[Vision-of-Flames]

Название: Даруя блаженство
Автор: Cerise Tennyo (jdemorae.livejournal.com)
Переводчик:  Lavender Prime
Бета:  Kage Tsukiyama
Гамма:  Арлекинъ Сарказмычъ
Оригинал: community.livejournal.com/temps_mort/250009.htm...
Пейринг: Наое/Такая
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Саммари: На тему «то, чего никогда не было». Такая не дал Наое уйти после его признания на пирсе.
Разрешение на перевод: запрос отправлен
Диклаймер: Персонажи и сюжет Mirage of Blaze принадлежат Мизуне Кувабаре. История написана ради собственного удовольствия и для других фанатов. Ни на какие права не претендую, прибыли не извлекаю.
Примечание переводчика: Для  Вики.

Пустые рукава пиджака Наое развевались на ветру, а Такая стоял неподвижно, как каменный. Холод, пробиравший его до костей, не шел ни в какое сравнение с ледяной ноющей болью у него внутри, а обрывки воспоминаний Кагеторы туманили мозг. Родной клан ненавидел его, и он никогда не ждал, чтобы хоть кто-нибудь из них проявит о нем родственную заботу. Его отец, дядя, его брат Уджитеру... «Я хотел спасти тебя, в этот раз».
Такая закрыл глаза и вдохнул слабый запах благовоний и табака, въевшийся в пиджак Наое. Он все еще чувствовал тепло его рук на своих плечах.
«Я люблю вас».
Он никогда не думал, что услышит когда-нибудь такие слова, тем более от мужчины. Их могла бы шепнуть ему женщина на ухо, наверное, после пятидесяти лет брака, но Наое?
Доски пирса качнулись под ногами. Наое уходил, удалялся прочь. Сказав такое, он оставлял Такаю позади, одного. «Хоть сейчас не веди себя, как идиот», – посоветовал ему внутренний голос, подозрительно похожий на голос Нагахиде. Такая резко обернулся, стискивая пальцами пиджак.
– Наое, подожди!
Мужчина остановился, но больше ничего не предпринимал. Это напомнило Такае ту встречу рядом с больницей Нарита. Наое тогда не шевелился, смотрел на него, а потом уехал. «Не на этот раз!», – поклялся себе Такая, срываясь на бег.
Он нагнал Наое за считанные секунды и отчаянной хваткой вцепился в его руку. Наое смотрел прямо перед собой, черты его лица были как каменные. Сердце Такаи сжалось. Он не так расслышал?
– Что ты хотел этим сказать? – требовательно спросил он. – Сейчас, когда признался, что...
– Я говорил правду, Кагетора-сама.
– То есть, ты ошарашил меня этим и хочешь преспокойно уйти? Не получится. Проклятье, Наое, я даже не знаю, как отсюда добраться домой!
– Во внутреннем кармане пиджака есть деньги, – напряженные мышцы руки под пальцами Такаи казались высеченные из мрамора. – Или позвоните Харуйе, она будет только рада вас забрать.
– Кончай увиливать от ответа! – взорвался Такая.
Наое закрыл глаза, больше ничем не выдавая своих эмоций.
– Враждебные кланы...
– ...разобщены, – с холодной уверенностью прервал его Такая. Слова сами собой всплывали откуда-то из самых глубин души, но он не сомневался в их правдивости. – Дате сейчас слишком занят примирением с братом, Мори ищет способ объяснить свой провал, Ода по-прежнему запечатан внутри вулкана, все Ходжо либо изгнаны, либо рассеялись кто куда, а клан Такеда еще нескоро оправится от своих потерь. Даже Косаке Данджо требуется пара дней передышки. А кланы помельче не осмелятся показаться еще несколько месяцев, если не лет. Остаются одни Уесуги – и вот я здесь. Так куда ты собрался идти?
Наое пораженно смотрел на него.
– Кагетора-сама...
И без предупреждения он опустился на колени. Но не в обычную позу, а балансируя на одном колене и упираясь рукой о дощатую поверхность для равновесия – Наое склонился так низко, что его волосы коснулись грубых досок пирса.
– Я по собственной воле разорвал нить, которую сплели служители храма, чтобы сохранить жизнь в вашем теле. Я вошел в сговор с нашими врагами и сотрудничал с ними, чтобы добыть зеркало Цуцуги. Но не для того, чтобы освободить вас, а чтобы запечатать нас обоих там, где никто больше не смог бы встать меж нами. У меня нет никакого права умолять о снисхождении, но в память о моей долгой службе я прошу о чести умереть или быть изгнанным вашими руками.
Такая пошатнулся. Что Наое несет?! Он сам не терпел девичьи бредни про романтику, но, демоны его побери, после «Я вас люблю» обычно следуют не такие слова. Он пытался остаться спокойным, но пальцы сами сжимались в кулаки. Внутри бурлили чувства, знакомые и незнакомые, его и не его, сокрушительные по своей силе. Ну-ка... Наое что-то говорил раньше, что-то про «хочу умереть с Кагеторой». Нет! Он имел в виду shinjuu! Shinjuu, совместное самоубийство любовников, а не кончину преданного вассала, выбравшего умереть на могиле своего господина.
«И ведь я могу, – внезапно осознал он. – Я могу приказать ему, могу велеть остаться на своем месте и умереть вот так». Он подумал о том, что читал об официальном сеппуку, во всех беспощадных подробностях, и вздрогнул. Даже в этой жизни ему довелось испытывать беспомощность, страх смерти и боль, казавшейся бесконечной. На миг перед глазами промелькнуло лицо отца, одутловатое и перекошенное от пьяной ярости.
– Поднимайся, – тихо сказал Такая. – Наое, черт тебя подери, вставай!
Наое выпрямился, по-прежнему оставаясь на коленях, и положил ладони на бедра. Выражение его лица оставалось пустым, но глаза были холодны. Такая схватил монаха за галстук, чуть пониже узла, и дернул со всей силы, приподнимая Наое с колен, и тому пришлось подчиниться, чтобы не быть удушенным.
– И как мне это понимать? – зашипел Такая, давая выход уже таким знакомым ощущениям предательства и гнева. – Сначала признание на смертном ложе, а теперь вот такой вот финт? Ты идиот! – он встряхнул Наое. – Да если бы я хотел прибить тебя или надрать задницу за то, что ты переметнулся к другим, я бы это уже давно сделал!
Наое удивленно распахнул глаза, его щеки уже начали краснеть от недостатка воздуха.
– Кагетора-сама...
– Да чтоб тебя, меня зовут совсем не так!!! – выкрикнул ему в лицо Такая.
Наое поднял руки, и Такая напрягся, ожидая удара. «Я слишком часто его задевал... Теперь он, как и мой папаша...» – В животе неприятно засосало.
Но Наое положил ладонь на заднюю сторону его шеи – глубоко личный жест, и он не мог стряхнуть его руку, не освобождая Наое.
– Я говорил правду, – повторил тот. – Я всегда говорю вам правду, мой господин.
– Тогда в Уозо... Ты сказал, что солгал! – припомнил Такая. Да что вообще с ним творится?! Раньше он думал, что нашел в Наое то, чего хотел – честность, близость... И вот он здесь, а все повернулось шиворот-навыворот, и с каждой секундой все хуже!
– Я сказал, что ложным было мое поведение до определенного момента, – поправил его Наое. – Как равнодушного защитника... неразговорчивого наставника... Вы мой господин, моя проклятая ноша и мой возлюбленный враг.
Такая недоверчиво смотрел на него. Разговор уже в который раз настойчиво напоминал диалог двух безумцев.
– Чушь какая-то! «Возлюбленный враг»? Ты это всем недругам говоришь? – он представил, как Наое заявляет Косаке «Я тебя люблю», и еле удержался от смешка.
Ладонь на его шее сжалась, притягивая еще ближе.
«Когда, когда же все так оберну...»
– Только вам, – низким голосом произнес Наое. – Вам, кто отказывал мне в любой малости, кто упивался моей болью, не оставляя ни капли милости и прощения! Я ненавижу вас... Но я никогда не позволю вам уйти.
Они были друг от друга на расстоянии ладони. Сердце Такаи, казалось, пытается сравняться в скорости с его дыханием. Он сжал пальцы, сминая дорогую ткань рубашки Наое.
– Вы не будете принадлежать никому другому, – продолжил Наое, – потому что я превратился в настоящего зверя.
Напряжение между ними едва не искрило, резкое и острое, как леска смертельной удавки. Его надо было разорвать, необходимо, иначе одному из них сорвет крышу, и Такая чувствовал, что это будет он. Покрепче ухватив галстук Наое, Такая стремительно сократил разрыв.
Он понятия не имел, что поцелуи бывают такими. Его губы оказались расплющены о его же зубы, и тонкая кожица лопнула, он скорее почувствовал, чем услышал недовольное рычание Наое.
«Рот, открой же свой...»
Наое ворвался языком меж губ Такаи, и он чувствовал вкус собственной крови. То, что в его рот так безжалостно вторглись, казалось неправильным, чужеродным, единственно верным... Удивленная и в то же время неприятная мысль «Он же монах! Где монах мог научиться так целоваться?» мелькнула и пропала, и Такая приник к Наое, который был только счастлив принять на себя его вес. А поцелуй все длился и длился, рука Наое теперь зарылась в его волосы, а язык... Такая в жизни не подозревал, что во рту могут оказаться настолько чувствительные места.
Он нетвердо качнулся на ногах, спрашивая себя, действительно ли тихие звуки, что он слышит, исходят из его горла, кончится ли когда-нибудь поцелуй, и хочет ли он, чтобы тот когда-нибудь прерывался? «Умереть бы вот так, – пришла смутная мысль, – когда он так обнимает...»
Наое, наконец, отстранился, не отрывая от Такаи взгляда, жаркого и блестящего, в котором мешались страсть и рассудительность. Но он не спешил полностью освобождать Такаю, продолжая удерживать ладонью, прижатой к его спине, пока тот мог только смотреть на него и безуспешно успокаивать хотя бы дыхание.
Наое прикрыл глаза, глядя на него и что-то напряженно обдумывая, прежде чем медленно произнести:
– Господин... если вы не позволили мне вкусить блаженство, умерев от ваших рук, возможно, оставив меня в живых, вы рискнете даровать мне иную форму блаженства?