Joushiki tte, nandeshou ne...
читать дальше
РАЙ НА ДНЕ ОЗЕРА
Под зорким оком синоби Зеркало Самки готовили к отправке в святилище Хаконэ. На частном причале стоял катер, ожидая, когда Удзитэру и его вассалы поднимутся на борт.
– Нельзя ли подогнать ещё лодку? – спросил Наоэ перед самой посадкой. – Я хочу предать тело воде.
– Разве ты не собирался вернуть его родственникам?
– Я передумал. Вдруг полиция начнёт разбираться и выйдет на след?.. Столкновений с властями лучше избежать, это может помешать нашим планам. Общество любит делать из мухи слона…
– Бессердечный ты человек.
– Я всего лишь забочусь об успехе предприятия… – в том, чтобы превратить своё сердце в лёд, он, похоже, уже полностью преуспел. – Я, конечно, красиво выразился, – бесстрастно продолжал Наоэ, – но речь идёт об избавлении от трупа, и сделать это лучше по-тихому. Маленькая моторная лодка подойдёт. Если нас вдруг кто-нибудь увидит, я возьму всю вину на себя, и вас, Удзитэру-сама, никто не побеспокоит.
– М-м… Однако, какой туман…
Небо, с утра совершенно безоблачное, снова затянулось тучами, и опустившийся туман был довольно густым.
– Вот и отлично, – пробормотал Наоэ, но что он в действительности имел в виду, Удзитэру тогда ещё не знал.
Доложили, что лодка готова. Наоэ сказал: «Прощаюсь ненадолго», и вернулся в дом, чтобы забрать тело. Удзитэру с вассалами погрузились в катер и отчалили.
Когда Наоэ снова вышел из дома с телом Такаи на руках, на причале его ждал один из слуг.
– Мне было велено сопровождать вас…
Иными словами, к нему приставили надзирателя. Определив, что имеет дело с подселенным духом, Наоэ тонко усмехнулся и сказал:
– Что ж, вверяю себя вашим заботам.
За плотной пеленой тумана противоположный берег был, конечно же, не виден, и даже расстояние до середины озера сложно было определить, но спутник Наоэ, похоже, знал эти воды как свои пять пальцев. Он уверенно вёл лодку вперёд, и, пройдя примерно половину пути, спросил:
– Где будете выбрасывать?
– С такой видимостью всё равно, где… А святилище Хаконэ в какой стороне?
– Прямо по курсу. Была бы ночь – можно было бы ориентироваться на огни машин, там в районе Мото-Хаконэ дорога как раз к берегу выходит.
– Понятно. Ну, спасибо за всё.
Рулевой удивлённо обернулся и ахнул: Наоэ стоял в лодке, глядя на него холодно, без выражения. Вот его правая рука взлетела вверх, пальцы впились мужчине в виски – в ту же секунду раздался трескучий звук, и бесчувственное тело сползло вниз.
Присев, Наоэ положил ладонь мужчине на лоб и начал читать мантру Амиды:
– Он, амиритатэйзэй, кара, ун, амиритатэйзэй, кара, ун…
Ладонь, засветившись белым, прошла внутрь головы, захватывая подселенного духа и вытаскивая его наружу. Это получилось без труда, следовательно, дух, хоть и мстительный, был довольно слабым. Подумав, Наоэ решил его использовать.
– Он, бэйсирамандая, совака, он, бэйсирамандая, совака… О, великий Бисямон-тэн, даруй мне твою Карающую Плеть!..
В левой руке Наоэ появился световой кнут. Он взмахнул им привычным движением, кончик обвился вокруг пленённого духа. Существовали методы, как даже слабенькую душу превратить в сильного мстителя.
– Наказание!
Кнут сдавил энергетическое тело, дух завопил и задёргался от боли. Достав зажигалку, Наоэ поджёг светящийся шнур; пламя побежало вверх, охватило духа – а когда всё догорело, на дно лодки упал синий, неправильной формы камень. Наоэ сунул его в карман.
«Итак, Зеркало за пределами барьера…»
Уложив Такаю на сиденье, Наоэ взялся за руль и посмотрел вперёд.
Нужно спешить. Обряд соединения с деревом вот-вот начнётся.
***
В святилище Хаконэ всё было готово. Посетителей отогнали при помощи барьера, служителей усыпили, перед храмовым деревом – Деревом Стрелы – поставили алтарь, на который возложили Зеркало Цуцуги. Удзитэру стоял перед деревом, которому предстояло принять в себя душу его брата, и хмуро его разглядывал.
Большое и старое – тысяча двести лет – дерево суги получило своё название в начале эпохи Хэйан, когда Саканоуэ-но Тамурамаро (1), назначенный Полководцем, Истребляющим Варваров (2), проходя через горы Хаконэ, принёс лук со стрелами в дар божеству и просил воинской удачи. Позднее его примеру последовал Минамото-но Ёриёси, одержав победу над кланом Абэ, а в эпоху Камакура и другие Минамото, братья Ёритомо и Ёсицунэ, жертвовали стрелы этому дереву перед началом своих походов. С тех пор стали считать, что дерево исполняет желания, дарит победу и удачу во всяческих начинаниях.
Именно этот ствол должен стать «точкой единения» в Хаконэ.
«Подходящее дерево для Сабуро», – думал Удзитэру, но отдавал себе отчёт в том, что происходящее его совсем не радует.
После того как Сабуро Кагэтору посадят в дерево, лес в святилище Хаконэ, как и в Никко, будет сожжён. Дерево Стрелы сгорит вместе со всеми, и когда энергии дерева и земли сольются в священном пламени, образовавшуюся огромную силу должна будет принять на себя его душа…
«В тот же миг Сабуро как личность – исчезнет».
Станет оружием, не более того… Понятно, что так надо ради блага семьи, но сердечная боль от этого не делается меньше. Они снова обрекают младшего брата на горькую участь…
«Сабуро станет богом войны… И всё же, я не могу принять это так легко, как брат Удзимаса».
Но приказу отца, великого Удзиясу, невозможно противиться.
«Если батюшка приказал…»
– Тоно… – со стороны омотэсандо (3) подошёл слуга.
– Что, Котаро до сих пор нет?
– Нет. Мы ищем, но…
– Ладно, делать нечего. Начнём без него. Надёжно ли оцепление? Все люди Фума на своих местах?
– Полная готовность. И Наоэ-доно прибыл.
– Да?
Удзитэру обернулся. Наоэ уже был здесь.
– Тело… предано воде?
– …Так точно.
При виде его равнодушного лица Удзитэру затопила ярость. Четыреста лет следовать за господином, чтобы потом расправиться с ним вот так и глазом не моргнуть – это какую чёрствую надо иметь душу?
Он защищает меня от всего, всем своим существом.
Улыбка Такаи, за которой пряталась с трудом сдерживаемая боль, встала перед его мысленным взором.
Это как крылья, крылья большой птицы…
«И вот этого человека ты боялся потерять?»
Удзитэру задрожал от гнева.
«Из-за него ты подставлялся под удары?!»
Он подошёл к Наоэ вплотную – тот смотрел прямо, не отводя глаз, и этим с каждой секундой делался Удзитэру всё ненавистнее и ненавистнее…
– Тоно!.. – взорвались возгласами слуги, когда он внезапно ударил стоящего перед ним мужчину по щеке. Наоэ застыл, с закрытыми глазами и откинувшейся головой, а Удзитэру быстро выровнял дыхание, и, бросив: «Начинаем, приведите цуцугу», зашагал прочь, ни разу не обернувшись.
Тогда Наоэ поднял голову и долгим взглядом посмотрел ему вслед.
Под Деревом Стрелы, где лежало хранившее душу Кагэторы Зеркало Цуцуги, священники Ходзё начали ритуал. Удзитэру сидел в кругу внимательно наблюдающих вассалов, и Наоэ сидел рядом, с таким невозмутимым видом, будто его предки служили Ходзё много поколений.
Вот окончилась вступительная молитва. Откуда-то принесли большой чан, и три человека понадобилось, чтобы поднять крышку. Из чана, в клубах красного дыма, выбрался большой мохнатый зверь.
Эта самая цуцуга напала на машину Наоэ на Ирохазаке. Не в пример крупнее своих собратьев, орудующих в Хаконэ и Никко, первый отпрыск цуцуги, порождённый четыреста лет назад волшебством Фума и запертый в зеркале монахом Тэнкаем, был размером почти с человека.
«Глава клана…»
Без сомнений, зверь намного превосходил силой тех новорожденных, которых один за другим производят сейчас Фума из зеркал. И всё же, хотя ему и было четыреста лет от роду, а созревает полностью детёныш цуцуги за сто, этот – провёл всё время во чреве матери. Несмотря на свои внушительные размеры он, можно сказать, ещё не оторвался от груди.
Цуцуга сперва рыкнула низко, а потом жалобно заскулила, взывая к матери – Зеркалу Самки. Наверное, зверь плохо переживал внезапную разлуку…
Мать, конечно же, отдаст своему детёнышу пойманную добычу, но детёныш-то не простой – он выдрессирован людьми. Иными словами, Фума охотились за душами по принципу бакланьей рыбалки (4). Цуцуга, играющая роль баклана, не может съесть, что поймала – она должна это выплюнуть и сложить в корзину хозяина. Роль корзины же будет играть священное дерево. Детёныш цуцуги, пользуясь способностью, унаследованной от самца, поместит проглоченную душу в ствол.
Наоэ как бы невзначай сунул руку во внутренний карман пиджака.
«Если цуцуга проглотит душу – всему конец…»
А значит…
«Нужно действовать раньше».
В тот же миг что-то странное случилось с детёнышем цуцуги: он бешено завыл, напуганный неизвестно чем.
– В чём дело?! – Удзитэру и его вассалы повскакивали с мест. Цуцуга, корчась от боли, расшвыривала всё вокруг – включая людей, прибежавших усмирить её.
– Держите, держите!
А зверя мучила некая спиритическая волна, источником которой был объект колоссальной энергетической мощи, находящийся рядом. Обнажив клыки, цуцуга кинулась на этот объект.
– А-а!.. – Удзитэру и те, кто был неподалёку, еле успели увернуться. Цуцуга бежала на Наоэ.
Кинув в неё заготовленный синий камень, Наоэ сложил пальцы обеих рук в меч-мудру (5) и воскликнул:
– Снять путы!
Из камня ударил луч света, являя взорам могучего, раздувшегося от злобы духа.
– Это ещё что…
Вассалы Ходзё бросились врассыпную. Дух ревел, извиваясь от боли, причиняемой кнутом, и сметал всё вокруг. Наоэ, воспользовавшись всеобщим замешательством, подбежал к алтарю и схватил Зеркало Самки.
– Наоэ!.. Вот подлец!..
Громыхнуло, и кора на переднем боку Дерева Стрелы разлетелась в щепки – это Наоэ бросил энергетический шар. Удзитэру пригнулся, защищаясь от воздушной волны.
– Чтоб тебя черти съели!
– Вы не получите его!.. – шары падали один за другим. – Катитесь в ад, все до единого!..
– Убейте мерзавца! Разорвите его на части!
Теперь все силы Ходзё сосредоточились на нём. Наоэ отбивался, выставив защитный купол – звуки взрывов заполнили лес. Но атака была такой массированной, что купол вскоре поддался, пропустив несколько энергетических стрел.
«Это зеркало я им не отдам…»
Он прижал зеркало к груди. Острые стрелы жгли руки и ноги. Выпущенный дух продолжал буйствовать, расшвыривая людей Ходзё, но их натиск не делался меньше… Наоэ упал на колени.
«Ни за что не отдам!..»
Он стиснул зубы и крепче сжал зеркало. Невидимые лезвия рвали одежду и плоть, тело отзывалось острой болью – Наоэ вытерпел её и отчаянно вскинул голову:
– Он мой!.. Не отдам больше никому!..
Наоэ потянулся к силе. Он кричал. В нём не осталось ничего от человека: разум, чувства – всё превратилось в энергию и собралось в одной точке.
– Что… это… – Удзитэру и его вассалы опасливо замерли. Земля задрожала. Странный звук пополз по лесу, и энергия закрутилась в вихрь, – страшный разрушительный вихрь, выворачивающий деревья и сбивающий людей с ног.
– Защищайтесь!.. Нападайте!..
Приказ Удзитэру потонул в шуме урагана, а крик Наоэ прорывался сквозь ураган:
– А-а-а-а-а!..
Крик, шедший из глубины души, возносился к небесам, пронизывал их, разрывал на части, и когда всё живое замерло в предчувствии гибели, тело Наоэ – сгусток золотого света – вспыхнуло.
В ту же секунду словно громовой раскат – десяток громовых раскатов – сотряс землю, и столб огня поднялся вверх. Наоэ выплеснул всю свою силу. Таким сокрушающим оказался этот энергетический выброс, что, когда воздушная волна улеглась, никто больше не нападал и не отбивался – всех разметало по сторонам. Лесная поляна выглядела, как после бомбёжки.
«Кагэтора-сама…»
Растративший всю силу Наоэ едва держался на ногах. Сжимая Зеркало Цуцуги в израненных руках, он начал спускаться по каменной лестнице, почти ползком.
«Кагэтора… сама…»
Ничего не осталось в его сердце, кроме этого имени. Лишь одержимость толкала его вперёд.
Тем временем из кучи бесчувственных тел выбрался Удзитэру – единственный, кто не потерял сознание. Он истекал кровью, но усилием воли заставил себя ползти вслед за Наоэ к берегу.
– Не пущу…
Наоэ, сумевший кое-как добраться до ворот-тории, обернулся. Удзитэру полз за ним с искажённым лицом.
– Не пущу!.. – тут его колени подогнулись, и он упал лицом вниз, но сразу же снова сел, привалившись спиной к соседнему дереву.
– Отдай… зеркало… – выдавил он с трудом.
Наоэ бросил на него убийственный взгляд.
– Верни мне Сабуро!..
Наоэ зажмурился и крепче вцепился в зеркало. Удзитэру на четвереньках двинулся к нему, протягивая вперёд окровавленную руку.
– Не подходи… Он мой…
– Верни…
– Я сказал, не подходи!..
Ему ничего не оставалось, как сплести пальцы в знаке Бисямон-тэна:
– Бай!
Удзитэру вздрогнул и замер, скованный путами, но так силён был его порыв, что он пытался ползти дальше, сопротивляясь заклятию. Энергии у Наоэ почти совсем не оставалось. Он понимал, что не сможет как следует выполнить изгнание, но всё же сделал попытку:
– Ноумаку… саманда… боданан…
– Верни… – умолял Удзитэру охрипшим голосом, – верни мне Сабуро… Пожалуйста…
На его глазах выступили слёзы. В нём не осталось ничего от полководца; брата Кагэторы – вот кого видел Наоэ перед собой. Война, интриги – всё отступило… Сейчас Удзитэру не жалко было даже собственной жизни.
– Прошу, верни… моего брата…
Наоэ отвернулся, словно стряхивая с себя его взгляд. Не в силах дочитать мантру, он крепче сжал переплетённые пальцы и зажмурился.
Перед глазами Удзитэру сверкнула вспышка, и энергетический импульс отбросил его к дереву, ударив о ствол. Его тело обмякло, и больше он не шевелился.
Наоэ, тяжело дыша, в последний раз взглянул на Удзитэру и спотыкающимся шагом двинулся туда, где оставил моторную лодку. Боль от раны в плече парализовала всю правую сторону тела, но, даже падая, он старался беречь зеркало.
«Уже… совсем… скоро…»
Забравшись в лодку, он приподнял с сиденья бесчувственное тело Такаи и прижал его к себе вместе с зеркалом, превозмогая боль.
«Кагэтора-сама…»
В глазах плыло, сознание отдалялось. Наоэ заставил себя взяться за руль, завёл мотор, и лодка помчалась вперёд по туманному озеру.
…Скоро всё кончится. На этот раз точно кончится, и тяжесть, давившая на плечи четыреста лет, наконец отпустит...
Он больше не задавался вопросом, глупо ли поступает. Голос, кричащий «остановись», больше не рождался в его душе, а если и рождался – не достигал разума, которого самоуничижение сделало ко всему глухим.
Перед ним маячила дверь в волшебную страну – дверь, что открывается лишь однажды. Там не будет потерь, и другой любви тоже не будет. Боль, страдания и плач – неизменные спутники человека – останутся за порогом, а впереди развернётся вечность, безвременье вне жизни и вне смерти, где любимый будет целиком в его руках.
…Всё исполнится. Что хотелось – то сбудется. Ты распрощаешься с одиночеством, и я не буду бояться, что когда-нибудь снова останусь без тебя…
Беспокойство, что следующей встречи не случится; страх, что кто-то другой украдёт; жгущая душу ревность, сладкая, сводящая с ума ненависть – от всего этого наступит избавление.
Почему небо именно сейчас решило наградить его пропуском в совершенный, без единого изъяна рай, где исполняются все желания? Это своими четырёхсотлетними страданиями он заслужил такое абсолютное, пугающее счастье?
Золотая клетка – у него в руках.
В его руках…
Вдали от берега туман был ещё гуще. Стоило Наоэ выключить мотор, как отовсюду на него навалилась тишина.
Лодка остановилась почти ровно посередине озера; вскоре и волны перестали биться о борт. Покрытые лесом хребты Хаконэ, которые должны были выситься со всех сторон, сейчас прятались за белой завесой.
Никаких признаков преследования.
Глубокое озеро поглощало звуки. Тишина, царившая над ним, словно отталкивала всё мирское, и своей безупречностью нагоняла тоску. Здесь было самое глубоководное место: больше сорока метров до дна.
Наоэ бросил взгляд на водную поверхность цвета тёмного индиго, убегавшую вдаль, под туманный покров, почувствовал на коже прохладный и влажный озёрный ветерок. Прижимая к себе холодное тело Такаи и зеркало, обёрнутое в шёлковую тряпицу, он словно старался запечатлеть в памяти эту картину – последнее, что видят его глаза.
Сейчас казалось хорошо понятным, почему это озеро считали святым местом, обителью божества. Действительно, где ему ещё обитать, как не здесь – в сокровенных глубинах, в окружении высоких гор…
Там, в толще воды, лежит рай.
…И мы уснём с тобой в этой священной колыбели, моя душа – в волшебном зеркале, вместе с твоей, а зеркало – на дне. Ничто меня больше не связывает…
Наоэ перевёл взгляд на Такаю, чья голова покоилась на его плече. Кровь из раны испачкала белую щёку; Наоэ приподнял ему голову и отёр кровь пальцем левой руки.
Он вдруг затосковал по печальному взгляду закрытых глаз, и умолкший навсегда голос снова растревожил его скованное усталостью сердце.
Наоэ…
Несмелые взгляды, неловкие улыбки, радостный смех, гневные слёзы… Воспоминания о времени, проведённом с Такаей, возрождались одно за другим и сжимали грудь. Голос, зовущий его по имени, колоколом звенел в ушах.
Поклянись мне…
Притянув Такаю ближе, Наоэ приник губами к основанию его шеи, стянул кимоно с плеча, и покрыл холодную кожу бессчётными страстными поцелуями.
«Я буду с тобой до конца времён…»
Он крепко прижал его голову к груди.
«Я больше никогда тебя не оставлю».
Наоэ закрыл, потом снова открыл глаза. Подняв Такаю, он переместился с ним на корму, не выпуская из рук зеркала – будущего обиталища их душ. Пришло время распрощаться с четырёхсотлетней болью.
«Сейчас…»
Он решительно вскинул голову, и вдруг увидел, как из тумана выплывает, двигаясь по направлению к нему, маленькая вёсельная лодка с одним человеком на борту. Наоэ замер. Когда лодка остановилась рядом, широкоплечий гребец вынул вёсла из воды и поднялся.
Наоэ ошеломлённо смотрел на Фуму Котаро.
Никто не видел его с тех пор, как он отправился на встречу с Тоямой. Следил ли он за Наоэ, или заранее знал, где его искать?
– Что такого странного? – сказал, наконец, Котаро в ответ на немое удивление Наоэ. – Мой господин прислал меня сюда. Я выполняю его приказ.
– Приказ Удзитэру?
– Он моим господином не является, и уж тем более не является им Удзимаса-доно…
– Тогда кто?..
– У меня нет других хозяев, кроме господина Удзиясу.
Наоэ вытаращил глаза.
– Ходзё Удзиясу?! Значит, он всё-таки где-то там, дёргает за ниточки… Участвует в Усобице Духов!..
– Он не причастен к делам своих сыновей.
– Как?..
– Но я, где бы ни находился – выполняю его приказы. Любые.
– И он велел тебе идти сюда?
Вместо ответа Котаро неторопливо скрестил руки на груди и сказал размеренным тоном:
– Ты собираешься запереть свою душу в Зеркале Цуцуги и утопить его в озере? Я не стану тебе препятствовать. Делай, что задумал.
– Разве ты не вассал Ходзё?
– Клан Фума служит клану Ходзё, поэтому я помогаю, если меня просят. Но подчиняюсь я господину Удзиясу, и больше никому. Ни Удзимаса-доно, ни Удзитэру-доно не в силах заставить меня действовать.
– Значит, ты получил от господина Удзиясу распоряжение?
Котаро снова ушёл от ответа:
– А что заставляет тебя делать то, что делаешь ты? – по его лицу ничего нельзя было прочесть. – Откуда берутся эти чувства, из-за которых ты жертвуешь всем на свете?..
Наоэ, вздрогнув, поднял глаза, а Котаро продолжал:
– Наплевать на миссию, наплевать на собственную жизнь, убить господина, предать, потом снова предать… Что это за сила, которая раздувает твоё эго настолько, что ты забываешь о задании, о ранах, о боли, и остаёшься верным не хозяину, которому клялся служить, но только лишь своим эгоистичным желаниям?
Глаза Наоэ блеснули, и тихим, полным сдерживаемой ярости голосом он сказал:
– Такому примерному слуге как ты, лишённому и толики эгоизма, разумеется, не понять… Как хорошо быть бесчувственной машиной, – теперь в его словах слышалась насмешка. – Если ты не способен стать даже лицемером, который стенает, понимая, что желание есть зло, то тебе прямая дорога в небожители.
Взгляд Котаро потяжелел, впервые за весь разговор. Наоэ стёр с лица улыбку и, превозмогая боль, крепче прижал голову Такаи к своей груди, зарывшись лицом в его волосы. Его глаза смотрели в одну точку на поверхности воды.
– Вот как… – бросил Котаро, снова невозмутимый. – Зеркало Самца находится в распоряжении моего господина Удзиясу.
Наоэ на секунду напрягся, но сразу же разгладил брови, заставив себя успокоиться.
– Вот как…
Сейчас это знание уже не могло ему пригодиться. Он слишком устал, чтобы пытаться добыть зеркало силой, и кроме того…
Внезапно поверхность озера пошла рябью, лодку подбросило вверх. Только Наоэ ухватился за борт, чтобы не вывалиться, как большие волны побежали одна за другой, накатывая откуда-то издалека концентрическими кругами. За стеной тумана возникла тень – корабля, как Наоэ сперва подумал, но нет: это большое нечто поднималось из воды, нарушая её гладкость, и росло в высоту.
– Что…
Туман рассеивался, постепенно открывая взорам загадочный объект. Вцепившись в поручни скачущей на волнах лодки, Наоэ вгляделся в удлиняющуюся, извивающуюся тень и ахнул.
«Это же…»
Он замер с раскрытым ртом, а виновник его удивления, посвёркивая огромными глазами, взирал на него с тридцатиметровой высоты.
За спиной Котаро висел, покачиваясь над водой, гигантский дракон.
«Не может… быть…»
Наоэ несколько раз тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, но ему не мерещилось: дракон был вполне реальным. Котаро, даже не обернувшийся при его появлении, спокойным голосом сказал:
– Смотри внимательней, Наоэ.
Тот последовал его совету и снова ахнул. В передней лапе дракон сжимал что-то вроде тарелки – круглое, красное, хорошо отражающее свет… Зеркало?..
«Зеркало Цуцуги?..»
– Не может быть!..
Это было не что иное, как Зеркало Самца – вторая заколдованная Сёдо-дзёнином цуцуга, отец бегающих по лесам детёнышей, и единственная вещь на свете, которая способна освободить душу, запертую в Зеркале Самки.
– Почему… – слова полились из уст Наоэ беспорядочным потоком. – Почему… Как… Что всё это значит!..
– Тот, кого ты видишь перед собой, согласен одолжить тебе зеркало, безвозмездно, если будет на то твоя воля.
На этот раз удивлению Наоэ не было предела. Он не смог сразу придумать ответ, только глядел на Котаро неверящим взглядом, забыв выпустить воздух из лёгких.
– О чём ты… Что это за дракон?..
Драконьи глаза в вышине горели золотым огнём. Вдруг Наоэ резко обернулся:
– Погоди, неужели это Ходзё…
– Всё зависит от тебя, – прервал его Котаро, не дав договорить имя. – Ты можешь воспользоваться Зеркалом Самца, чтобы освободить господина Сабуро, но если не хочешь – никто не заставляет. Делай то, что нужно тебе. Сейчас, Наоэ-доно, всё зависит от тебя.
Наоэ словно прирос к месту, ошеломлённый вот так внезапно, в последнюю минуту появившимся выбором.
Кагэтору можно спасти. Зеркало, которое выпускает из плена души, дадут, стоит только попросить. Кагэтора будет свободен, будет снова жить…
«Он вернётся к жизни…»
Если повезёт, оживёт и тело. Если бусина, которую он вложил ему в рот, действительно сработала, если Будда его защитил – всё возможно. Наоэ и сделал-то это в надежде на такой шанс…
«Такая-сан… вернётся…»
Он перевёл взгляд на тело в своих объятиях. Печальная, мягкая улыбка снова тронет эти губы… Голос, по которому он так соскучился, снова позовёт его по имени, и полные грусти глаза снова будут смотреть на него… Тот, кто дороже всего на свете, снова будет дышать!..
И одновременно с этим… закроются двери в волшебную страну.
Единственный – лучший из вообразимых – способ осуществить казавшееся неосуществимым желание: обладать вечно.
Тихое – райское – зазеркалье, где тот, кого невозможно заполучить в реальности, окажется целиком в его руках, и никто не помешает, никто не украдёт, никто не тронет… ничьё сердце не поддастся переменчивому времени.
Там не будет ни страха, ни плача, ни ненависти... Ничего нельзя будет потерять… Мечта, которую он лелеял четыре сотни лет, вот-вот должна сбыться!..
Два одинаковых по силе чувства рвали душу Наоэ пополам.
…Я хочу тебя спасти, но… вот же он, наш счастливый конец, прямо здесь!.. Мы столько всего передумали, столько выстрадали, – и я, и ты, – неужели это не очевидно!.. «Всё, больше не могу, жить дальше – слишком больно», – эти мысли посещали меня не раз и не два, я провёл бесконечность, скитаясь во тьме, с тяжким грузом на сердце, мечтая лишь об одном счастье – отдохновении… «Пусть я буду свободен… Пусть всё кончится…» – это было моё постоянное, неизменное желание, столь же сильное, как и любовь к тебе. Боль, безумие, вина, возмездие… собственная глупость, благодаря которой всё оно повторяется… Я хочу вытащить себя за шкирку из этого болота, из этого нескончаемого чёрного лабиринта, где только и делаю, что барахтаюсь в грязи!.. Положить конец отчаянию и сумасшествию, поставить большую жирную точку – вот чего я хочу.
«Можно я положу всему конец?..» – мысленно обращался Наоэ к одинокому тирану в кольце его рук.
«Можно я буду счастлив?..»
…Я знаю, ты тоже этого хочешь, любимый. Ты должен быть счастлив со мной, должен быть мною счастлив, потому что я был с тобой дольше, и любил тебя больше, чем кто бы то ни было.
…Только я могу сделать тебя счастливым, больше никто.
«Вы позволите мне, Кагэтора-сама?..» – Наоэ отчаянно вглядывался в его лицо.
«Можно мы всё на этом закончим?..»
Он жаждал ответа, и в какой-то момент ему почудилось, что на расслабленном лице Такаи мелькнула лёгкая улыбка. Наоэ распахнул глаза. Ему послышался голос…
…Можно…
Как будто Такая и вправду дал разрешение…
Наоэ замер с широко раскрытыми глазами, не дыша, словно захваченный какой-то мыслью.
– Ну, каков будет твой ответ? – спросил наконец Котаро, и Наоэ медленно поднял взгляд. – Берёшь Зеркало Самца или отправляешься на дно озера? Выбирай, Наоэ-доно.
Наоэ поджал губы. Решение было принято. Он мотнул головой, и, прижимая Такаю левой рукой, потянулся за лежащим на полу Зеркалом Самки.
Конец 7 тома
----------------------------
Примечания переводчика:
1. Саканоуэ-но Тамурамаро (758 – 811) – второй сёгун в истории Японии.
2. Великий полководец, истребляющий варваров – «сэйи-тайсёгун». Звание впервые появилось в восьмом веке, оно присваивалось полководцам, которым поручались походы против варваров северных земель. Позже это звание приобрело другой смысл.
3. Так называют дорогу к храму (главную, ведущую прямо ко входу).
4. Традиционный способ рыбалки в Японии. Баклану затягивают горло, чтобы он не мог проглотить рыбу, он ловит рыбу и потом выплёвывает.
5. Знак, при котором указательный и средний пальцы сложены вместе и вытянуты вперёд, а остальные сжаты.
РАЙ НА ДНЕ ОЗЕРА
Под зорким оком синоби Зеркало Самки готовили к отправке в святилище Хаконэ. На частном причале стоял катер, ожидая, когда Удзитэру и его вассалы поднимутся на борт.
– Нельзя ли подогнать ещё лодку? – спросил Наоэ перед самой посадкой. – Я хочу предать тело воде.
– Разве ты не собирался вернуть его родственникам?
– Я передумал. Вдруг полиция начнёт разбираться и выйдет на след?.. Столкновений с властями лучше избежать, это может помешать нашим планам. Общество любит делать из мухи слона…
– Бессердечный ты человек.
– Я всего лишь забочусь об успехе предприятия… – в том, чтобы превратить своё сердце в лёд, он, похоже, уже полностью преуспел. – Я, конечно, красиво выразился, – бесстрастно продолжал Наоэ, – но речь идёт об избавлении от трупа, и сделать это лучше по-тихому. Маленькая моторная лодка подойдёт. Если нас вдруг кто-нибудь увидит, я возьму всю вину на себя, и вас, Удзитэру-сама, никто не побеспокоит.
– М-м… Однако, какой туман…
Небо, с утра совершенно безоблачное, снова затянулось тучами, и опустившийся туман был довольно густым.
– Вот и отлично, – пробормотал Наоэ, но что он в действительности имел в виду, Удзитэру тогда ещё не знал.
Доложили, что лодка готова. Наоэ сказал: «Прощаюсь ненадолго», и вернулся в дом, чтобы забрать тело. Удзитэру с вассалами погрузились в катер и отчалили.
Когда Наоэ снова вышел из дома с телом Такаи на руках, на причале его ждал один из слуг.
– Мне было велено сопровождать вас…
Иными словами, к нему приставили надзирателя. Определив, что имеет дело с подселенным духом, Наоэ тонко усмехнулся и сказал:
– Что ж, вверяю себя вашим заботам.
За плотной пеленой тумана противоположный берег был, конечно же, не виден, и даже расстояние до середины озера сложно было определить, но спутник Наоэ, похоже, знал эти воды как свои пять пальцев. Он уверенно вёл лодку вперёд, и, пройдя примерно половину пути, спросил:
– Где будете выбрасывать?
– С такой видимостью всё равно, где… А святилище Хаконэ в какой стороне?
– Прямо по курсу. Была бы ночь – можно было бы ориентироваться на огни машин, там в районе Мото-Хаконэ дорога как раз к берегу выходит.
– Понятно. Ну, спасибо за всё.
Рулевой удивлённо обернулся и ахнул: Наоэ стоял в лодке, глядя на него холодно, без выражения. Вот его правая рука взлетела вверх, пальцы впились мужчине в виски – в ту же секунду раздался трескучий звук, и бесчувственное тело сползло вниз.
Присев, Наоэ положил ладонь мужчине на лоб и начал читать мантру Амиды:
– Он, амиритатэйзэй, кара, ун, амиритатэйзэй, кара, ун…
Ладонь, засветившись белым, прошла внутрь головы, захватывая подселенного духа и вытаскивая его наружу. Это получилось без труда, следовательно, дух, хоть и мстительный, был довольно слабым. Подумав, Наоэ решил его использовать.
– Он, бэйсирамандая, совака, он, бэйсирамандая, совака… О, великий Бисямон-тэн, даруй мне твою Карающую Плеть!..
В левой руке Наоэ появился световой кнут. Он взмахнул им привычным движением, кончик обвился вокруг пленённого духа. Существовали методы, как даже слабенькую душу превратить в сильного мстителя.
– Наказание!
Кнут сдавил энергетическое тело, дух завопил и задёргался от боли. Достав зажигалку, Наоэ поджёг светящийся шнур; пламя побежало вверх, охватило духа – а когда всё догорело, на дно лодки упал синий, неправильной формы камень. Наоэ сунул его в карман.
«Итак, Зеркало за пределами барьера…»
Уложив Такаю на сиденье, Наоэ взялся за руль и посмотрел вперёд.
Нужно спешить. Обряд соединения с деревом вот-вот начнётся.
***
В святилище Хаконэ всё было готово. Посетителей отогнали при помощи барьера, служителей усыпили, перед храмовым деревом – Деревом Стрелы – поставили алтарь, на который возложили Зеркало Цуцуги. Удзитэру стоял перед деревом, которому предстояло принять в себя душу его брата, и хмуро его разглядывал.
Большое и старое – тысяча двести лет – дерево суги получило своё название в начале эпохи Хэйан, когда Саканоуэ-но Тамурамаро (1), назначенный Полководцем, Истребляющим Варваров (2), проходя через горы Хаконэ, принёс лук со стрелами в дар божеству и просил воинской удачи. Позднее его примеру последовал Минамото-но Ёриёси, одержав победу над кланом Абэ, а в эпоху Камакура и другие Минамото, братья Ёритомо и Ёсицунэ, жертвовали стрелы этому дереву перед началом своих походов. С тех пор стали считать, что дерево исполняет желания, дарит победу и удачу во всяческих начинаниях.
Именно этот ствол должен стать «точкой единения» в Хаконэ.
«Подходящее дерево для Сабуро», – думал Удзитэру, но отдавал себе отчёт в том, что происходящее его совсем не радует.
После того как Сабуро Кагэтору посадят в дерево, лес в святилище Хаконэ, как и в Никко, будет сожжён. Дерево Стрелы сгорит вместе со всеми, и когда энергии дерева и земли сольются в священном пламени, образовавшуюся огромную силу должна будет принять на себя его душа…
«В тот же миг Сабуро как личность – исчезнет».
Станет оружием, не более того… Понятно, что так надо ради блага семьи, но сердечная боль от этого не делается меньше. Они снова обрекают младшего брата на горькую участь…
«Сабуро станет богом войны… И всё же, я не могу принять это так легко, как брат Удзимаса».
Но приказу отца, великого Удзиясу, невозможно противиться.
«Если батюшка приказал…»
– Тоно… – со стороны омотэсандо (3) подошёл слуга.
– Что, Котаро до сих пор нет?
– Нет. Мы ищем, но…
– Ладно, делать нечего. Начнём без него. Надёжно ли оцепление? Все люди Фума на своих местах?
– Полная готовность. И Наоэ-доно прибыл.
– Да?
Удзитэру обернулся. Наоэ уже был здесь.
– Тело… предано воде?
– …Так точно.
При виде его равнодушного лица Удзитэру затопила ярость. Четыреста лет следовать за господином, чтобы потом расправиться с ним вот так и глазом не моргнуть – это какую чёрствую надо иметь душу?
Он защищает меня от всего, всем своим существом.
Улыбка Такаи, за которой пряталась с трудом сдерживаемая боль, встала перед его мысленным взором.
Это как крылья, крылья большой птицы…
«И вот этого человека ты боялся потерять?»
Удзитэру задрожал от гнева.
«Из-за него ты подставлялся под удары?!»
Он подошёл к Наоэ вплотную – тот смотрел прямо, не отводя глаз, и этим с каждой секундой делался Удзитэру всё ненавистнее и ненавистнее…
– Тоно!.. – взорвались возгласами слуги, когда он внезапно ударил стоящего перед ним мужчину по щеке. Наоэ застыл, с закрытыми глазами и откинувшейся головой, а Удзитэру быстро выровнял дыхание, и, бросив: «Начинаем, приведите цуцугу», зашагал прочь, ни разу не обернувшись.
Тогда Наоэ поднял голову и долгим взглядом посмотрел ему вслед.
Под Деревом Стрелы, где лежало хранившее душу Кагэторы Зеркало Цуцуги, священники Ходзё начали ритуал. Удзитэру сидел в кругу внимательно наблюдающих вассалов, и Наоэ сидел рядом, с таким невозмутимым видом, будто его предки служили Ходзё много поколений.
Вот окончилась вступительная молитва. Откуда-то принесли большой чан, и три человека понадобилось, чтобы поднять крышку. Из чана, в клубах красного дыма, выбрался большой мохнатый зверь.
Эта самая цуцуга напала на машину Наоэ на Ирохазаке. Не в пример крупнее своих собратьев, орудующих в Хаконэ и Никко, первый отпрыск цуцуги, порождённый четыреста лет назад волшебством Фума и запертый в зеркале монахом Тэнкаем, был размером почти с человека.
«Глава клана…»
Без сомнений, зверь намного превосходил силой тех новорожденных, которых один за другим производят сейчас Фума из зеркал. И всё же, хотя ему и было четыреста лет от роду, а созревает полностью детёныш цуцуги за сто, этот – провёл всё время во чреве матери. Несмотря на свои внушительные размеры он, можно сказать, ещё не оторвался от груди.
Цуцуга сперва рыкнула низко, а потом жалобно заскулила, взывая к матери – Зеркалу Самки. Наверное, зверь плохо переживал внезапную разлуку…
Мать, конечно же, отдаст своему детёнышу пойманную добычу, но детёныш-то не простой – он выдрессирован людьми. Иными словами, Фума охотились за душами по принципу бакланьей рыбалки (4). Цуцуга, играющая роль баклана, не может съесть, что поймала – она должна это выплюнуть и сложить в корзину хозяина. Роль корзины же будет играть священное дерево. Детёныш цуцуги, пользуясь способностью, унаследованной от самца, поместит проглоченную душу в ствол.
Наоэ как бы невзначай сунул руку во внутренний карман пиджака.
«Если цуцуга проглотит душу – всему конец…»
А значит…
«Нужно действовать раньше».
В тот же миг что-то странное случилось с детёнышем цуцуги: он бешено завыл, напуганный неизвестно чем.
– В чём дело?! – Удзитэру и его вассалы повскакивали с мест. Цуцуга, корчась от боли, расшвыривала всё вокруг – включая людей, прибежавших усмирить её.
– Держите, держите!
А зверя мучила некая спиритическая волна, источником которой был объект колоссальной энергетической мощи, находящийся рядом. Обнажив клыки, цуцуга кинулась на этот объект.
– А-а!.. – Удзитэру и те, кто был неподалёку, еле успели увернуться. Цуцуга бежала на Наоэ.
Кинув в неё заготовленный синий камень, Наоэ сложил пальцы обеих рук в меч-мудру (5) и воскликнул:
– Снять путы!
Из камня ударил луч света, являя взорам могучего, раздувшегося от злобы духа.
– Это ещё что…
Вассалы Ходзё бросились врассыпную. Дух ревел, извиваясь от боли, причиняемой кнутом, и сметал всё вокруг. Наоэ, воспользовавшись всеобщим замешательством, подбежал к алтарю и схватил Зеркало Самки.
– Наоэ!.. Вот подлец!..
Громыхнуло, и кора на переднем боку Дерева Стрелы разлетелась в щепки – это Наоэ бросил энергетический шар. Удзитэру пригнулся, защищаясь от воздушной волны.
– Чтоб тебя черти съели!
– Вы не получите его!.. – шары падали один за другим. – Катитесь в ад, все до единого!..
– Убейте мерзавца! Разорвите его на части!
Теперь все силы Ходзё сосредоточились на нём. Наоэ отбивался, выставив защитный купол – звуки взрывов заполнили лес. Но атака была такой массированной, что купол вскоре поддался, пропустив несколько энергетических стрел.
«Это зеркало я им не отдам…»
Он прижал зеркало к груди. Острые стрелы жгли руки и ноги. Выпущенный дух продолжал буйствовать, расшвыривая людей Ходзё, но их натиск не делался меньше… Наоэ упал на колени.
«Ни за что не отдам!..»
Он стиснул зубы и крепче сжал зеркало. Невидимые лезвия рвали одежду и плоть, тело отзывалось острой болью – Наоэ вытерпел её и отчаянно вскинул голову:
– Он мой!.. Не отдам больше никому!..
Наоэ потянулся к силе. Он кричал. В нём не осталось ничего от человека: разум, чувства – всё превратилось в энергию и собралось в одной точке.
– Что… это… – Удзитэру и его вассалы опасливо замерли. Земля задрожала. Странный звук пополз по лесу, и энергия закрутилась в вихрь, – страшный разрушительный вихрь, выворачивающий деревья и сбивающий людей с ног.
– Защищайтесь!.. Нападайте!..
Приказ Удзитэру потонул в шуме урагана, а крик Наоэ прорывался сквозь ураган:
– А-а-а-а-а!..
Крик, шедший из глубины души, возносился к небесам, пронизывал их, разрывал на части, и когда всё живое замерло в предчувствии гибели, тело Наоэ – сгусток золотого света – вспыхнуло.
В ту же секунду словно громовой раскат – десяток громовых раскатов – сотряс землю, и столб огня поднялся вверх. Наоэ выплеснул всю свою силу. Таким сокрушающим оказался этот энергетический выброс, что, когда воздушная волна улеглась, никто больше не нападал и не отбивался – всех разметало по сторонам. Лесная поляна выглядела, как после бомбёжки.
«Кагэтора-сама…»
Растративший всю силу Наоэ едва держался на ногах. Сжимая Зеркало Цуцуги в израненных руках, он начал спускаться по каменной лестнице, почти ползком.
«Кагэтора… сама…»
Ничего не осталось в его сердце, кроме этого имени. Лишь одержимость толкала его вперёд.
Тем временем из кучи бесчувственных тел выбрался Удзитэру – единственный, кто не потерял сознание. Он истекал кровью, но усилием воли заставил себя ползти вслед за Наоэ к берегу.
– Не пущу…
Наоэ, сумевший кое-как добраться до ворот-тории, обернулся. Удзитэру полз за ним с искажённым лицом.
– Не пущу!.. – тут его колени подогнулись, и он упал лицом вниз, но сразу же снова сел, привалившись спиной к соседнему дереву.
– Отдай… зеркало… – выдавил он с трудом.
Наоэ бросил на него убийственный взгляд.
– Верни мне Сабуро!..
Наоэ зажмурился и крепче вцепился в зеркало. Удзитэру на четвереньках двинулся к нему, протягивая вперёд окровавленную руку.
– Не подходи… Он мой…
– Верни…
– Я сказал, не подходи!..
Ему ничего не оставалось, как сплести пальцы в знаке Бисямон-тэна:
– Бай!
Удзитэру вздрогнул и замер, скованный путами, но так силён был его порыв, что он пытался ползти дальше, сопротивляясь заклятию. Энергии у Наоэ почти совсем не оставалось. Он понимал, что не сможет как следует выполнить изгнание, но всё же сделал попытку:
– Ноумаку… саманда… боданан…
– Верни… – умолял Удзитэру охрипшим голосом, – верни мне Сабуро… Пожалуйста…
На его глазах выступили слёзы. В нём не осталось ничего от полководца; брата Кагэторы – вот кого видел Наоэ перед собой. Война, интриги – всё отступило… Сейчас Удзитэру не жалко было даже собственной жизни.
– Прошу, верни… моего брата…
Наоэ отвернулся, словно стряхивая с себя его взгляд. Не в силах дочитать мантру, он крепче сжал переплетённые пальцы и зажмурился.
Перед глазами Удзитэру сверкнула вспышка, и энергетический импульс отбросил его к дереву, ударив о ствол. Его тело обмякло, и больше он не шевелился.
Наоэ, тяжело дыша, в последний раз взглянул на Удзитэру и спотыкающимся шагом двинулся туда, где оставил моторную лодку. Боль от раны в плече парализовала всю правую сторону тела, но, даже падая, он старался беречь зеркало.
«Уже… совсем… скоро…»
Забравшись в лодку, он приподнял с сиденья бесчувственное тело Такаи и прижал его к себе вместе с зеркалом, превозмогая боль.
«Кагэтора-сама…»
В глазах плыло, сознание отдалялось. Наоэ заставил себя взяться за руль, завёл мотор, и лодка помчалась вперёд по туманному озеру.
…Скоро всё кончится. На этот раз точно кончится, и тяжесть, давившая на плечи четыреста лет, наконец отпустит...
Он больше не задавался вопросом, глупо ли поступает. Голос, кричащий «остановись», больше не рождался в его душе, а если и рождался – не достигал разума, которого самоуничижение сделало ко всему глухим.
Перед ним маячила дверь в волшебную страну – дверь, что открывается лишь однажды. Там не будет потерь, и другой любви тоже не будет. Боль, страдания и плач – неизменные спутники человека – останутся за порогом, а впереди развернётся вечность, безвременье вне жизни и вне смерти, где любимый будет целиком в его руках.
…Всё исполнится. Что хотелось – то сбудется. Ты распрощаешься с одиночеством, и я не буду бояться, что когда-нибудь снова останусь без тебя…
Беспокойство, что следующей встречи не случится; страх, что кто-то другой украдёт; жгущая душу ревность, сладкая, сводящая с ума ненависть – от всего этого наступит избавление.
Почему небо именно сейчас решило наградить его пропуском в совершенный, без единого изъяна рай, где исполняются все желания? Это своими четырёхсотлетними страданиями он заслужил такое абсолютное, пугающее счастье?
Золотая клетка – у него в руках.
В его руках…
Вдали от берега туман был ещё гуще. Стоило Наоэ выключить мотор, как отовсюду на него навалилась тишина.
Лодка остановилась почти ровно посередине озера; вскоре и волны перестали биться о борт. Покрытые лесом хребты Хаконэ, которые должны были выситься со всех сторон, сейчас прятались за белой завесой.
Никаких признаков преследования.
Глубокое озеро поглощало звуки. Тишина, царившая над ним, словно отталкивала всё мирское, и своей безупречностью нагоняла тоску. Здесь было самое глубоководное место: больше сорока метров до дна.
Наоэ бросил взгляд на водную поверхность цвета тёмного индиго, убегавшую вдаль, под туманный покров, почувствовал на коже прохладный и влажный озёрный ветерок. Прижимая к себе холодное тело Такаи и зеркало, обёрнутое в шёлковую тряпицу, он словно старался запечатлеть в памяти эту картину – последнее, что видят его глаза.
Сейчас казалось хорошо понятным, почему это озеро считали святым местом, обителью божества. Действительно, где ему ещё обитать, как не здесь – в сокровенных глубинах, в окружении высоких гор…
Там, в толще воды, лежит рай.
…И мы уснём с тобой в этой священной колыбели, моя душа – в волшебном зеркале, вместе с твоей, а зеркало – на дне. Ничто меня больше не связывает…
Наоэ перевёл взгляд на Такаю, чья голова покоилась на его плече. Кровь из раны испачкала белую щёку; Наоэ приподнял ему голову и отёр кровь пальцем левой руки.
Он вдруг затосковал по печальному взгляду закрытых глаз, и умолкший навсегда голос снова растревожил его скованное усталостью сердце.
Наоэ…
Несмелые взгляды, неловкие улыбки, радостный смех, гневные слёзы… Воспоминания о времени, проведённом с Такаей, возрождались одно за другим и сжимали грудь. Голос, зовущий его по имени, колоколом звенел в ушах.
Поклянись мне…
Притянув Такаю ближе, Наоэ приник губами к основанию его шеи, стянул кимоно с плеча, и покрыл холодную кожу бессчётными страстными поцелуями.
«Я буду с тобой до конца времён…»
Он крепко прижал его голову к груди.
«Я больше никогда тебя не оставлю».
Наоэ закрыл, потом снова открыл глаза. Подняв Такаю, он переместился с ним на корму, не выпуская из рук зеркала – будущего обиталища их душ. Пришло время распрощаться с четырёхсотлетней болью.
«Сейчас…»
Он решительно вскинул голову, и вдруг увидел, как из тумана выплывает, двигаясь по направлению к нему, маленькая вёсельная лодка с одним человеком на борту. Наоэ замер. Когда лодка остановилась рядом, широкоплечий гребец вынул вёсла из воды и поднялся.
Наоэ ошеломлённо смотрел на Фуму Котаро.
Никто не видел его с тех пор, как он отправился на встречу с Тоямой. Следил ли он за Наоэ, или заранее знал, где его искать?
– Что такого странного? – сказал, наконец, Котаро в ответ на немое удивление Наоэ. – Мой господин прислал меня сюда. Я выполняю его приказ.
– Приказ Удзитэру?
– Он моим господином не является, и уж тем более не является им Удзимаса-доно…
– Тогда кто?..
– У меня нет других хозяев, кроме господина Удзиясу.
Наоэ вытаращил глаза.
– Ходзё Удзиясу?! Значит, он всё-таки где-то там, дёргает за ниточки… Участвует в Усобице Духов!..
– Он не причастен к делам своих сыновей.
– Как?..
– Но я, где бы ни находился – выполняю его приказы. Любые.
– И он велел тебе идти сюда?
Вместо ответа Котаро неторопливо скрестил руки на груди и сказал размеренным тоном:
– Ты собираешься запереть свою душу в Зеркале Цуцуги и утопить его в озере? Я не стану тебе препятствовать. Делай, что задумал.
– Разве ты не вассал Ходзё?
– Клан Фума служит клану Ходзё, поэтому я помогаю, если меня просят. Но подчиняюсь я господину Удзиясу, и больше никому. Ни Удзимаса-доно, ни Удзитэру-доно не в силах заставить меня действовать.
– Значит, ты получил от господина Удзиясу распоряжение?
Котаро снова ушёл от ответа:
– А что заставляет тебя делать то, что делаешь ты? – по его лицу ничего нельзя было прочесть. – Откуда берутся эти чувства, из-за которых ты жертвуешь всем на свете?..
Наоэ, вздрогнув, поднял глаза, а Котаро продолжал:
– Наплевать на миссию, наплевать на собственную жизнь, убить господина, предать, потом снова предать… Что это за сила, которая раздувает твоё эго настолько, что ты забываешь о задании, о ранах, о боли, и остаёшься верным не хозяину, которому клялся служить, но только лишь своим эгоистичным желаниям?
Глаза Наоэ блеснули, и тихим, полным сдерживаемой ярости голосом он сказал:
– Такому примерному слуге как ты, лишённому и толики эгоизма, разумеется, не понять… Как хорошо быть бесчувственной машиной, – теперь в его словах слышалась насмешка. – Если ты не способен стать даже лицемером, который стенает, понимая, что желание есть зло, то тебе прямая дорога в небожители.
Взгляд Котаро потяжелел, впервые за весь разговор. Наоэ стёр с лица улыбку и, превозмогая боль, крепче прижал голову Такаи к своей груди, зарывшись лицом в его волосы. Его глаза смотрели в одну точку на поверхности воды.
– Вот как… – бросил Котаро, снова невозмутимый. – Зеркало Самца находится в распоряжении моего господина Удзиясу.
Наоэ на секунду напрягся, но сразу же разгладил брови, заставив себя успокоиться.
– Вот как…
Сейчас это знание уже не могло ему пригодиться. Он слишком устал, чтобы пытаться добыть зеркало силой, и кроме того…
Внезапно поверхность озера пошла рябью, лодку подбросило вверх. Только Наоэ ухватился за борт, чтобы не вывалиться, как большие волны побежали одна за другой, накатывая откуда-то издалека концентрическими кругами. За стеной тумана возникла тень – корабля, как Наоэ сперва подумал, но нет: это большое нечто поднималось из воды, нарушая её гладкость, и росло в высоту.
– Что…
Туман рассеивался, постепенно открывая взорам загадочный объект. Вцепившись в поручни скачущей на волнах лодки, Наоэ вгляделся в удлиняющуюся, извивающуюся тень и ахнул.
«Это же…»
Он замер с раскрытым ртом, а виновник его удивления, посвёркивая огромными глазами, взирал на него с тридцатиметровой высоты.
За спиной Котаро висел, покачиваясь над водой, гигантский дракон.
«Не может… быть…»
Наоэ несколько раз тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, но ему не мерещилось: дракон был вполне реальным. Котаро, даже не обернувшийся при его появлении, спокойным голосом сказал:
– Смотри внимательней, Наоэ.
Тот последовал его совету и снова ахнул. В передней лапе дракон сжимал что-то вроде тарелки – круглое, красное, хорошо отражающее свет… Зеркало?..
«Зеркало Цуцуги?..»
– Не может быть!..
Это было не что иное, как Зеркало Самца – вторая заколдованная Сёдо-дзёнином цуцуга, отец бегающих по лесам детёнышей, и единственная вещь на свете, которая способна освободить душу, запертую в Зеркале Самки.
– Почему… – слова полились из уст Наоэ беспорядочным потоком. – Почему… Как… Что всё это значит!..
– Тот, кого ты видишь перед собой, согласен одолжить тебе зеркало, безвозмездно, если будет на то твоя воля.
На этот раз удивлению Наоэ не было предела. Он не смог сразу придумать ответ, только глядел на Котаро неверящим взглядом, забыв выпустить воздух из лёгких.
– О чём ты… Что это за дракон?..
Драконьи глаза в вышине горели золотым огнём. Вдруг Наоэ резко обернулся:
– Погоди, неужели это Ходзё…
– Всё зависит от тебя, – прервал его Котаро, не дав договорить имя. – Ты можешь воспользоваться Зеркалом Самца, чтобы освободить господина Сабуро, но если не хочешь – никто не заставляет. Делай то, что нужно тебе. Сейчас, Наоэ-доно, всё зависит от тебя.
Наоэ словно прирос к месту, ошеломлённый вот так внезапно, в последнюю минуту появившимся выбором.
Кагэтору можно спасти. Зеркало, которое выпускает из плена души, дадут, стоит только попросить. Кагэтора будет свободен, будет снова жить…
«Он вернётся к жизни…»
Если повезёт, оживёт и тело. Если бусина, которую он вложил ему в рот, действительно сработала, если Будда его защитил – всё возможно. Наоэ и сделал-то это в надежде на такой шанс…
«Такая-сан… вернётся…»
Он перевёл взгляд на тело в своих объятиях. Печальная, мягкая улыбка снова тронет эти губы… Голос, по которому он так соскучился, снова позовёт его по имени, и полные грусти глаза снова будут смотреть на него… Тот, кто дороже всего на свете, снова будет дышать!..
И одновременно с этим… закроются двери в волшебную страну.
Единственный – лучший из вообразимых – способ осуществить казавшееся неосуществимым желание: обладать вечно.
Тихое – райское – зазеркалье, где тот, кого невозможно заполучить в реальности, окажется целиком в его руках, и никто не помешает, никто не украдёт, никто не тронет… ничьё сердце не поддастся переменчивому времени.
Там не будет ни страха, ни плача, ни ненависти... Ничего нельзя будет потерять… Мечта, которую он лелеял четыре сотни лет, вот-вот должна сбыться!..
Два одинаковых по силе чувства рвали душу Наоэ пополам.
…Я хочу тебя спасти, но… вот же он, наш счастливый конец, прямо здесь!.. Мы столько всего передумали, столько выстрадали, – и я, и ты, – неужели это не очевидно!.. «Всё, больше не могу, жить дальше – слишком больно», – эти мысли посещали меня не раз и не два, я провёл бесконечность, скитаясь во тьме, с тяжким грузом на сердце, мечтая лишь об одном счастье – отдохновении… «Пусть я буду свободен… Пусть всё кончится…» – это было моё постоянное, неизменное желание, столь же сильное, как и любовь к тебе. Боль, безумие, вина, возмездие… собственная глупость, благодаря которой всё оно повторяется… Я хочу вытащить себя за шкирку из этого болота, из этого нескончаемого чёрного лабиринта, где только и делаю, что барахтаюсь в грязи!.. Положить конец отчаянию и сумасшествию, поставить большую жирную точку – вот чего я хочу.
«Можно я положу всему конец?..» – мысленно обращался Наоэ к одинокому тирану в кольце его рук.
«Можно я буду счастлив?..»
…Я знаю, ты тоже этого хочешь, любимый. Ты должен быть счастлив со мной, должен быть мною счастлив, потому что я был с тобой дольше, и любил тебя больше, чем кто бы то ни было.
…Только я могу сделать тебя счастливым, больше никто.
«Вы позволите мне, Кагэтора-сама?..» – Наоэ отчаянно вглядывался в его лицо.
«Можно мы всё на этом закончим?..»
Он жаждал ответа, и в какой-то момент ему почудилось, что на расслабленном лице Такаи мелькнула лёгкая улыбка. Наоэ распахнул глаза. Ему послышался голос…
…Можно…
Как будто Такая и вправду дал разрешение…
Наоэ замер с широко раскрытыми глазами, не дыша, словно захваченный какой-то мыслью.
– Ну, каков будет твой ответ? – спросил наконец Котаро, и Наоэ медленно поднял взгляд. – Берёшь Зеркало Самца или отправляешься на дно озера? Выбирай, Наоэ-доно.
Наоэ поджал губы. Решение было принято. Он мотнул головой, и, прижимая Такаю левой рукой, потянулся за лежащим на полу Зеркалом Самки.
Конец 7 тома
----------------------------
Примечания переводчика:
1. Саканоуэ-но Тамурамаро (758 – 811) – второй сёгун в истории Японии.
2. Великий полководец, истребляющий варваров – «сэйи-тайсёгун». Звание впервые появилось в восьмом веке, оно присваивалось полководцам, которым поручались походы против варваров северных земель. Позже это звание приобрело другой смысл.
3. Так называют дорогу к храму (главную, ведущую прямо ко входу).
4. Традиционный способ рыбалки в Японии. Баклану затягивают горло, чтобы он не мог проглотить рыбу, он ловит рыбу и потом выплёвывает.
5. Знак, при котором указательный и средний пальцы сложены вместе и вытянуты вперёд, а остальные сжаты.
-
-
18.03.2010 в 06:45Эх! и конечно же на самом интересном месте...... )))))
-
-
18.03.2010 в 06:56Ну это как обычно :-)
-
-
18.03.2010 в 08:01-
-
18.03.2010 в 10:35-
-
18.03.2010 в 12:10Что же лучше?......
( а меня убивают не переведенные 33 тома)))) Я безнадежна....
Спасибо что вы есть....
Хнык(((((
-
-
18.03.2010 в 12:51kazenoyouri а меня убивают не переведенные 33 тома)))) Я безнадежна... Не только вы! Меня они убивают каждый раз, когда я о них вспонминаю
-
-
18.03.2010 в 13:44-
-
18.03.2010 в 14:25-
-
18.03.2010 в 15:00Спасибо огромное за перевод, дорогая Катинка!
-
-
18.03.2010 в 18:49-
-
18.03.2010 в 22:52Прочитала и в который раз размечталась на тему продолжения экранизации Миража...
-
-
19.03.2010 в 09:00-
-
19.03.2010 в 09:15меня каждый раз удивляет и восхищает это решение Наоэ.
А я вот думаю... может, в нём чувство противоречия заговорило? Типа, он разрешил - так сделаю наоборот :-)
Всем спасибо за благодарности :-)
-
-
20.03.2010 в 17:06-
-
21.03.2010 в 17:14Я у вас совсем чуть-чуть стащу к себе в дневник))) Спасибо)))
-
-
14.04.2010 в 12:07-
-
14.04.2010 в 20:28