читать дальшеЗВЕРЬ В ЗЕРКАЛЕ
– Такая-сан пропал?!
Наоэ стоял в вестибюле гостиницы, у телефона-автомата, и кричал в трубку:
– Что с ним случилось, Харуиэ? Как это произошло?!
Дело было вечером, в рёкане Майко, на берегу озера Тюзэндзико, где Наоэ ночевал со вчерашнего дня. Аяко на том конце провода казалась растерянной. Наоэ застал её дома, в Йокогаме – он позвонил, надеясь на помощь в расследовании инцидента с цуцугой, и был совершенно не готов к тому, что услышал от неё: о происшествии в замке Нэрима, о том, что Такая ушёл один и до сих пор не вернулся в Мацумото. Наоэ сам не заметил, как начал грубить – почему оставили без присмотра, как посмели уехать, не разыскав… На Аяко посыпался такой шквал упрёков и обвинений, что она возмутилась:
– Нечего на меня кричать! Кто бы говорил вообще… Сам-то ты где был? Присматривать за Кагеторой – твоя работа.
Наоэ распахнул глаза.
– Не знаю, что между вами произошло, но ты должен быть с ним, тебе нельзя от него уходить! Что ты вообще делаешь в Никко?! Как ты посмел оставить Кагетору, когда он в таком состоянии?!
Наоэ нахмурился и замолчал.
Аяко разозлили его нападки, – ведь вины Наоэ в случившемся было ничуть не меньше, – поэтому она и сорвалась, хотя относилась к происходящему с большей долей сочувствия, чем Чиаки. Она беспокоилась о Наоэ всё это время. Его терзания подчас раздражали, но, догадываясь, что он должен чувствовать, Аяко держала свои соображения при себе. Сейчас же Наоэ вдруг показался ей просто эгоистом. Её голос начал срываться:
– У тебя есть Кагетора! Что бы ты там ни говорил – он есть у тебя, здесь и сейчас, самый важный, самый дорогой человек… А ты – просто дурак, потому что в конце не остаётся ничего, кроме желания быть рядом!
– Харуиэ…
– Хватит маяться дурью! Ты ведь любишь его? Любишь, больше всего на свете! И не надо мне говорить, что это безнадёжно – это неправда! Поэтому не смей, никогда больше не смей его отпускать! Ни на минуту, ни на секунду! Всё время, что у тебя есть – будь с ним! – под конец она уже кричала, в её голосе слышались слёзы.
– Почему ты плачешь, Харуиэ?
– Просто так!.. Жалко смотреть на такого дурака! Я вот двести лет жду, и всё никак не дождусь, а если и дождусь однажды… Я даже не уверена, узнаю его или нет!.. Дурак ты, дурак…
Наоэ помолчал. Аяко говорила о своем возлюбленном, с которым рассталась двести лет назад. Слушая её рыдания на том конце провода, теперь уже Наоэ не знал, что делать.
– Ладно, успокойся. Я понял…
– Да ничего ты не понял!.. Он у тебя есть!.. Ты должен быть счастлив одним этим!.. Ничего ты не понял!..
Она была на грани истерики. «Со стороны наш разговор выглядит, как семейная ссора», – подумал Наоэ и кисло улыбнулся.
– Успокойся. Извини, что заставил тебя волноваться…
– Если тебе действительно жаль, отправляйся искать Кагетору, быстро. Он может говорить что угодно, но всё равно будет тебя ждать – он и тогда ждал… Несмотря на всё, что было с Минако, Кагеторе нужен ты.
Улыбка слетела с лица Наоэ. Он нахмурился и прикрыл глаза.
– Хорошо, если так.
– Не отпускай его, Наоэ, не оставляй больше одного. Не ради него – ради себя.
«Ради себя?» – прошептал он одними губами и усмехнулся.
Вот уж нет. Как раз невозможность уйти от этого деспота, от этого одному ему посланного диктатора, и причиняет столько боли – ничего, кроме боли…
«Положить всему конец… Я же именно так собирался поступить?..»
Наоэ переспрашивал себя, проверяя твёрдость своих намерений. Пришло время поставить точку в четырёхсотлетней истории под названием жизнь. Нынешняя битва станет итогом: они подведут черту и подсчитают очки. Это будет битва не ради «завтра», это будет битва ради конца. Он так решил.
День, когда с Усобицей Духов будет покончено, станет для Наоэ последним днём; его личность сотрётся, и он навсегда распрощается с Кагеторой. Такую он нашёл лазейку, таким способом задумал сбежать от боли и тяжести любви к одному-единственному человеку. Если не можешь уйти от него самого – значит, нужно просто отбросить себя.
«Распрощаться со всем…»
С Усобицей Духов будет покончено. До тех пор он будет жить, но это просто отсрочка, которую он сам решил себе позволить. Боль, в сущности, не так уж сильна по сравнению с тем, что пришлось вынести за четыреста лет… Потом наступит час расплаты. Он подведёт итог всему, что пережито рядом с Кагеторой: собственным чувствам, тому, что случилось с Минако, тому, в чём он виноват… Он расплатится за всё, а потом…
«Потом я буду свободен.»
От этой невольной тирании… Свободен от него.
– Наоэ?.. Что случилось, почему ты молчишь?.. – голос Аяко, снова встревоженный, вернул его к действительности. Невесело улыбнувшись краешком рта, он ответил:
– Да так, ничего.
Пообещав, что сам позвонит Такае домой, и рассказав Аяко свои собственные новости, Наоэ прервал связь. Аяко так и не догадалась о том, какое решение он в действительности принял. Он очень хорошо притворялся.
Наоэ положил трубку на рычаг и обернулся, почувствовав сзади чьё-то присутствие. Это оказалась Майко – он не заметил, как она подошла.
– Асаока-сан…
– Вы говорили с женщиной?
Наоэ удивился: ему почудилось, что изящные черты Майко на миг исказились злостью. Но девушка, кажется, и сама это заметила, и быстро прогнала с лица несвойственное ей выражение.
– Я пришла сказать, что ужин готов, но вас не было в комнате… А вам разве можно ходить?
– Боль заметно поутихла… Как-нибудь продержусь.
Майко виновато потупилась. Рана, полученная Наоэ в схватке с цуцугой, оказалась неожиданно серьёзной. Даже медицинская помощь не спасла его от лихорадки – температура поднялась, и он не смог ехать домой, пришлось остановиться в рёкане Майко. Прошла ночь, жар не спал, и Катакура Кодзюро отправился на поиски информации один, пообещав постоянно быть на связи.
А ситуация за прошедший день снова ухудшилась. С утра тройка священных деревьев в святилище Футарасан украсилась ещё одним человеческим лицом: оно появилось на левом стволе от центра, примерно на том же уровне, что и лицо Синьи, и принадлежало вчерашней жертве цуцуги – «самоубийце» с водопада Кэгон. Кроме того, в окрестностях Никко стали замечать и другие деревья суги с человеческими лицами на стволах. Не такими отчётливыми, но всё же…
Услышав об этом от Косаки, Кодзюро снова поехал в святилище Футарасан, потом на водопад, чтобы побольше разузнать о второй жертве. Наоэ тоже порывался участвовать, но Кодзюро и Майко уговорили его остаться в гостинице, восстанавливать силы… Впрочем, теперь его вынужденному отдыху настал конец.
– Я не вправе больше вас обременять – да и нельзя мне сидеть без дела, у вашего брата осталось не так много времени… Завтра я уеду.
– Пожалуйста, не делайте глупостей! – вскинулась Майко. – Из-за меня… из-за моего брата вы оказались ранены, я не знаю, как перед вами извиняться!.. Если с вами случится что-то непоправимое…
– Вы преувеличиваете опасность.
– Нет! – Майко поколебалась, как будто следующие слова требовали от неё усилия, но потом всё же сказала, глядя Наоэ прямо в глаза:
– Если с вами что-нибудь случится, я… я не знаю, как я буду…
Тот, кажется, догадался.
– Асаока-сан…
Она была красива. Когда красивая женщина смотрит на мужчину таким отчаянным взглядом, у него мутится в голове, пусть женщина, на самом деле, и не думает соблазнять… Наоэ улыбнулся. Он понял, что сам близок к опасной черте; теперь, когда Майко так искренне выразила свои чувства, он мог бы прямо здесь заключить её в объятия…
«Если бы в моём сердце не было его.»
Наоэ улыбался, а Майко гадала, что же стоит за этой улыбкой. Ей захотелось прикоснуться к горячему пламени, которое этот человек носил в себе, под оболочкой спокойной сдержанности – невидимое снаружи, оно ярко горело внутри; так подсказывало её женское чутьё.
– Спасибо, – ответил мужчина… и улыбнулся опять. «Я хочу узнать тебя по-настоящему, я не боюсь обжечься!..» – мысленно взывала к нему Майко, но в том, что означала его улыбка на этот раз, невозможно было усомниться. Он был ласков с ней, как со всеми остальными, безразличными ему людьми – а не так, как бывают ласковы с единственным.
– Я понимаю… – девушка опустила голову, пытаясь не расплакаться. – Так я и думала… Но…
Она закрыла лицо руками. Наоэ посмотрел на неё растерянно и сказал:
– Вечно я довожу вас до слёз…
«Вот именно!» – подумала Майко, прислушиваясь к его спокойному голосу, и несколько раз всхлипнула. Возможно, этим невольным кокетством она надеялась хоть чуточку привлечь мужчину к себе.
Наоэ, бесспорно, видел в ней женщину, – а ещё он видел, что для неё это не игра, и не хотел пользоваться ей как инструментом, чтобы облегчить собственную боль. Майко бы не возражала, – хоть инструментом, хоть на час, – но Наоэ пожалел её, как ребёнка, предпочтя отвергнуть, но не ранить зря.
– Наверное, она во всех отношениях прекрасна… – пробормотала Майко, вытерла слёзы и через силу улыбнулась. – Интересно, что это за человек, который «стоит того»?...
– Если вам доведётся встретиться, вы поймёте, – улыбнулся Наоэ в ответ, – что он определённо того стоит… – и опустил глаза, как показалось Майко, чуть печально.
– Я догадываюсь, – теперь девушка смотрела на него оценивающе. – Наверняка этот кто-то твёрд духом, решителен… холоден, но любит участие, груб, но настолько красив, что невозможно оторвать взгляд, а ещё… – она помолчала, – …это безответная любовь.
Наоэ изумился до глубины души. Вот тебе и женская интуиция… Раз её брат предсказывает будущее, может, Майко умеет видеть людей насквозь?
Наоэ вспомнил взгляд Кагеторы – острый, пронзающий насквозь…
– Это нечестная любовь, – его губы снова растянулись в усмешке. – Настолько нечестная, что ей совершенно невозможно сопротивляться…
– Есть будете у себя в комнате? – спросила Майко тоном заботливой матери. Она полностью пришла в себя. – Звонил Катакура-сан, со станции Никко. Я думаю, он уже скоро приедет, но вы, наверное, проголодались… Начнёте без него?
– Нет, я подожду. Не люблю есть в одиночестве…
«Я тоже!» – собиралась сказать Майко, но вовремя спохватилась. Наверняка у них были свои дела, в которые они не хотели её посвящать. Сославшись на хозяйственные заботы, девушка зашагала в сторону кухни.
– Ещё увидимся! – бросил Наоэ ей вслед, а когда она скрылась из вида, полез в карман за сигаретами, достал одну и прикурил, привалившись спиной к стене.
«Безответная любовь?.. Ха-ха.»
Если это чувство, забитое в колодки власти и верности, можно было назвать любовью – то да, она была безответной. Но только потому, что ответа вообще нельзя было просить.
«Извращённая жажда завоевания – вот что это такое.»
Разве он хотел быть любимым? Нет, он хотел захватить, получить в единоличное пользование. Поводок на своей шее он ошибочно принимал за проявление любви, и радовался ему, и ждал с одинаковой силой и кнута, и пряника – тогда как в другой части его души крепло иное желание: устроить переворот, скинуть поводок и надеть на бывшего хозяина, полностью подчинив его себе.
Никакая это не любовь. Наоэ не любил Кагетору по-человечески, и не рассчитывал, что Кагетора будет любить его так… Даже не хотел этого, наверное.
«Не более чем столкновение двух разнонаправленных сил…»
Наоэ перестал понимать, что есть истинная любовь. Свою он таковой не считал – возможно, потому и не предпринимал ничего, чтобы действительно завоевать Кагетору. Решил, что ему нужно от него только тело…
Не любовь, а выкидыш больного сознания. Иллюзия. Самообман. Подделка.
«Это и есть истина.»
Потушив сигарету, он зашагал вверх по лестнице на второй этаж, к своей комнате. Лестница этого старого здания в европейском стиле была внушительной, деревянной, выстланной красным ковром. На площадке между этажами висело старинное зеркало – увидев себя в нём, Наоэ ужаснулся тому, каким жалким он выглядит, и его губы скривились в циничной усмешке.
И тут его как будто кто-то позвал; вскинув глаза, он увидел в зеркале, за своей спиной, чью-то тень.
Наоэ удивлённо обернулся. Сзади, разумеется, никого не было. Он снова посмотрел в зеркало – и остолбенел.
«Что?!»
Нет, наверняка показалось… Наоэ прильнул к зеркальной поверхности; там, за его спиной отражался Такая.
– Такая-сан!..
Он протёр глаза, ещё раз обернулся... Никого не было – да и откуда? Наоэ замер в растерянности. Ему не мерещилось – Такая действительно стоял там!
– Такая-сан!.. Почему?..
Он вспомнил слова Майко: «Я вижу своего брата в зеркале!..» Разве не то же самое сейчас происходит с ним? Но почему Такая?..
– Кагетора-сама! – позвал Наоэ своего господина. – Что произошло? Что вы там делаете?!
Такая смотрел на него неотрывно, но ничего не отвечал. Наоэ потянулся к нему – только чтобы встретиться рукой с собственным отражением; коснуться фигуры в зеркале он не мог.
– Что случилось?! – он со всей силы ударил кулаком по стеклу. Трещина пришлась на то место, где у Такаи было сердце. Испугавшись, Наоэ отдёрнул руку, и в этот момент на него нахлынуло яркое видение.
Никаких слов, просто картинка, послание от Такаи к нему. Он потрясённо прижал руку ко рту.
«Кагетора-сама…»
Иллюзорная рана у Такаи на груди сочилась кровью. Наоэ окаменел, даже перестал дышать.
«Не может этого быть…»
Он смотрел на своего господина, запертого в зеркале, чувствуя, как краска сходит с лица – не в силах что-либо сказать, не в силах пошевелиться… Просто стоял и смотрел.
Конец 6 тома