наоэ Нобуцуны. а после того, как Наоэ убили при решении вопроса о награде за победу Кагекацу в смуте, Кагекацу выдал Осэн замуж за Канецугу и велел взять ему фамилию Наоэ. и при этом вассал с господином ещё состояли в любовной связи...
в общем, то, что стало с нашими Наоэ и Кагеторой - нам рассказали в Мираже, а что стало с бладшим братом Кагеторы и его личным Наоэ - можно будет посмотреть в дораме. и главное - везде есть третья женщина! что Минако, что Осэн.. в общем, как-то так. кто будет смотреть?

@темы: околомиражное