Вопрос про аудиодрамы

[HtonS]

У меня вопрос тут возник...
На аарине я нашла целую кучу миражедрамм.
Я бы послушала их. Но я ужасно боюсь нарваться на спойлеры, это всё, что дальше 15 тома. Что из приведённого спойлерно, подскажите?

Mirage of Blaze - Cobalt CD


Mirage of Blaze - Cobalt Tokimeki Telephone 1-7


Mirage of Blaze - Special Drama CD


Mirage of Blaze - Takaya-san Baito Jigoku Meguri Hen

Mirage of Blaze OVA Tokoten Drama CD Another Story


Mirage of Blaze series 1 - Mahoroba no Ryuujin

Mirage of Blaze series 2 - Saiai no Anata e


Mirage of Blaze series 3 - Kono Yoru ni Tsubasa wo

Mirage of Blaze series 4 - Washi yo Ta ga Tame ni Tobu

Mirage of Blaze - Onshuu no Mon - Hajou-hen


Mirage of Blaze - Senoku no Yoru wo Koete


Mirage of Blaze - Shimanto Nikki Cobalt Tokimeki Drama Theatre II


Mirage of Blaze - Takaya Revenge Hen

@темы: вопросы

---

Destiny by Saran

[Katinka]

Немного ангста, для разнообразия :-) Пост-императрица, Чиаки POV. Благодарности за ретушь по-прежнему принимает  FiliaUlCoupt.
mediafire

@темы: додзинси

---

"Зеркало победителя", глава 18

[Katinka]

РАЙ НА ДНЕ ОЗЕРА

Под зорким оком синоби Зеркало Самки готовили к отправке в святилище Хаконэ. На частном причале стоял катер, ожидая, когда Удзитэру и его вассалы поднимутся на борт.
– Нельзя ли подогнать ещё лодку? – спросил Наоэ перед самой посадкой. – Я хочу предать тело воде.
– Разве ты не собирался вернуть его родственникам?
– Я передумал. Вдруг полиция начнёт разбираться и выйдет на след?.. Столкновений с властями лучше избежать, это может помешать нашим планам. Общество любит делать из мухи слона…
– Бессердечный ты человек.
– Я всего лишь забочусь об успехе предприятия… – в том, чтобы превратить своё сердце в лёд, он, похоже, уже полностью преуспел. – Я, конечно, красиво выразился, – бесстрастно продолжал Наоэ, – но речь идёт об избавлении от трупа, и сделать это лучше по-тихому. Маленькая моторная лодка подойдёт. Если нас вдруг кто-нибудь увидит, я возьму всю вину на себя, и вас, Удзитэру-сама, никто не побеспокоит.
– М-м… Однако, какой туман…
Небо, с утра совершенно безоблачное, снова затянулось тучами, и опустившийся туман был довольно густым.
– Вот и отлично, – пробормотал Наоэ, но что он в действительности имел в виду, Удзитэру тогда ещё не знал.
Доложили, что лодка готова. Наоэ сказал: «Прощаюсь ненадолго», и вернулся в дом, чтобы забрать тело. Удзитэру с вассалами погрузились в катер и отчалили.
Когда Наоэ снова вышел из дома с телом Такаи на руках, на причале его ждал один из слуг.
– Мне было велено сопровождать вас…
Иными словами, к нему приставили надзирателя. Определив, что имеет дело с подселенным духом, Наоэ тонко усмехнулся и сказал:
– Что ж, вверяю себя вашим заботам.

За плотной пеленой тумана противоположный берег был, конечно же, не виден, и даже расстояние до середины озера сложно было определить, но спутник Наоэ, похоже, знал эти воды как свои пять пальцев. Он уверенно вёл лодку вперёд, и, пройдя примерно половину пути, спросил:
– Где будете выбрасывать?
– С такой видимостью всё равно, где… А святилище Хаконэ в какой стороне?
– Прямо по курсу. Была бы ночь – можно было бы ориентироваться на огни машин, там в районе Мото-Хаконэ дорога как раз к берегу выходит.
– Понятно. Ну, спасибо за всё.
Рулевой удивлённо обернулся и ахнул: Наоэ стоял в лодке, глядя на него холодно, без выражения. Вот его правая рука взлетела вверх, пальцы впились мужчине в виски – в ту же секунду раздался трескучий звук, и бесчувственное тело сползло вниз.
Присев, Наоэ положил ладонь мужчине на лоб и начал читать мантру Амиды:
– Он, амиритатэйзэй, кара, ун, амиритатэйзэй, кара, ун…
Ладонь, засветившись белым, прошла внутрь головы, захватывая подселенного духа и вытаскивая его наружу. Это получилось без труда, следовательно, дух, хоть и мстительный, был довольно слабым. Подумав, Наоэ решил его использовать.
– Он, бэйсирамандая, совака, он, бэйсирамандая, совака… О, великий Бисямон-тэн, даруй мне твою Карающую Плеть!..
В левой руке Наоэ появился световой кнут. Он взмахнул им привычным движением, кончик обвился вокруг пленённого духа. Существовали методы, как даже слабенькую душу превратить в сильного мстителя.
– Наказание!
Кнут сдавил энергетическое тело, дух завопил и задёргался от боли. Достав зажигалку, Наоэ поджёг светящийся шнур; пламя побежало вверх, охватило духа – а когда всё догорело, на дно лодки упал синий, неправильной формы камень. Наоэ сунул его в карман.
«Итак, Зеркало за пределами барьера…»
Уложив Такаю на сиденье, Наоэ взялся за руль и посмотрел вперёд.
Нужно спешить. Обряд соединения с деревом вот-вот начнётся.

***

В святилище Хаконэ всё было готово. Посетителей отогнали при помощи барьера, служителей усыпили, перед храмовым деревом – Деревом Стрелы – поставили алтарь, на который возложили Зеркало Цуцуги. Удзитэру стоял перед деревом, которому предстояло принять в себя душу его брата, и хмуро его разглядывал.
Большое и старое – тысяча двести лет – дерево суги получило своё название в начале эпохи Хэйан, когда Саканоуэ-но Тамурамаро (1), назначенный Полководцем, Истребляющим Варваров (2), проходя через горы Хаконэ, принёс лук со стрелами в дар божеству и просил воинской удачи. Позднее его примеру последовал Минамото-но Ёриёси, одержав победу над кланом Абэ, а в эпоху Камакура и другие Минамото, братья Ёритомо и Ёсицунэ, жертвовали стрелы этому дереву перед началом своих походов. С тех пор стали считать, что дерево исполняет желания, дарит победу и удачу во всяческих начинаниях.
Именно этот ствол должен стать «точкой единения» в Хаконэ.
«Подходящее дерево для Сабуро», – думал Удзитэру, но отдавал себе отчёт в том, что происходящее его совсем не радует.
После того как Сабуро Кагэтору посадят в дерево, лес в святилище Хаконэ, как и в Никко, будет сожжён. Дерево Стрелы сгорит вместе со всеми, и когда энергии дерева и земли сольются в священном пламени, образовавшуюся огромную силу должна будет принять на себя его душа…
«В тот же миг Сабуро как личность – исчезнет».
Станет оружием, не более того… Понятно, что так надо ради блага семьи, но сердечная боль от этого не делается меньше. Они снова обрекают младшего брата на горькую участь…
«Сабуро станет богом войны… И всё же, я не могу принять это так легко, как брат Удзимаса».
Но приказу отца, великого Удзиясу, невозможно противиться.
«Если батюшка приказал…»
– Тоно… – со стороны омотэсандо (3) подошёл слуга.
– Что, Котаро до сих пор нет?
– Нет. Мы ищем, но…
– Ладно, делать нечего. Начнём без него. Надёжно ли оцепление? Все люди Фума на своих местах?
– Полная готовность. И Наоэ-доно прибыл.
– Да?
Удзитэру обернулся. Наоэ уже был здесь.
– Тело… предано воде?
– …Так точно.
При виде его равнодушного лица Удзитэру затопила ярость. Четыреста лет следовать за господином, чтобы потом расправиться с ним вот так и глазом не моргнуть – это какую чёрствую надо иметь душу?
Он защищает меня от всего, всем своим существом.
Улыбка Такаи, за которой пряталась с трудом сдерживаемая боль, встала перед его мысленным взором.
Это как крылья, крылья большой птицы…
«И вот этого человека ты боялся потерять?»
Удзитэру задрожал от гнева.
«Из-за него ты подставлялся под удары?!»
Он подошёл к Наоэ вплотную – тот смотрел прямо, не отводя глаз, и этим с каждой секундой делался Удзитэру всё ненавистнее и ненавистнее…
– Тоно!.. – взорвались возгласами слуги, когда он внезапно ударил стоящего перед ним мужчину по щеке. Наоэ застыл, с закрытыми глазами и откинувшейся головой, а Удзитэру быстро выровнял дыхание, и, бросив: «Начинаем, приведите цуцугу», зашагал прочь, ни разу не обернувшись.
Тогда Наоэ поднял голову и долгим взглядом посмотрел ему вслед.

Под Деревом Стрелы, где лежало хранившее душу Кагэторы Зеркало Цуцуги, священники Ходзё начали ритуал. Удзитэру сидел в кругу внимательно наблюдающих вассалов, и Наоэ сидел рядом, с таким невозмутимым видом, будто его предки служили Ходзё много поколений.
Вот окончилась вступительная молитва. Откуда-то принесли большой чан, и три человека понадобилось, чтобы поднять крышку. Из чана, в клубах красного дыма, выбрался большой мохнатый зверь.
Эта самая цуцуга напала на машину Наоэ на Ирохазаке. Не в пример крупнее своих собратьев, орудующих в Хаконэ и Никко, первый отпрыск цуцуги, порождённый четыреста лет назад волшебством Фума и запертый в зеркале монахом Тэнкаем, был размером почти с человека.
«Глава клана…»
Без сомнений, зверь намного превосходил силой тех новорожденных, которых один за другим производят сейчас Фума из зеркал. И всё же, хотя ему и было четыреста лет от роду, а созревает полностью детёныш цуцуги за сто, этот – провёл всё время во чреве матери. Несмотря на свои внушительные размеры он, можно сказать, ещё не оторвался от груди.
Цуцуга сперва рыкнула низко, а потом жалобно заскулила, взывая к матери – Зеркалу Самки. Наверное, зверь плохо переживал внезапную разлуку…
Мать, конечно же, отдаст своему детёнышу пойманную добычу, но детёныш-то не простой – он выдрессирован людьми. Иными словами, Фума охотились за душами по принципу бакланьей рыбалки (4). Цуцуга, играющая роль баклана, не может съесть, что поймала – она должна это выплюнуть и сложить в корзину хозяина. Роль корзины же будет играть священное дерево. Детёныш цуцуги, пользуясь способностью, унаследованной от самца, поместит проглоченную душу в ствол.
Наоэ как бы невзначай сунул руку во внутренний карман пиджака.
«Если цуцуга проглотит душу – всему конец…»
А значит…
«Нужно действовать раньше».
В тот же миг что-то странное случилось с детёнышем цуцуги: он бешено завыл, напуганный неизвестно чем.
– В чём дело?! – Удзитэру и его вассалы повскакивали с мест. Цуцуга, корчась от боли, расшвыривала всё вокруг – включая людей, прибежавших усмирить её.
– Держите, держите!
А зверя мучила некая спиритическая волна, источником которой был объект колоссальной энергетической мощи, находящийся рядом. Обнажив клыки, цуцуга кинулась на этот объект.
– А-а!.. – Удзитэру и те, кто был неподалёку, еле успели увернуться. Цуцуга бежала на Наоэ.
Кинув в неё заготовленный синий камень, Наоэ сложил пальцы обеих рук в меч-мудру (5) и воскликнул:
– Снять путы!
Из камня ударил луч света, являя взорам могучего, раздувшегося от злобы духа.
– Это ещё что…
Вассалы Ходзё бросились врассыпную. Дух ревел, извиваясь от боли, причиняемой кнутом, и сметал всё вокруг. Наоэ, воспользовавшись всеобщим замешательством, подбежал к алтарю и схватил Зеркало Самки.
– Наоэ!.. Вот подлец!..
Громыхнуло, и кора на переднем боку Дерева Стрелы разлетелась в щепки – это Наоэ бросил энергетический шар. Удзитэру пригнулся, защищаясь от воздушной волны.
– Чтоб тебя черти съели!
– Вы не получите его!.. – шары падали один за другим. – Катитесь в ад, все до единого!..
– Убейте мерзавца! Разорвите его на части!
Теперь все силы Ходзё сосредоточились на нём. Наоэ отбивался, выставив защитный купол – звуки взрывов заполнили лес. Но атака была такой массированной, что купол вскоре поддался, пропустив несколько энергетических стрел.
«Это зеркало я им не отдам…»
Он прижал зеркало к груди. Острые стрелы жгли руки и ноги. Выпущенный дух продолжал буйствовать, расшвыривая людей Ходзё, но их натиск не делался меньше… Наоэ упал на колени.
«Ни за что не отдам!..»
Он стиснул зубы и крепче сжал зеркало. Невидимые лезвия рвали одежду и плоть, тело отзывалось острой болью – Наоэ вытерпел её и отчаянно вскинул голову:
– Он мой!.. Не отдам больше никому!..
Наоэ потянулся к силе. Он кричал. В нём не осталось ничего от человека: разум, чувства – всё превратилось в энергию и собралось в одной точке.
– Что… это… – Удзитэру и его вассалы опасливо замерли. Земля задрожала. Странный звук пополз по лесу, и энергия закрутилась в вихрь, – страшный разрушительный вихрь, выворачивающий деревья и сбивающий людей с ног.
– Защищайтесь!.. Нападайте!..
Приказ Удзитэру потонул в шуме урагана, а крик Наоэ прорывался сквозь ураган:
– А-а-а-а-а!..
Крик, шедший из глубины души, возносился к небесам, пронизывал их, разрывал на части, и когда всё живое замерло в предчувствии гибели, тело Наоэ – сгусток золотого света – вспыхнуло.
В ту же секунду словно громовой раскат – десяток громовых раскатов – сотряс землю, и столб огня поднялся вверх. Наоэ выплеснул всю свою силу. Таким сокрушающим оказался этот энергетический выброс, что, когда воздушная волна улеглась, никто больше не нападал и не отбивался – всех разметало по сторонам. Лесная поляна выглядела, как после бомбёжки.
«Кагэтора-сама…»
Растративший всю силу Наоэ едва держался на ногах. Сжимая Зеркало Цуцуги в израненных руках, он начал спускаться по каменной лестнице, почти ползком.
«Кагэтора… сама…»
Ничего не осталось в его сердце, кроме этого имени. Лишь одержимость толкала его вперёд.
Тем временем из кучи бесчувственных тел выбрался Удзитэру – единственный, кто не потерял сознание. Он истекал кровью, но усилием воли заставил себя ползти вслед за Наоэ к берегу.
– Не пущу…
Наоэ, сумевший кое-как добраться до ворот-тории, обернулся. Удзитэру полз за ним с искажённым лицом.
– Не пущу!.. – тут его колени подогнулись, и он упал лицом вниз, но сразу же снова сел, привалившись спиной к соседнему дереву.
– Отдай… зеркало… – выдавил он с трудом.
Наоэ бросил на него убийственный взгляд.
– Верни мне Сабуро!..
Наоэ зажмурился и крепче вцепился в зеркало. Удзитэру на четвереньках двинулся к нему, протягивая вперёд окровавленную руку.
– Не подходи… Он мой…
– Верни…
– Я сказал, не подходи!..
Ему ничего не оставалось, как сплести пальцы в знаке Бисямон-тэна:
– Бай!
Удзитэру вздрогнул и замер, скованный путами, но так силён был его порыв, что он пытался ползти дальше, сопротивляясь заклятию. Энергии у Наоэ почти совсем не оставалось. Он понимал, что не сможет как следует выполнить изгнание, но всё же сделал попытку:
– Ноумаку… саманда… боданан…
– Верни… – умолял Удзитэру охрипшим голосом, – верни мне Сабуро… Пожалуйста…
На его глазах выступили слёзы. В нём не осталось ничего от полководца; брата Кагэторы – вот кого видел Наоэ перед собой. Война, интриги – всё отступило… Сейчас Удзитэру не жалко было даже собственной жизни.
– Прошу, верни… моего брата…
Наоэ отвернулся, словно стряхивая с себя его взгляд. Не в силах дочитать мантру, он крепче сжал переплетённые пальцы и зажмурился.
Перед глазами Удзитэру сверкнула вспышка, и энергетический импульс отбросил его к дереву, ударив о ствол. Его тело обмякло, и больше он не шевелился.
Наоэ, тяжело дыша, в последний раз взглянул на Удзитэру и спотыкающимся шагом двинулся туда, где оставил моторную лодку. Боль от раны в плече парализовала всю правую сторону тела, но, даже падая, он старался беречь зеркало.
«Уже… совсем… скоро…»
Забравшись в лодку, он приподнял с сиденья бесчувственное тело Такаи и прижал его к себе вместе с зеркалом, превозмогая боль.
«Кагэтора-сама…»
В глазах плыло, сознание отдалялось. Наоэ заставил себя взяться за руль, завёл мотор, и лодка помчалась вперёд по туманному озеру.

…Скоро всё кончится. На этот раз точно кончится, и тяжесть, давившая на плечи четыреста лет, наконец отпустит...
Он больше не задавался вопросом, глупо ли поступает. Голос, кричащий «остановись», больше не рождался в его душе, а если и рождался – не достигал разума, которого самоуничижение сделало ко всему глухим.
Перед ним маячила дверь в волшебную страну – дверь, что открывается лишь однажды. Там не будет потерь, и другой любви тоже не будет. Боль, страдания и плач – неизменные спутники человека – останутся за порогом, а впереди развернётся вечность, безвременье вне жизни и вне смерти, где любимый будет целиком в его руках.
…Всё исполнится. Что хотелось – то сбудется. Ты распрощаешься с одиночеством, и я не буду бояться, что когда-нибудь снова останусь без тебя…
Беспокойство, что следующей встречи не случится; страх, что кто-то другой украдёт; жгущая душу ревность, сладкая, сводящая с ума ненависть – от всего этого наступит избавление.
Почему небо именно сейчас решило наградить его пропуском в совершенный, без единого изъяна рай, где исполняются все желания? Это своими четырёхсотлетними страданиями он заслужил такое абсолютное, пугающее счастье?
Золотая клетка – у него в руках.
В его руках…

Вдали от берега туман был ещё гуще. Стоило Наоэ выключить мотор, как отовсюду на него навалилась тишина.
Лодка остановилась почти ровно посередине озера; вскоре и волны перестали биться о борт. Покрытые лесом хребты Хаконэ, которые должны были выситься со всех сторон, сейчас прятались за белой завесой.
Никаких признаков преследования.
Глубокое озеро поглощало звуки. Тишина, царившая над ним, словно отталкивала всё мирское, и своей безупречностью нагоняла тоску. Здесь было самое глубоководное место: больше сорока метров до дна.
Наоэ бросил взгляд на водную поверхность цвета тёмного индиго, убегавшую вдаль, под туманный покров, почувствовал на коже прохладный и влажный озёрный ветерок. Прижимая к себе холодное тело Такаи и зеркало, обёрнутое в шёлковую тряпицу, он словно старался запечатлеть в памяти эту картину – последнее, что видят его глаза.
Сейчас казалось хорошо понятным, почему это озеро считали святым местом, обителью божества. Действительно, где ему ещё обитать, как не здесь – в сокровенных глубинах, в окружении высоких гор…
Там, в толще воды, лежит рай.
…И мы уснём с тобой в этой священной колыбели, моя душа – в волшебном зеркале, вместе с твоей, а зеркало – на дне. Ничто меня больше не связывает…
Наоэ перевёл взгляд на Такаю, чья голова покоилась на его плече. Кровь из раны испачкала белую щёку; Наоэ приподнял ему голову и отёр кровь пальцем левой руки.
Он вдруг затосковал по печальному взгляду закрытых глаз, и умолкший навсегда голос снова растревожил его скованное усталостью сердце.
Наоэ…
Несмелые взгляды, неловкие улыбки, радостный смех, гневные слёзы… Воспоминания о времени, проведённом с Такаей, возрождались одно за другим и сжимали грудь. Голос, зовущий его по имени, колоколом звенел в ушах.
Поклянись мне…
Притянув Такаю ближе, Наоэ приник губами к основанию его шеи, стянул кимоно с плеча, и покрыл холодную кожу бессчётными страстными поцелуями.
«Я буду с тобой до конца времён…»
Он крепко прижал его голову к груди.
«Я больше никогда тебя не оставлю».

Наоэ закрыл, потом снова открыл глаза. Подняв Такаю, он переместился с ним на корму, не выпуская из рук зеркала – будущего обиталища их душ. Пришло время распрощаться с четырёхсотлетней болью.
«Сейчас…»
Он решительно вскинул голову, и вдруг увидел, как из тумана выплывает, двигаясь по направлению к нему, маленькая вёсельная лодка с одним человеком на борту. Наоэ замер. Когда лодка остановилась рядом, широкоплечий гребец вынул вёсла из воды и поднялся.
Наоэ ошеломлённо смотрел на Фуму Котаро.
Никто не видел его с тех пор, как он отправился на встречу с Тоямой. Следил ли он за Наоэ, или заранее знал, где его искать?
– Что такого странного? – сказал, наконец, Котаро в ответ на немое удивление Наоэ. – Мой господин прислал меня сюда. Я выполняю его приказ.
– Приказ Удзитэру?
– Он моим господином не является, и уж тем более не является им Удзимаса-доно…
– Тогда кто?..
– У меня нет других хозяев, кроме господина Удзиясу.
Наоэ вытаращил глаза.
– Ходзё Удзиясу?! Значит, он всё-таки где-то там, дёргает за ниточки… Участвует в Усобице Духов!..
– Он не причастен к делам своих сыновей.
– Как?..
– Но я, где бы ни находился – выполняю его приказы. Любые.
– И он велел тебе идти сюда?
Вместо ответа Котаро неторопливо скрестил руки на груди и сказал размеренным тоном:
– Ты собираешься запереть свою душу в Зеркале Цуцуги и утопить его в озере? Я не стану тебе препятствовать. Делай, что задумал.
– Разве ты не вассал Ходзё?
– Клан Фума служит клану Ходзё, поэтому я помогаю, если меня просят. Но подчиняюсь я господину Удзиясу, и больше никому. Ни Удзимаса-доно, ни Удзитэру-доно не в силах заставить меня действовать.
– Значит, ты получил от господина Удзиясу распоряжение?
Котаро снова ушёл от ответа:
– А что заставляет тебя делать то, что делаешь ты? – по его лицу ничего нельзя было прочесть. – Откуда берутся эти чувства, из-за которых ты жертвуешь всем на свете?..
Наоэ, вздрогнув, поднял глаза, а Котаро продолжал:
– Наплевать на миссию, наплевать на собственную жизнь, убить господина, предать, потом снова предать… Что это за сила, которая раздувает твоё эго настолько, что ты забываешь о задании, о ранах, о боли, и остаёшься верным не хозяину, которому клялся служить, но только лишь своим эгоистичным желаниям?
Глаза Наоэ блеснули, и тихим, полным сдерживаемой ярости голосом он сказал:
– Такому примерному слуге как ты, лишённому и толики эгоизма, разумеется, не понять… Как хорошо быть бесчувственной машиной, – теперь в его словах слышалась насмешка. – Если ты не способен стать даже лицемером, который стенает, понимая, что желание есть зло, то тебе прямая дорога в небожители.
Взгляд Котаро потяжелел, впервые за весь разговор. Наоэ стёр с лица улыбку и, превозмогая боль, крепче прижал голову Такаи к своей груди, зарывшись лицом в его волосы. Его глаза смотрели в одну точку на поверхности воды.
– Вот как… – бросил Котаро, снова невозмутимый. – Зеркало Самца находится в распоряжении моего господина Удзиясу.
Наоэ на секунду напрягся, но сразу же разгладил брови, заставив себя успокоиться.
– Вот как…
Сейчас это знание уже не могло ему пригодиться. Он слишком устал, чтобы пытаться добыть зеркало силой, и кроме того…
Внезапно поверхность озера пошла рябью, лодку подбросило вверх. Только Наоэ ухватился за борт, чтобы не вывалиться, как большие волны побежали одна за другой, накатывая откуда-то издалека концентрическими кругами. За стеной тумана возникла тень – корабля, как Наоэ сперва подумал, но нет: это большое нечто поднималось из воды, нарушая её гладкость, и росло в высоту.
– Что…
Туман рассеивался, постепенно открывая взорам загадочный объект. Вцепившись в поручни скачущей на волнах лодки, Наоэ вгляделся в удлиняющуюся, извивающуюся тень и ахнул.
«Это же…»
Он замер с раскрытым ртом, а виновник его удивления, посвёркивая огромными глазами, взирал на него с тридцатиметровой высоты.
За спиной Котаро висел, покачиваясь над водой, гигантский дракон.
«Не может… быть…»
Наоэ несколько раз тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, но ему не мерещилось: дракон был вполне реальным. Котаро, даже не обернувшийся при его появлении, спокойным голосом сказал:
– Смотри внимательней, Наоэ.
Тот последовал его совету и снова ахнул. В передней лапе дракон сжимал что-то вроде тарелки – круглое, красное, хорошо отражающее свет… Зеркало?..
«Зеркало Цуцуги?..»
– Не может быть!..
Это было не что иное, как Зеркало Самца – вторая заколдованная Сёдо-дзёнином цуцуга, отец бегающих по лесам детёнышей, и единственная вещь на свете, которая способна освободить душу, запертую в Зеркале Самки.
– Почему… – слова полились из уст Наоэ беспорядочным потоком. – Почему… Как… Что всё это значит!..
– Тот, кого ты видишь перед собой, согласен одолжить тебе зеркало, безвозмездно, если будет на то твоя воля.
На этот раз удивлению Наоэ не было предела. Он не смог сразу придумать ответ, только глядел на Котаро неверящим взглядом, забыв выпустить воздух из лёгких.
– О чём ты… Что это за дракон?..
Драконьи глаза в вышине горели золотым огнём. Вдруг Наоэ резко обернулся:
– Погоди, неужели это Ходзё…
– Всё зависит от тебя, – прервал его Котаро, не дав договорить имя. – Ты можешь воспользоваться Зеркалом Самца, чтобы освободить господина Сабуро, но если не хочешь – никто не заставляет. Делай то, что нужно тебе. Сейчас, Наоэ-доно, всё зависит от тебя.
Наоэ словно прирос к месту, ошеломлённый вот так внезапно, в последнюю минуту появившимся выбором.
Кагэтору можно спасти. Зеркало, которое выпускает из плена души, дадут, стоит только попросить. Кагэтора будет свободен, будет снова жить…
«Он вернётся к жизни…»
Если повезёт, оживёт и тело. Если бусина, которую он вложил ему в рот, действительно сработала, если Будда его защитил – всё возможно. Наоэ и сделал-то это в надежде на такой шанс…
«Такая-сан… вернётся…»
Он перевёл взгляд на тело в своих объятиях. Печальная, мягкая улыбка снова тронет эти губы… Голос, по которому он так соскучился, снова позовёт его по имени, и полные грусти глаза снова будут смотреть на него… Тот, кто дороже всего на свете, снова будет дышать!..
И одновременно с этим… закроются двери в волшебную страну.
Единственный – лучший из вообразимых – способ осуществить казавшееся неосуществимым желание: обладать вечно.
Тихое – райское – зазеркалье, где тот, кого невозможно заполучить в реальности, окажется целиком в его руках, и никто не помешает, никто не украдёт, никто не тронет… ничьё сердце не поддастся переменчивому времени.
Там не будет ни страха, ни плача, ни ненависти... Ничего нельзя будет потерять… Мечта, которую он лелеял четыре сотни лет, вот-вот должна сбыться!..
Два одинаковых по силе чувства рвали душу Наоэ пополам.
…Я хочу тебя спасти, но… вот же он, наш счастливый конец, прямо здесь!.. Мы столько всего передумали, столько выстрадали, – и я, и ты, – неужели это не очевидно!.. «Всё, больше не могу, жить дальше – слишком больно», – эти мысли посещали меня не раз и не два, я провёл бесконечность, скитаясь во тьме, с тяжким грузом на сердце, мечтая лишь об одном счастье – отдохновении… «Пусть я буду свободен… Пусть всё кончится…» – это было моё постоянное, неизменное желание, столь же сильное, как и любовь к тебе. Боль, безумие, вина, возмездие… собственная глупость, благодаря которой всё оно повторяется… Я хочу вытащить себя за шкирку из этого болота, из этого нескончаемого чёрного лабиринта, где только и делаю, что барахтаюсь в грязи!.. Положить конец отчаянию и сумасшествию, поставить большую жирную точку – вот чего я хочу.

«Можно я положу всему конец?..» – мысленно обращался Наоэ к одинокому тирану в кольце его рук.
«Можно я буду счастлив?..»
…Я знаю, ты тоже этого хочешь, любимый. Ты должен быть счастлив со мной, должен быть мною счастлив, потому что я был с тобой дольше, и любил тебя больше, чем кто бы то ни было.
…Только я могу сделать тебя счастливым, больше никто.
«Вы позволите мне, Кагэтора-сама?..» – Наоэ отчаянно вглядывался в его лицо.
«Можно мы всё на этом закончим?..»
Он жаждал ответа, и в какой-то момент ему почудилось, что на расслабленном лице Такаи мелькнула лёгкая улыбка. Наоэ распахнул глаза. Ему послышался голос…
…Можно…
Как будто Такая и вправду дал разрешение…
Наоэ замер с широко раскрытыми глазами, не дыша, словно захваченный какой-то мыслью.
– Ну, каков будет твой ответ? – спросил наконец Котаро, и Наоэ медленно поднял взгляд. – Берёшь Зеркало Самца или отправляешься на дно озера? Выбирай, Наоэ-доно.
Наоэ поджал губы. Решение было принято. Он мотнул головой, и, прижимая Такаю левой рукой, потянулся за лежащим на полу Зеркалом Самки.



Конец 7 тома



----------------------------
Примечания переводчика:

1. Саканоуэ-но Тамурамаро (758 – 811) – второй сёгун в истории Японии.
2. Великий полководец, истребляющий варваров – «сэйи-тайсёгун». Звание впервые появилось в восьмом веке, оно присваивалось полководцам, которым поручались походы против варваров северных земель. Позже это звание приобрело другой смысл.
3. Так называют дорогу к храму (главную, ведущую прямо ко входу).
4. Традиционный способ рыбалки в Японии. Баклану затягивают горло, чтобы он не мог проглотить рыбу, он ловит рыбу и потом выплёвывает.
5. Знак, при котором указательный и средний пальцы сложены вместе и вытянуты вперёд, а остальные сжаты.

@темы: перевод, канон

---

Продается сумочка по Миражу

[Karasik]

manga-zin.net/show/2793/

---

С первым днём весны!

[FiliaUlCoupt]

Всех заждавшихся и ни о чём не подозревающих поздравляем с первым днём весны!

И вот вам от нас долгоиграющий подарок -
официально объявляем открытым перевод приквелов к "Призрачному пламени"!
В первую очередь хочу поблагодарить Катинку (без которой вообще ничего бы не было) и доблестного редактора melox'а, за терпение и исправление моих идиотских ошибок.

А теперь, встречайте:

первая глава!

БЕЗУПРЕЧНОЕ ОТРАЖЕНИЕ: Рождение Якши (начало)
автор: Кувабара Мизуна
перевод: Filia
редакция: melox, Katinka

История первая
ГЕНЕРАЛ МСТИТЕЛЬНЫХ ДУХОВ

Глава 1
Сказание о замке, осквернённом предательством

В стародавние времена человек половину жизни своей проводил во мраке.
Нынешних светильников не было, а слабого света свечей и масляных ламп едва хватало, чтобы осветить комнату. Однако познавший тьму, познает и свет. И уж людям эпохи Усобиц(1) была доподлинно известна истинная яркость луны и звёзд.
Даже в вечер новолуния небо не становится совершенно тёмным. Ясной ночью в далёкой тьме сияют звёзды, в ненастье – облака разливают по небосклону тусклый серый свет, а зимою снежная белизна – ярче света дневного.
Но всё же тьма живёт по соседству. В давние времена её близость была привычна, а значит, близок был и тот мир, что сокрыт во мраке.
В любом языке есть слова скорби, которыми люди выражают печаль о несбывшемся. И в первую очередь это слова соболезнования об утраченной жизни, ведь умирающие оставляют миру свою горечь. Их скорбь, разлитую в ночной мгле, нутром чувствовали люди минувших времён.

Тогда, четыреста лет назад, люди верили, что совсем рядом существует иная жизнь, и точно так же, как с заходом солнца свет уступал место тьме, ночью живые освобождали мир для мёртвых.
И не было в истории века, наполнившего землю скорбью больше, чем тот век…

Зимой в Этиго(2) ночи на удивление светлые.
Кругом и всюду белеют снежные сугробы, потому лунный вечер просто ослепителен.
А небо, между тем, чистым почти не бывает. Тяжёлые облака скрадывают ночной мрак, и тогда тьма прячется в заваленных снегом человеческих домах. Придавленные тучами к земле, переживают люди тяготы зимы, и горе тому, кто не сумеет сохранить огонь.
Когда же тьма, наконец, возвращается на ночное небо, воздух наполняется дыханием весны. Теплеет ветер, разрешается снег, повсеместно оставляя слякоть. В эту пору все жители Этиго передвигаются, увязая в грязи ногами. Стало быть, весна идёт.
Смерть пришла к Уэсуги Кэнсину(3), правителю Этиго, в то же время, что и темнота на небо.
С тех пор минуло пять лет.

Окрестности Касугаямы(4), замка клана Уэсуги, навестил странствующий буддийский монах.
Он не был ямабуси(5), однако, облик его нёс печать долгого бродяжничества. Рукава чёрной рясы совсем износились, а поля ветхой шляпы, приподнимаясь, обнажали пылающий взгляд с загорелого под зимним солнцем лица. Подбородок и впалые щёки покрывала тёмная поросль, но странник оказался неожиданно молод. Поношенные, запачканные грязью тэкко(6) довершили бы образ утомлённого скитальца, да только спина, прямая, как натянутая тетива, выдавала выправку военачальника. Будто и не монах он вовсе.
– Давно не виделись... Касугаяма.
Яркая молодая листва пробивалась на склонах замковой горы; монах сузил тёмные глаза… Шёл тринадцатый день третьего лунного месяца.
«Нынче исполняется пять лет, как не стало на этом свете князя Кэнсина…»
Разумеется, службу должны проводить в Фусикиане(7) замка – ведь там покоятся останки; а ещё – в храме Ринсэндзи(8), усыпальнице рода Нагао. Каждый год в этот день сюда стекаются все генералы и их приближённые, многих он встретил по дороге.
Касугаяма лежит к югу от названной столицы Этиго – Фунай Наоэцу(9). Горная крепость, воздвигнутая Уэсуги, Покровителями Этиго, на случай чрезвычайных обстоятельств, впоследствии стала местом жительства их Заместников – Нагао, захвативших реальную власть(10).
Нынче это замок покойного Кэнсина.
По пути странник наблюдал положение дел в городе – столица постепенно возрождалась. Несколько лет назад он видел здесь лишь выжженную землю, а теперь лавки и усадьбы мало-помалу отстраиваются, и былое оживление возвращается на улицы. Да что там – город живее, чем когда-либо прежде. Весна сияет на лицах снующих туда-сюда прохожих. На многолюдном рынке ведут торг за лучшие хлопковые ткани Этиго и товары, прибывшие в порт Наоэцу из Камигаты(11). Похоже, всё это – управленческий дар нового правителя, князя Уэсуги Кагэкацу(12).

Монах долго не сводил пристального взгляда с замка, а после сложил руки и, перебирая чётки, принялся читать сутру. То была дань покойному Кэнсину. Укрывшись в тени лачуги на обочине дороги, за ним наблюдала девочка.
Облачённая в персиковое косодэ(13), она, похоже, была лоточницей. В пути ноги её до колен запачкались грязью.
– Почтенный монах, вы путешествуете? – дождавшись окончания сутры, заговорила девочка, – Коли возносите молитву о замке, не помолитесь ли и за моего отца? Сегодня уже четвёртая годовщина его смерти.
«Четвёртая? – удивился монах, – Ровно год спустя после смерти князя Кэнсина?»
– Уж я вас отблагодарю, – и крестьянская девочка показала ему колобок варёного риса с ячменём, обёрнутый в бамбуковые листья.
– А далеко ли живёшь?
– Да близко совсем! Отсюда с полчаса(14) пешком.
Поскольку монах согласился, девочка взвалила поклажу на спину и повела его к отцовской могиле.
Звали её Миэ. Родом она была из местечка Такада, чуть подальше от моря, чем Наоэцу. Снега там выпадало много больше, и девочка жаловалась, что когда он тает, ходить по тамошним дорогам – всё равно, что через поле. По уши в грязи вымажешься.
– Ты ещё мала, а батюшка четыре года как умер… Значит, он молод был?
– Ага. Его на войне убили.
– Неужто, в Отатэ(15)?
– Угу, – еле заметно кивнув, Миэ заторопилась дальше по тропинке между полями.
– Отец был ратником на стороне господина Кагэторы(16) и погиб в Отатэ.
Запинаясь, девочка поведала, что его останки, должно быть, сгорели дотла, потому что они с мамой ходили на поле брани, но ничего не нашли. А поскольку он так и не воротился, его посчитали мёртвым. С тех пор они перебиваются тем, что ткут льняное полотно.
– Здесь очень топкое место, осторожнее.
Миэ привела монаха в рощу у подножия горы, где выстроились рядами небольшие надгробия. Неподалёку в землю была вкопана высокая жердь – для того, объяснила девочка, чтобы если кто-то умер зимой, кладбище можно было отыскать под снегом. Крайний камень справа выглядел новее остальных – это и была нужная им могила.
Монах начал читать сутру за упокой. Миэ молилась, сложив маленькие ручки. Как чтение окончилось, девочка со словами благодарности протянула монаху рисовый шарик, но тот отказался.
– Это ведь твой обед? Мне и «спасибо» хватит.
– Не говорите так! – упрямилась Миэ. – Папа был за господина Кагэтору, поэтому местные господа-монахи не хотят за него молиться. Вот почему я хочу отблагодарить вас.
– О чём ты?..
– Все боятся немилости господина Кагэкацу, и даже монахи холодны к семьям воевавших на стороне господина Кагэторы.
– Глупости какие. В смерти все равны – и друзья, и враги.
Кто, как не монах, упокоит души павших на войне?
– А что тут поделаешь? Здешние монахи ведь были за господина Кагэкацу. Боятся, что такое участие навлечёт на них его гнев – вот никто и не молится за подручных господина Кагэторы.
Семьи людей Кагэторы до сих пор от этого страдают.
«Даже здесь…»
Видно, тяжёлая тень той распри по сей день висит над Этиго.
Братья по оружию, воевавшие под началом Кэнсина, после его смерти, разделившись на два лагеря, заспорили – кому быть преемником Уэсуги Кэнсина?
Сабуро Кагэтора и Кихэйдзи Кагэкацу – оба приёмные сыновья, начали войну за право наследования. Теперь она зовётся смута Отатэ(17).
Военачальники Этиго последовали кто за Кагэторой, кто за Кагэкацу, каждый по своим соображениям. Одна битва следовала за другой, кровь смывалась кровью. Братоубийственная война бушевала в Этиго целый год и завершилась поражением Сабуро Кагэторы. С окончанием бунта в Отатэ появился на свет новый правитель – Уэсуги Кагэкацу.
Но за тот год, что прошёл до поражения и самоубийства Кагэторы, смута охватила и простых жителей, раздором заразив их быт. Четыре года минуло с тех пор, но распри собратьев, похоже, и по сей день лежали чёрной тенью на людских сердцах.
Только едва ли обычный ратник из деревенских, коим был отец Миэ, по своей воле решал за кем идти. Верней всего, их хозяин оказался на стороне Кагэторы.
– А всё-таки несправедливо даже не отпевать людей господина Кагэторы! Раньше ведь все служили князю Кэнсину, – досадовала Миэ, приводя в порядок могилу, – вот из наших всегда выходили ратники.
– Правда?
– Да сколько раз по зиме дедушка хаживал с князем Кэнсином за горы! И всегда много подарков приносил. Кабы не походы на войну, все бы весной поумирали с голоду... Где ещё найдёшь работу зимой, когда столько снега на дворе?
Монах смолчал.
– Война хороша за горами… Нельзя меж своих враждовать.
Внутренняя борьба истощает земли. Даже ребёнок понимает это, а взрослые – и подавно. Но всё же, такие войны случаются. Недоверие подстрекает людей к ссоре. Доверчивых же – убивают.
Похоже, для Миэ и её ровесников война всегда была событием далёким, – за это время земли Этиго не становились полями сражений. Она не ведает, какое разорение несли с собой «походы за горы» армии Уэсуги жителям тамошних деревень. Мародёрство и угон людей – вот что самое ценное для рядового солдата на поле брани. Долгие годы жизнь на том держалась, потому о соседях думают, лишь как о заработке. Вот они – дети века усобиц.
– Хорошо бы князю Кэнсину не умирать совсем! И дедушка, и папа так говорили. Он же был богом-хранителем Этиго. Я сама видела, когда они с войны возвращались. Князь Кэнсин, верхом на белом коне, с белым же покровом на голове – ни дать ни взять божество!
– …Вон как?
– Дедушка сказывал мне как-то про обряд заклинания боевого духа(18). Слышали о таком, господин монах? Перед битвой воины Уэсуги обязательно просили всемогущего Бисямон-тэна(19) о победе. Ведь коли ты под его защитой – никакой враг не страшен, – Миэ возложила у надгробия собранные дорогой лиловые полевые цветы, а сама присела на корточки, сделавшись маленькой, как мячик. – Знак «Би»(20) на знамёнах Уэсуги означал, что под ними сражаются посланцы Бисямон-тэна. Дедушка видел обряд лишь однажды, но как он его поразил! На князя Кэнсина по его словам будто бы взаправду снизошёл Бисямон-тэн, и все почувствовали себя сильными, и поверили в победу.
Монах закрыл глаза.
– Дедушка говорил, что в тот миг действительно видел в князе Кэнсине посланца богов…
– Им он и был.
Миэ удивлённо обернулась.
– То был возвышенный и торжественный обряд... И тело, и душа наши очищались – мы все будто прирастали над собой. Князь Кэнсин – облачённый в белую рясу, озарённый светом костра, прорезающий воздух девятью знаками – был прекрасен. Именно в его непоколебимой вере черпали силу Уэсуги.
– Да вам, никак, тоже доводилось видеть обряд?
Монах лишь улыбнулся… Какое там видеть! Он был главным военным распорядителем обряда, но вряд ли девочка поверит ему, скажи он об этом. Он следил за ритуалом прямо из-за спины Кэнсина и видел, как пламя колеблется без ветра, и как являются в нём образы всевозможных богов и будд.
… Мы вступаем в бой, дабы покарать Такэду(21) за дурные дела.
… Эта война несёт справедливое возмездие.
«Он верил в это и во время Каванакадзимы(22)».
Перед богами и Буддами врага всецело уличив, молитвою дух возвысив, уверившись в том, что сам является воплощением Бисямон-тэна – он выступал на войну. Честолюбивые помыслы и алчность до новых владений были ему ненавистны. Не то чтобы он был добродетельным по натуре, просто его с малых лет воспитывали, как монаха, и жил он, постоянно усмиряя внутренние противоречия.
«Заклинание боевого духа было нужно прежде всего ему самому...»
После, одолев сомнения, Кэнсин неизменно исполнялся богоподобной мощью.
«Его взор сиял…»
Быть может, лишь на нём и держался мир в Этиго.
Поэтому…
«Поэтому и случилась смута Отатэ...»
Монах медленно поднялся, намереваясь уйти. Только он надел шляпу и затянул ремешки на подбородке, как Миэ заволновалась:
– Наш дом совсем рядом. Заплатить нечем, но хоть поешьте!
– Не могу. Я спешу – меня ждут.
– Куда же вы направляетесь?
– Помнится, на юге эта дорога выводит прямо к замку Самэгао(23)?
Миэ так и обмерла.
– Самэгао?! Нет, туда нельзя! Это жуткое место, его даже днём все стороной обходят! Вас там убьют!
– Убьют? И кто же?
– Мстительные духи(24), – проговорила девочка осторожно, как будто сами эти слова пугали её, и поведала монаху: – Вы, верно, слышали, что Самэгао – павший замок. Место смерти господина Кагэторы! Там с тех пор столько беспокойных духов собралось! Мстительных духов. Они и убьют!
Но лицо монаха оставалось безучастным. Об этом он уже знал. Только Миэ, похоже, решила, что её словам просто не придают значения.
– Я правду говорю! Сколько людей уже те духи погубили – особенно подручных господина Кагэкацу, им вообще к замку приближаться нельзя. Всех убьёт мстительный дух господина Кагэторы!
– Ежели там собираются души павших на той войне, может статься, и твой батюшка среди них, – тронув край шляпы, монах легко поклонился девочке и, опираясь на посох, направился в сторону Самэгао.
Охваченная волнением Миэ боязливо провожала его взглядом, но, в конце концов, решила не ввязываться и стремглав побежала прочь.

***

Слухи о мстительном духе замка Самэгао в этом краю – не новость.
Сказывают, будто разбитый в споре за право наследия неприятельский генерал сделался духом мщения. Над Самэгао довлеет, к Кагэкацу злобу питает, случайных прохожих со свету сживает, да всякие несчастия нагоняет. В ужасе от мстительного духа Кагэторы бежали здешние жители, и никто более не появляется там. Даже путники с тракта стороной обхаживают те места.
Молва о мстительном духе Кагэторы достигла и стен Касугаямы.
То, что ни деревья, ни травы вокруг Самэгао больше не цветут (хоть уж много времени прошло после битвы), что зерновые гибнут – приписывали Кагэторе. Рассказывали истории про призраков в доспехах, нападающих на путников среди развалин замка, и даже череду недавних странных смертей в Касугаяме тоже считали происками лютого Кагэторы.

А шумели духи мщения не только в Самэгао – по всему Этиго пошли. В окрестностях местечка Оба в Футю, где войска противников сходились не один раз, они просто кишмя кишели. Особняк Отатэ, ставший местом решающего сражения, до сих пор стоял в руинах – только начинали стройку, как тут же случалось какое-нибудь несчастье, и работы приходилось прекращать.

Слухи слухами полнятся – и вот уже шепчутся, будто призрак Кагэторы со всех концов мстительных духов созывает, чтобы на Касугаяму напасть и проклятием Кагэкацу извести. Как бы то ни было, а, похоже, с недавних пор духи мщения собираются в стаи.
…И главенствует над ними – князь Кагэтора.
Так жители Этиго, страшась призрака Кагэторы, дали ему прозвище: Генерал мстительных духов.

***

Меж Касугаямой и Самэгао, ровнёхонько посередине, есть деревушка под названием Курода(25), а в ней стоит храм Инарися(26).
Синтоистский храм, что твоя лачуга; и даже крыша накренилась под тяжестью никем не убираемого снега. Под её навесом уже невесть сколько времени сидел человек, по всему – бродячий актёр. Спина его была согнута горбом, а на коленях он держал будто бы ребёнка – да только то была кукла. Почуяв чьё-то приближение, он поднял лицо.
– Ты, что ли?
Это был слепой кукловод по имени Комори.
Монах – тот самый, что давеча повстречался с Миэ – сняв шляпу, присел рядом. С кукловодом они познакомились близ Касугаямы, случайно разговорившись, и условились встретиться здесь.
– Как догадался?
– А по поступи смекнул. Ох и зазря не почитаете слепых… Шайка зрячих всё на глаза надеется, а про уши-то напрочь забывает.
Держа на руках деревянную марионетку ростом с ребёнка, Комори отворял и затворял кукле рот с цоканьем:
– Эвона как, одним касанием пальцев я и лицо этого мальца знаю, и мановения его чую, будто внутри всё вижу… Почто зрячие, эк они и половины всего мира не видят!
– И половины не видят? Чудно говоришь.
От сидевшего рядом исходил лёгкий имбирный запах – так пахла трава, что вечно жевал Комори. Самое то, когда надо голод утолить, говорил он.
– Ежели так, что же сейчас творится со второй половиной Этиго?
– Эк-ка, кишмя-кишит всё мёртвыми духами, – низко рассмеялся Комори. – Кругом и всюду – везде призраки.
Этот человек даром духовным обладал.
Лишившись зрения, он обрёл чутьё к незримому миру.
«Властелин духов задумал погубить Этиго, – говорил Комори. – Все сейчас толкуют об этом…»
Он не только понимает мир духов, но и в уличных сплетнях сведущ – благодаря своему ремеслу. Много времени проводил на перекрёстках Фунай, мотал на ус людские толки да дружеские пересуды.

Как ни крути, а Фунай (так прозвали местную управу Этиго) – большой город, средоточие торговли и хождений в провинции. Каждодневно приходили в гавани Наоэцу корабли северных провинций, перевозящие людей да товары из Камигаты. Речь жителей Фунай смешалась с камигатским выговором, что есть непреложное свидетельство процветающей торговли. Ещё здесь много храмов и монастырей, и даже люди из столицы с изумлением отмечают оживлённость и размах города.
А сейчас в Фунай только и разговоров, что о мстительном духе Кагэторы.
– По ночам-то больше в одиночку не ходят – всё призрака Кагэторы страшатся. Впотьмах закрытые в латы мертвецы кругом рыщут, как увидят кого из лагеря Кагэкацу, сразу набрасываются. Слуги боязливо запирают двери на засовы, и носа на улицу не кажут.
Каждый год в эту пору и в Касугаяме, и в замковом городе кончаются ночные гулянья, зато махом уходят с лотков обереги от беспокойных духов.
«Стало быть, это нынче лучшая тема для представлений», – смеётся Комори. Марионетка у него на коленях – как раз роль Кагэторы играет.
– Хотя князь Кагэтора, молвят, уж очень красив лицом был… Девицы, поди, рады были бы, появись он у их изголовья, пусть даже и призраком.
– Так что, вечор неподалёку снова духи мщения шумели?
– О, то ж на монастырь бонз господина Кагэкацу напали. Брюха повспарывали, глаза повыкалывали, да на дерева, как на вертела их насадили.
– Вот так лютость.
– А всё почему? Потому что те, кому должно следовать по пути Будды, угодничают перед мирскими. Эвона как проклятьем Кагэторы Этиго полнится. Особливо на всякий двадцать четвёртый день месяца – в замковом городе какой-нить труп случается.
– Двадцать четвёртый? Отчего же?
– То ж день смерти князя Кагэторы.
Поведя марионеткой, Комори чревовещал:
– И в Мидзё (Касугаяма) люди страшатся. Все, кроме одного – Хигути Ёроку(27)… ай-ай, он уж зовётся Наоэ Канэцугу-доно.
– Сын Наоэ Кагэцуны-доно(28)?
– Не сын. Тот умер пару годков назад, в стенах замка – в ссоре зарубили. Этот со вдовицей поженился, и взял себе имя Наоэ.
Хигути Ёроку слыл правой рукой Кагэкацу, и полководцем во время смуты Отатэ очень себя проявил.
– Только он один во всём замке и не боится мстительных духов.
Не досуг ему сейчас из-за мёртвых переживать. После смерти Кагэторы, Кагэкацу усмирил продолжавших сопротивление Хондзё Хидэцуну(29) и Канамари Тикацуну(30) с их сподвижниками, и в Этиго, наконец, воцарилось спокойствие. Но за внутренней войной пришла война внешняя. Ода Нобунага(31) из Эттю нагрянул. Им же подстрекаемый Сибата Сигэиэ(32) из Агакитасю восстание поднял. Впрочем, сам Нобунага в минувшем году в Хоннодзи преставился, и теперь непонятно, что же будет дальше со страной. Кагэкацу, похоже, намеревается примкнуть к Хасибе Хидэёси(33).
И Кагэкацу, и Канэцугу изо всех сил борются за выживание Уэсуги, и им, по правде сказать, нет дела до мертвецов.
– Одначе не считаться с мёртвецами, ох, опасно, – качал головой Комори. – Мёртвые всё прибывают и прибывают. Духи мщения окружили Мидзё, это не пустые слухи. Того и гляди, что-то случится, нутром чую, – Комори ухмылялся. – Да, точно в следующий день смерти князя Кагэторы.
– …Что случится?
– Касугаяма сгорит. Кагэкацу-доно погибнет.
Мстительные духи войско поднимают.
С этими словами он тронул что-то во чреве марионетки – челюсть открылась, рожки выпрыгнули, придавая ей облик демона, и Комори затянул уличную песенку:
– Ой, гори-гори Касугаяма! Из Самэгао – кромешного ада, духов мщенья Генерал врага ненавистного голову забрал…
Словно перебивая его, монах поднялся. Комори, догадавшись, сказал:
– …Полноте. Не ходи. Хаживали туда и раньше видные первосвященники, и храбрые аскеты, – духов изгонять, – да только не воротился никто. Всех пожрал князь Кагэтора.
– Всё одно, я должен идти, – сказал монах спокойно. – Потому как поручено мне проводить кое к кому того человека.
Комори чуть заметно изменился в лице, будто почуял недоброе. Белёсые замутнённые глаза уставились прямо на него:
– Ты кто такой, а?
Слепой кукловод чувствовал, что не обычный это монах – обороты речи и исходящее от него ощущение внутренней собранности были присущи скорее мастерам военных искусств.
– От тебя мёртвым духом пахнет.
– Я человек.
– Одначе – не простой человек.
Буддийский монах усмехнулся краешком рта, надвинул шляпу на глаза и покинул Инарися.

***

Самэгао стоял в районе Мияути теперешнего города Араи(34), что к югу от Касугаямы, и был одним из замков, ей подчиняющихся. Он занимал важное положение на тракте Хоккоку, на пути к Синсю(35) и Каванакадзиме.
Не далее, чем в одном ри(36) от замка, в старом храме Тамондо, обосновался один ямабуси по имени Эйкай.
В округе не было ни души. Окрестные поля совершенно заброшены, и уже не верилось, что в этих разваливающихся под тяжестью снега, словно раздавленных великаном домах когда-то жили люди. Деревни опустели, и вымерший замковый город затих – только вороны кружатся и каркают зловеще.
Им хорошо, они не боятся.
А людям – даже самым чудакам – жизнь всё же дорога. Похоже, ямабуси был из тех «истребителей Кагэторы, приведённых слухами», о которых говорил Комори.
«Стало быть, ад кромешный – Самэгао…»
И в эту ночь, возжигая гома(37), Эйкай ревностно молился.
«Интересно, что он за человек?..»

Искони, Кагэтора не принадлежал Этиго. Будучи кровным сыном правителя Сагами(38) Ходзё Удзиясу(39), он явился в эту землю семнадцатилетним юношей, и было это тринадцать лет тому назад.
Он стал заложником союза, но Кэнсин встретил его как сына: женил на племяннице, поселил во второй линии замка и нарёк своим прежним именем – Кагэтора.
Как только Кэнсин умер, его второй приёмный сын, Кихэйдзи Кагэкацу изгнал Кагэтору из Касугаямы; с этого и началась смута Отатэ. Сделав Отатэ в Фунай своим штабом, Кагэтора привлёк на свою сторону бывшего Управителя Канто(40) Уэсуги Норимасу, вассала Кэнсина, командира седьмой гвардии Китадзё Такахиро(41), а также Хондзё Хидэцуну с сотоварищами – и стал сражаться. Среди прочих, Кагэтору поддержал родительский дом – Одавара(42) Ходзё, и союзные им войска Такэды Кацуёри(43). Однако Такэда был подкуплен Кагэкацу, а подкрепление Ходзё задержали снега. Внутренних противников Кагэкацу подавил одного за другим, и Кагэтора, которому отрезали все пути снабжения, вынужденно принял генеральное сражение. После капитуляции Отатэ он бежал.
Хотел ли он вернуться в Одавару? Или же планировал перегруппироваться и продолжить борьбу?.. Предательство Хориэ Мунэтики(44) в Самэгао оказалось для него роковым: он покончил с собой двадцать четвёртого дня третьего месяца седьмого года Тэнсё(45), почти год спустя после смерти Кэнсина.
Брошенный как есть Самэгао постепенно разрушался. Предавший Кагэтору под конец Хориэ, говорят, скончался от непонятной болезни.
«Жестоко…»
Отслужить по павшим на войне – сердечный долг победителей. Кагэкацу не мог не выполнить его, и всё же, Самэгао до сих пор оставался замком призраков.
Какая могучая призрачная сила разлита повсюду…
«Тут будто логово у этих духов», – думал Эйкай. Всё оказалось много хуже, чем он себе представлял. Не зря никто не захаживает сюда.
Стоит подойти, повеет холодом, дурной воздух вокруг сгустится. И то не домыслы, то испускаемая духами мщения злоба травит всё кругом. Уж весна, а на деревьях вдоль дороги даже почки не набухают. Говорят, со смуты здесь ничего не растёт. Даже в ясный день над горой будто облако висит, и жители ближайших деревень по ночам видят в небе множество блуждающих огней.
«Неужто, и впрямь Генерал мстительных духов?»
Бесспорно, в тех краях обитает чей-то очень мощный призрак. В довлеющей здесь силе чувствуется отвержение, оно идёт от замка Самэгао, будто кто-то говорит: “Не подходи, убью”. Все инстинкты вопят об опасности...
«Ужасающая сила, – Эйкай всё возжигал священный огонь. – Если оставить дело без внимания, случится беда, как и предупреждал тот господин».
Если читать молитву так близко к замку, духи мщения не могут не забеспокоиться. Эйкай понимал это и всё делал нарочно. Пламя гома затрепетало в безветрии.
«Явились?»
В это самое время стаи блуждающих огней бессчётным числом окружали Тамондо. Снаружи храм будто пылал.
Прекратив читать дарани(46), Эйкай поднялся. В ту же минуту здание заскрипело и задрожало снизу доверху, сотрясаемое невидимой сворой. Многих мстительных духов раздразнил Эйкай своими молитвами.
«А ну, покажите, на что вы способны!»
– Он, бейсирамандая, совака, он, бейсирамандая, совака… – не прекращая читать мантру Бисямон-тэна, он взял в руки стоявший у стены посох.
Крыша и стены храма отвечали скрипучим визгом. Давление снаружи нарастало, над головой раздавался стук, как будто кто-то налетал и ударялся о здание с разбегу. Потом что-то жахнуло, послышался треск ломаемых досок – это обвалился потолок.
Всё тело будто сдавило тисками. Храм с грохотом разлетелся вдребезги.
И всё же, Эйкай уцелел. Держась за посох обеими руками, он сосредоточенно накапливал силу. Даже обломки досок его не задели, словно он окружён был невидимой стеной.
Аскет умел управлять энергией. Свои помыслы он обращал в невидимую глазу силу.
Глянув на небо, полное блуждающих огней, Эйкай сглотнул:
«Тьма-тьмущая…»
Огни обернулись человечьими лицами – страдающими, гниющими, проклинающими… Каких только страстей не было на лицах павших на войне. Огни плотными рядами двинулись навстречу.
«А хозяина-то нет…» – Эйкай с силой взмахнул посохом, в одиночку выступая против нечисти.
– Твари, пустившие монахов на корм скоту! Прихвостни Самэгао! – громовым голосом вскричал Эйкай. – Мне некогда возиться с вами поодиночке! Давайте, налетайте все, кому не терпится на тот свет!
Сражался Эйкай свирепо.
Мстительные духи Самэгао набрасывались на него плотными стаями, но сталкивались с неожиданной мощью. Эйкай, используя невиданный доселе приём, уничтожал их одного за другим. Он был сильнее самых могучих аскетов. Он словно бы разбрасывал в воздухе невидимые ловушки: духов затягивало в них, и они исчезали без следа. Призраки, погубившие многих видных священников, оказались бессильны перед такой напастью.
Наконец, Эйкай изгнал всех духов. Приведя в порядок дыхание, он обернулся в сторону Самэгао и ликующе вскричал:
– Ну, что, Уэсуги Кагэтора! Прячешься за спинами прислужников? Покажи себя! Коли ты и впрямь Генерал мстительных духов, выходи и отомсти за свою челядь!
Погружённый во тьму замок молчал.
– Хочешь князя Кагэкацу извести? Сперва меня победи – если конечно, сможешь!..
И тут Эйкай внезапно замолчал, но не от испуга. В его горле забулькала кровь.
– Гх… гха!.. – он кашлянул, и кровь полилась наружу, яркая и обильная, словно все внутренности истекали ею.
«Что… что это?!» – поток не останавливался. В панике Эйкай зажал рот, но безуспешно – кровь лилась рекой. Дышать не получалось.
– Кха…
Силы начали покидать его. От удушья и слабости лицо посерело. Земля под ногами утопала в его собственной крови.
«Быть этого не может…»
Чувствуя, как вместе с кровью из тела вытекает жизнь, Эйкай в ужасе поднял лицо. Затуманенным взором он будто бы видел всполохи синего пламени… Что это?..
В следующую секунду Эйкай вытаращил глаза. Пламя оказалось исполинским мстительным духом, громадным призраком размером с гору, испускавшим невероятную мощь.
«Это же…»
Эйкай мысленно признал своё поражение – скорее сердцем, нежели умом.
«С этим мне не справится…»
Таков был Генерал мстительных духов из замка Самэгао.
Сознание уплывало. Вскрикнув в агонии, он снова выплюнул изо рта сгусток крови – с ним и ушла его последняя сила. Эйкай упал на землю и умер.

-------------------
Примечания переводчика:
1 Эпоха Усобиц (яп. 戦国時代, sengoku jidai, в литературе также встречается как «сэнгоку дзидай» или эпоха воюющих провинций) – период феодальной раздробленности в истории Японии, когда множество маленьких провинций воевали между собой. Начался в конце 15-го века и закончился в начале 17-го, с объединением страны под властью клана Токугава.
2 Этиго (яп. 越後国, Echigo no kuni) — историческая область на севере Японии, со стороны Японского моря. Она граничила с областями Удзэн, Ивасиро, Кодзукэ, Синано и Эттю. Сегодня эта область известна как префектура Ниигата, хотя префектура включает в себя также историческую область Садо.
3 Уэсуги Кэнсин (яп. 上杉謙信, Uesugi Kenshin, 1530 – 1578) – один из великих полководцев эпохи Усобиц, правитель области Этиго.
4 Замок Касугаяма (яп. 春日山城, Kasugayama-jyo) – во времена эпохи Усобиц стал главной крепостью Уэсуги Кэнсина, ранее принадлежал клану Нагао. Находится в городе Дзёэцу, префектуры Ниигата.
5 Ямабуси (яп. 山伏, yama-bushi, буквально: «горный смиренник») – наименование горных отшельников в древней Японии, в основном представителей буддийских школ Сингон и Тэндай.
6 Тэкко (яп. 手甲, tekko) – полурукавицы, как правило, представляли собой пластину, прикрывающую тыльную сторону ладони, иногда оснащённую дополнительной пластиной прикрывающей большой палец.
7 Фусикиан (яп. 不識庵, Fushikian) – культовое помещение в замке Касугаяма, также «Фусикиан Кэнсин» – полное имя Кэнсина в монашестве.
8 Ринсэндзи (яп. 林泉寺, Rinsenji) – буддийский храм, расположенный у подножия горы, где стояла Касугаяма, в раннем детстве здесь воспитывался Кэнсин.
9 Нагао (яп. 長尾, Nagao) – Нагао, будучи вассалами Уэсуги, восстали против сюзеренов и практически уничтожили их клан. Уэсуги Кэнсин принадлежал к Нагао, но в ответ на оказанную помощь, Уэсуги Норимаса – глава клана, усыновил его. Нагао Кагэтора стал Уэсуги Кагэторой, а после принятия монашества взял имя Кэнсин.
10 Фунай Наоэцу (яп. 府内直江津, Funai Naoetsu, также встречается как Наоэцу или порт Наоэ) – часть нынешнего Дзёэцу в префектуре Ниигата. Основатель – Наоэ Канэцугу.
11 Камигата (яп. 上方, Kamigata) – нынешний Киото и его окрестности.
12 Уэсуги Кагэкацу (яп. 上杉景勝, Uesugi Kagekatsu, 1556-1623) – полководец эпохи Усобиц, племянник Уэсуги Кэнсина, был усыновлён Кэнсином. До усыновления носил имя Кихэйдзи Кагэкацу.
13 Косодэ (яп. 小袖, kosode) – простое кимоно, ранее исполняющее роль нижнего, в эпоху Муромати (1392-1573) приобрело статус самостоятельной верхней одежды, существует зимний вариант косодэ – на вате.
14 Речь идёт о японских старинных измерениях времени. Один коку (яп. 刻, koku ) – примерно два современных часа, соответственно половина коку (半刻 – в тексте) – это примерно час.?
15 Отатэ (яп. 御館, Otate) – особняк, построенный Уэсуги Кэнсином для бежавшего из своего замка Уэсуги Норимасы, был разрушен во время инцидента известного как смута Отатэ. Сейчас на его месте находится одноимённый парк.
16 Уэсуги Кагэтора (яп. 上杉景虎, Uesugi Kagetora, 1554 – 1579) – полководец эпохи Усобиц, седьмой сын Ходзё Удзиясу, в юности носивший имя Ходзё Сабуро. Был усыновлён Уэсуги Кэнсином.
17 Смута Отатэ (яп. 御館の乱, Otate no ran, 1578 – 1579) – борьба за власть внутри дома Уэсуги, которая разгорелась после смерти Кэнсина. Смута названа по месту решающего сражения, однако, после падения Отатэ она не завершилась.
18 Обряд заклинания боевого духа (яп. 武禘式, bu tei shiki) – буквально: военная церемония высшего поклонения духам. Мистический ритуал для получения одобрения богов на битву и поднятия боевого духа армии Уэсуги, авторство принадлежит Уэсуги Кэнсину.
19 Бисямон-тэн (яп. 毘沙門天, Bishamonten, также известен как Бисямон, Тамон-тэн, Вайшравана) – в буддийской и индуистской мифологии один из Двенадцати Небожителей и один из Четырёх Небесных Королей, обитающих на первых небесах мира богов. Он считается защитником государства (в частности от иностранных захватчиков), покровителем воинов.
20 знак «Би» (яп. 毘, bi) – первый знак из «Бисямон-тэн», наряду с традиционными знамёнами Уэсуги (синяя хоругвь с красным солнцем), Кэнсин ввёл собственные знамёна, одно из них – белое с чёрным кандзи «Би»
21 Такэда Сингэн (яп. 武田信玄, Takeda Shingen, 1521 – 1573) – знаменитый полководец эпохи Усобиц, правитель областей Кай и Синано, соперник Уэсуги Кэнсина.
22 Каванакадзима (яп. 川中島, Kawanakajima) – равнина в Синано, где Такэда Сингэн и Уэсуги Кэнсин пять раз сходились в битве: в 1553, 1555, 1557, 1561 и 1564 годах. Уэсуги Кэнсин выиграл четыре из пяти сражений, относительно самой кровопролитной битвы – в 1561 году – мнения историков расходятся.
23 Замок Самэгао (яп. 鮫が尾城, Samegao-jyo) – в эпоху Усобиц эта крепость принадлежала вассалам клана Уэсуги. Находится в Араи, префектура Ниигата.
24 Мстительные духи, духи мщения (яп. 怨霊, onryou) – здесь и далее в романе: общее название для духов, которые не смогли отправиться в иной мир из-за каких-то негативных чувств, которые испытывали в момент смерти. Они остались на земле, чтобы отомстить своим обидчикам или реализовать цели, которых не смогли достичь при жизни.
25 Курода (яп. 黒田, Kuroda) – ныне часть Дёэцу в префектуре Ниигата.
26 Инарися (яп. 稲荷社, inari-sya) – предположительно Инари-дзинся (яп. 稲荷神社, inari-jinsya), синтоистский храм в местечке Инари, близ Курода в префектуре Ниигата.
27 Хигути Ёроку (яп. 樋口 与六, Higuchi Yoroku, 1560 – 1620) – старший сын Хигути Канэтоё, во время смуты Отатэ поддержал Кагэкацу. После смерти наследника рода Наоэ, Кагэкацу приказал ему взять в жёны вдову и продолжить фамилию.
28 Наоэ Кагэцуна (яп. 直江景綱, Naoe Kagetsuna, также известен как Наоэ Санэцуна, 1509 – 1577) – один из самых верных вассалов Уэсуги Кэнсина. Прекрасный управленец, основатель Наоэцу. Сыновей не имел, оба наследника были приняты в семью через женитьбу на его дочери.
29 Хондзё Хидэцуна (яп. 本庄秀綱, Honjou Hidetsuna, 1511? – 1575?) – хозяин замка Нумата, после смерти Кэнсина принял сторону Кагэторы. Вместе с Канамари Тикацуной продолжал сопротивление Кагэкацу после поражения Кагэторы. Покинул замок перед капитуляцией, в последствии ему удалось бежать из Этиго в Айдзу.
30 Канамари Тикацуна (яп. 神余親綱, Kanamari Chikatsuna, ? – 1580) – вассал клана Уэсуги, представлял Кэнсина на переговорах в Киото. Хозяин замка Сандзё. В смуте Отатэ поначалу принял сторону Кагэкацу, но потом перешёл к Кагэторе. Продолжал сопротивление до тех пор, пока не был предательски убит в своём замке.
31 Ода Нобунага (яп. 織田信長, Oda Nobunaga, 1534 – 1582) – легендарный полководец эпохи Усобиц, один из трех великих объединителей Японии, известный своим буйным нравом и жестокостью.
32 Сибата Сигэиэ (яп. 新発田重家, Shibata Shigeie, 1547? – 1587) – во время смуты Отатэ был за Кагэкацу, но не удовлетворившись наградой, позже перешёл на сторону Оды Нобунаги. Был разбит армией Кагэкацу и совершил сэппуку.
33 Хасиба Хидэёси (яп. 羽柴秀吉, Hashiba Hideyoshi, больше известен как Тоётоми Хидэёси, 1536 – 1598) – второй из трех объединителей Японии, преемник Оды Нобунаги.
34 Араи (яп. 新井, Arai) – с 2005 года прекратил существование как самостоятельный город и теперь является частью города Мёко.
35 Синсю (яп. 信州, shinshuu) – другое название области Синано.
36 Ри (яп. 里, ri) – мера длины, около 3, 927 км.
37 Гома (яп. 護摩, goma) – санскр. Homa – священный огонь
38 Сагами (яп. 相模国, Sagami no kuni) – историческая область на юге центральной Японии, сейчас является частью префектуры Канагава.
39 Ходзё Удзиясу (яп. 北条氏康, Houjou Ujiyasu, 1515 – 1571) – третий глава поздних Ходзё, великий полководец эпохи Усобиц. Неоднократно выступал как в союзе, так и против Уэсуги Кэнсина и Такэды Сингэна.
40 Управитель Канто (яп. 関東管領, Kanto kanrei) – заместник сёгуна в Канто, должность неофициальная, но представительская. Так именовалось первое должностное лицо, ответственное за управление Канто.
41 Китадзё Такахиро (яп. 北条高広, Kitajou Takahiro, 1517 – 1587) – вассал Уэсуги Кэнсина, имел невероятную популярность в армии за доблесть и красоту. В смуте Отатэ принял сторону Кагэторы.
42 Одавара (яп. 小田原城, Odawara-jyo) – замок над городом Одавара, построен в 1417 году. Славится своей неприступностью. Он пал лишь однажды, в 1590, когда против него вышли все союзные войска Тоётоми Хидэёси.
43 Такэда Кацуёри (яп. 武田勝頼, Takeda Katsuyori, 1546 – 1582) – четвёртый сын Такэды Сингэна, за стратегическую недальновидность обрёл дурную славу даже в собственных войсках.
44 Хориэ Мунэтика (яп. 堀江宗親, Horie Munechika) – вассал клана Уэсуги, хозяин замка Самэгао. После смерти Кэнсина выступал на стороне Кагэторы, но после поражения в Отатэ пошёл на тайную сделку со сторонниками Кагэкацу, намереваясь сдать замок вместе Кагэторой.
45 Тэнсё (яп. 天正, tensho) – период с 1573 по 1592 год.
46 Дарани – санскр. дахрани, в буддизме – особая речь, обладающая сверхъестественным или экстрасенсорным воздействием.

@темы: перевод, канон

---

Продается сумочка по Миражу

[Karasik]

manga-zin.net/show/2793/

---

[lovelessvikki]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мацумото

[Katinka]

Как обычно - много фото, мало слов.

Это было моё второе посещение Мацумото. Первое случилось давно и оказалось очень мимолётным, я даже внутрь замка попасть не успела - с тех пор в голове отложилось, что надо бы съездить ещё, но в результате времени-таки не хватило. Короче, в эту поездку я навёрстывала упущенное.
Погода была, мягко говоря, не очень. Именно она не дала мне зафоткать школу, потому что тащиться два километра под проливным дождём не было уже никаких сил. Придётся всем пока что довольствоваться фоткой карты, на которой школа изображена - а там, глядишь, кто-нибудь по этой карте и сходит :-)

Станция Синдзюку, место отправления поезда на Мацумото


Сам поезд


Станция




Главная улица, дальше виды города








Эта речка и мост через неё наверняка фигурировали в книжках...


А вот это здание вряд ли здесь стояло в начале девяностых :-)








Это не замок, это книжный магазин.


А это замок :-)












Внутренности замка




Вид сверху на город






















Та самая карта. Школа называется "Фукаси коко", она расположена ровно к северу от замка, и на карте в туристической брошюре к ней (единственной из всех городских старших школ) стрелочками проложен маршрут :-)










Это, судя по всему, тот Макдональдс, где Такая с Юзуру сидели в начале первого тома






А эти две фотки дались мне в буквальном смысле большой кровью. Розовый куст был очень колючий :-)

@темы: околомиражное

---

Поностальгируем?

[Brokkoly]

Уважаемые модераторы! Удалите пжалста мои записи, не содержащие полезных ссылок или такого же качества информации - мне самой уже стыдно за свою неуемную болтовню

Короче, так: как оказались в фандоме?

мой случай

Ведем как-то мы с Solie ниибаццо интеллектуальную беседу - ну то есть ахаем, как красиво рисует Мамия Оки.
Я: Не, не хочу аниме по ее работам. Испортят такую красоту.
Solie: Не испортят. Мираж же не испортили.
Я: А?
Solie: Mirage of Blaze.
И устыдилась я своей невежественности, и потопала на Вротарт, и благодаря добротной рецензии на аниме и своему жлобному на трафик инету вышла на романы. Ну Solie тоже учудила, я вам скажу - сравнивать этот ужас(я про рисовку) с Мамией Оки.
Да, хорошо, что я тогда уже знала японский. А то начала бы его учить - люто, бешено.

@темы: ностальжи

---

Найдите 10 отличий

[Brokkoly]

Читаю я, значит, книжку Кувабары, а сзади, как водится, рекламко всякое. Ну вот, перелистнула страницу с одной рекламкой и наткнулась на другую.

А теперь внимание, вопрос: как вы думаете, если бы Хамада Сёко чуть прямее водила карандашом по бумаге, получили бы мы то, что справа?

@темы: официальный арт

---

A melody

[Brokkoly]

Люди, скажите мне, что это.
В оф-осте было подобное? Или это просто впечатления талантливого фаната?

@темы: околомиражное

---

Уранай

[Brokkoly]

Короче, тут гадание. Вводим сначала свое имя, потом год/месяц/день рождения, а под конец группу крови. Ну и жмем, чтобы получить результат.
Лулзы не от того, что подходит - не подходит, и даже не от "ух, круто! я Наоэ!". Доставляет описание персонажей.

Я оказалась каким-то непонятным мужигом 兵頭隼人 (полагаю, это Хаято). Поскольку его мало кто знает(и я в том числе), привожу описание своего любимчика Котаро:
Фума Котаро
В любой ситуации вы предпочитаете действовать, а не сидеть сложа руки. Однако ваша пассивность в проявлении чувств приведет к тому, что на любовном фронте вы окажетесь безвестным партизаном. Пожалуй, привлекать к себе внимание иногда можно и нужно.
блин, чота интерпретация очень вольная получилась
Да, Котаро сегодня невезучий. На последнем месте по рейтингу удачливости, и гадание, как я поняла, обещает, что ему не поздоровится(что значит 鼻が取れる?)

Вопрос: Этот пост - очередная бессмысленная хрень?

1. да		12	(35.29%)
2. нет		7	(20.59%)
3. зато поржать можно		15	(44.12%)
Всего:		34

@темы: люди, смарите чо я нашла, околомиражное

---

[Brokkoly]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Moshimo...

[FiliaUlCoupt]

Итак, близится год Белого Тигра. Будем считать его годом Кагэторы.
А пока он в пути, быстро-быстро завершаем начатое!

Последняя часть "А что, если бы...". Прошу сюда.

@темы: додзинси

---

OST

[Ev@]

Здравствуйте) Подскажите, пожалуйста, что за композиция звучит в конце 7ой серии Mirage of blaze, там где Наоэ теряет над собой контроль и домогается Такаи. Такая экспрессивная бас-гитара. Я сама никак не могу вычислить...

@темы: вопросы, Музыка

---

Попкорн с сухарями

[Brokkoly]

Люди, если я вас зайобываю - не стесняйтесь, скажите.

А чой-то как тихо тут, скушно. Айдате холиварчик штоли устроим.
Темы для холиварчика(в скобках мнение в последней инстанции, можно обсерать):
Чей мозготрах круче - Кагеторы или Наоэ?

Кагеторы

Ну дык ясен пень - "нуждайся во мне, люби меня" - это вам не "дай мне трахнуть тебя и я пойду уже".
Кого круче озвучили - Чиаки или Удзитэру?

Удзитэру

Плевать на актерское мастерство, красивый голос - главное.
Кто лучше рисует - Хотака Ран или Фудзи Сакуя?

???

Прям и не поймешь, одна круче другой.
Кто хуже рисует - художница 1-12 или 13-40?

Канешна первая!

Рисунки ее страшны, как кара Господня.
Кто сильнее - Такеда или Кенсин? Ода или Кагетора?

Кенсин. Ода

Кенсин - он же наш! Ода - патамучта мужик.
Какая арка лучше - Сайай или Императрица? Императрица
Кто офигеннее - гохододзи, Белые девы или нуэ?

Тупой вопрос

Всем фиолетово.
Что офигеннее - Цуцуга-кё или две жемчужины?

Цуцуга-кё

Сравнили божий дар с яичницей.

Темы можно добавлять.

@темы: околомиражное

---

Кроссоверный фик

[Brokkoly]

Если вы читаете этот пост, то значит, меня не забанили, и я продолжаю захламлять сообщество болтовней.

Итак, оказывается, Кувабара все-таки пишет стёб. Пишет, когда у нее какая-нибудь годовщина. Этот фик она написала к годовщине своего сайта, самолично обозвав его "Дурацким рассказиком". Я смеялась всю дорогу, а потом от пущего восторга решила перевести.
Поскольку с Миражом у фика связь ну очень слабенькая(с Миража там всего два перса), выкладываю тут.

Читать можно тем, кому интересно, что еще Кувабара пишет, кроме Миража, а также будущим-начинающим миражепереводчикам - дабы посмотреть как НЕ надо переводить.

@темы: перевод, фанфикшен

---

Отаку-Фестиваль!

[Герика]

22 февраля 2010 года состоится «Отаку Фестиваль», посвящённый развитию фанатского движения любителей аниме, манга, японских компьютерных игр и j-rock’а в России!

Фестиваль будет проходить один день в городе Санкт-Петербурге с 12:00 до 21:00 в театре «Мюзик-Холл». По адресу: Александровский парк, д. 4. Метро Горьковская.

Подробности на сайте: otakufestival.ru

---

Обложки новелл

[Sei]

Если кому надо, то обложки к новеллам можно подсмотреть здесь.
Информация с ЖЖ

@темы: официальный арт

---

[levilay]

Здравствуйте, извините что сразу с просьбой. Ни у кого нету равок оригинального текста? Тут раньше на сообществе они выкладывались, но половина ссылок оказалась нерабочими.

Ну и что бы не быть совсем наглой, несколько иллюстраций:


вот гелерея художника - www.revivaland.com/top.html

@темы: вопросы, фанарт, новый участник