Красотой спасётся мир
Приятного прочтения
– Эйкай!
Он опоздал. Близился рассвет, когда он подоспел на место. Храм Тамондо уже лежал в руинах, а посреди дороги распростёрся мёртвый Эйкай.
– Эх!..
«Что ж поспешил ты так, Эйкай?»
Человек приподнял хладеющее тело – это был тот самый странствующий буддийский монах с неостриженной головой и тёмной порослью на щеках, что минувшим днём вознёс молитвы об отце Миэ.
Двое сговорились встретиться нынче, да не сложилось.
Земля насквозь пропиталась кровью – вся она принадлежала Эйкаю, хоть на его теле не было видно ни царапины.
– Проклятье…
Уложив покойного, монах стиснул зубы. В этот миг невесть откуда послышался голос:
– Сюриносин-доно…
Странник поднял глаза, и дыхание его прервалось: прямо перед ним стояла фигура более не причастного к этому миру человека – душа покойного.
– Эйкай… – ошеломлённо проговорил Сюриносин. Силуэт виднелся лишь до пояса, губы были окрашены кровью. Эйкай с грустью смотрел на него, и в глазах копилась горечь.
– Кто сделал это? Кто умертвил тебя?
Не облекая образы в слова, дух поведал монаху о скорбном происшествии вчерашнего вечера. Потрясение сменилось обидой – Сюриносин закусил губу и раздосадовано кивнул головой:
– Всё ясно. …Хватит. Да будет лёгок твой путь к нирване. Не сомневайся, – и он сложил руки в молитве.
Так, душа Эйкая, выполнив последнее обязательство, постепенно утопая в белом свете, растаяла с лучами восходящего солнца.
«Убит мстительным духом Кагэторы…»
Печально – молодой человек подавал большие надежды.
Сюриносин глубоко раскаивался в том, что втянул его во всё это. Эйкай был отшельником из Яхико(1) и обладал исключительной духовной силой. Пусть и с благословения Кэнсина, но он потерял свою единственную жизнь ради этого дела – а так бы вырос выдающийся буддийский монах.
«Следовало выполнить всё самому».
– Прости, Эйкай, – Сюриносин склонил голову. Ничего бы этого не произошло, если бы Эйкай не обладал той силой… Странствующий монах вскинул глаза. Если даже Эйкай не справился с мстительным духом замка Самэгао, то он был не чета рядовым духам мщения.
«Хочешь Этиго погубить? Не бывать тому!»
Генерал мстительных духов – Уэсуги Кагэтора...
Однако кошмар для Этиго ещё только начинался.
Мстительные духи зашевелись в Этиго вскорости после смерти Кэнсина, а с ночи убийства Эйкая даже в замковом городе Касугаямы стали появляться многие вереницы блуждающих огней.
– Наму-Амида-Буцу(2), Наму-Амида-Буцу, – содрогались горожане.
– То призраки воинов с поля битвы к замку вертаются.
– И я видал! Целое полчище ко рву замка подобралось, – заявляли наперебой самовидцы.
– А на пристани духи лодку потопили…
– Видать, со всех концов Этиго в Касугаяму войско призраков слетается…
– Стая огней перевалила через Ёнэяму(3)...
– А ну как на князя Кагэкацу нападать идут… Ужас!
– Выходит, правду говорят, что князь Кагэтора гневается и набег готовит.
– Того и гляди, беда случится… Поскорей бы назад, в Камигату.
Назавтра после этого разговора блуждающие огни сожгли караульню замка Касугаямы, а ещё через день призраки обнаружились захваченном во время смуты Отатэ замке Хондзё Хидэцуны – Тотио(4) и старом замке Санпондзи Саданаги(5) – Фудояме, и затеяли там пожары. Изо дня в день мстительные духи наводили всё больше шуму.
Сюриносин, схоронив Эйкая, вернулся к стенам Касугаямы пару дней спустя. Меж тем, атмосфера в городе за это время совершенно переменилась: тёмная сила окутала всё вокруг, да на каждом шагу бродячие призраки попадались. Даже те, кто не видел духов, ощущали неладное – куда ни глянь, всюду только и разговоров, что о Кагэторе.
– Никак ты, почтенный монах? Вернулся, что ли? – с кукловодом Комори они столкнулись у моста Огэ: – Ну что, всё, как я говорил?
– Сегодня ведь базарный день? А что народу так мало?
– Камигатские лодки Наоэцу нынче сторонятся. Прочий люд тоже в город не хаживает, князя Кагэтору боится. Гибнет торговля…
Пытаясь хоть как-то совладать с ситуацией, купцы и торговцы обратились в храмы с просьбой о помощи, да всюду получили от ворот поворот – их даже слушать не стали.
– Праздник грядёт, праздник духов мщения! – воскликнул Комори беззаботно. – Наречём сие «Падением Этиго». Призраки со светочами в руках окружат Касугаяму, зайдутся в неистовой пляске, и Этиго сгорит дотла – вот и конец наступит Уэсуги.
– … А что же говорит князь Кагэкацу?
– И князь Кагэкацу, и князь Наоэ гнушаются сего, делают вид, будто ничего не происходит. Но иные сановники с отчаяния украдкой привлекают городские храмы, чтоб помогли изгнать окаянных духов.
– Привлекают храмы?..
– Порешившему Кагэтору храму обещают удвоить владения, да ещё и приплатить двести рё.
– Не может быть!..
– Господам-монахам наградой глаза застит. Вишь, подъяли грузные зады, молитвы читать начали, да только шуму всё больше. Ты, поди, тоже из таких?
Сюриносин с досады прищёлкнул языком. Духи не успокоятся, даже если прочесть тысячу сутр по насильственно убиенным. Вон и Эйкай не справился с ними.
«Нужно торопиться…»
Меж тем, с годовщины смерти Кэнсина минуло четыре дня – шёл семнадцатый день третьего лунного месяца. Четыре года назад в этот день пал Отатэ. Как и ожидалось, случилось происшествие: сам генерал мстительных духов изволил явиться в Касугаяму.
Дело было вечером – нежданно-негаданно, небывалая для той поры грозовая туча зависла прямо над замком, небо разразилось молнией, а облака сложили диковинный узор. Скоро городские жители подняли переполох. Услыхав резкие голоса, Сюриносин поспешил наружу: навстречу с воплями и криками бежали горожане и вассалы замка.
– Что стряслось?! Отчего такой шум?
– Призрак! Призрак в замке!..
«Что?..»
Глянув на западное небо, Сюриносин не поверил своим глазам:
«Это ещё что?..»
За рядами домов, прямо над замком Касугаяма будто реял в облаках чей-то смутный лик.
– Князь Кагэтора! – раздался чей-то голос: – Это князь Кагэтора!
В городе поднялась паника: кто-то бежал восвояси, кто-то застыл, оцепенев от ужаса. Люди выпрыгивали из домов, бросали поклажу, метались напуганные лошади – всё вокруг было охвачено безумием. Один лишь Сюриносин помчался к замку, против хода несущейся толпы.
Точно, в небе человеческое лицо. Чтобы так отчётливо проявить себя, мстительному духу нужна колоссальная энергия.
«Неужто и впрямь Уэсуги Кагэтора?..»
Зависший над замком дух Кагэторы злобно взирал на город. Подбородок на призрачном лице впал, черты смазались, лишь глаза горели таинственным светом. Кровь стыла в жилах, стоило только глянуть на этот исполненный ненависти образ.
От разлившейся в воздухе злобы монаху сделалось плохо – до сих пор ему не приходилось видеть столь огромного духа мщения.
– Князь Кагэтора пришёл!.. Пришёл убивать!..
Сюриносин схватил за ворот бежавшего навстречу самурая – по всему, вассала дома Уэсуги:
– Точно? Это правда Уэсуги Кагэтора?
– Да точно! Сколько раз я его видел в замке! Это точно Сабуро-доно, покойный Кагэтора!..
Тут же Сюриносин изловил сбежавшую от какого-то торговца лошадь и, оседлав её, помчался к Касугаяме.
Тем временем в замке караульные вели прицельный огонь по призраку из мушкетов, но мстительному духу пуля – не помеха. Мало того, из грозовой тучи обрушились молнии, разметав стрелков: самураи сломя голову кинулись в укрытия.
– Не отступать!.. Нужно отогнать его!.. – от чёрных железных ворот раздавал приказы командующий. Монах узнал его:
«Это же Тисака Кагэтика(6)!..»
– Цусима-но-Ками-доно!.. – уже спешившись, на бегу закричал Сюриносин. Однако, обернувшись на голос, Тисака Кагэтика не признал зовущего:
– Кто таков?!
– Стрелы и ружья здесь бессильны! Ваш противник – мстительный дух, немедленно бегите!
– Слушай, монах! Здесь я – командир!
– Цусима-но-Ками, бегите сейчас же! – от такого напора Тисака невольно отступил – у монаха хватило духа накричать на него как на какого-то юнца: – Вы должны защитить князя Кагэкацу. Не пускайте его за порог особняка!
– Ты кто?..
– Не важно.
Резкий грохот прервал разговор – ближайшая к ним караульня разлетелась вдребезги от удара молнии. Разряды посыпались на замок один за другим. Метались сбежавшие из конюшни лошади.
– Запритесь в усадьбе и неотрывно читайте сутру Фудо(7)! Ни в коем случае не останавливайтесь!
«Идите же!» - скомандовал Сюриносин, и Тисака сделал, как ему было велено: бросился бежать. Стоя посреди урагана с чётками в руках, монах вскинул грозный взгляд вверх, к огромному лику мстительного духа. Кагэтора и не думал исчезать – его исполинское лицо кривилось от злобы, рот испускал яростные вопли, вместе с которыми на замок обрушивались гром и молнии.
– Нападаешь на крепость князя Кэнсина, Сабуро Кагэтора?! – что есть мочи закричал Сюриносин: – Я – Иробэ Сюриносин Кацунага(8)! Я пришёл в этот мир по приказу Бога войны(9) – князя Кэнсина! Немедля отзови орудие гнева своего!
Иробэ Кацунага – имя почившего много лет назад генерала, служившего под началом Кэнсина.
– Немедля угомонись!
Но Кагэтора не слышал. Он кричал разъярённым зверем, и этот крик – не то ярости, не то горечи – разносился по замку, наводя на его обитателей ужас. От грохота, отдающегося во всём теле как беспорядочный барабанный бой, хотелось зажать уши.
Иробэ Кацунага сложил пальцы в магический знак, стряхивая с себя оцепенение, и нараспев заговорил заклинание, взывающее к силе Фудо:
– Наумакусанманда, бадзарадан, сэнда, макаросяда, сохатасэ, ун, тарата, канман! – повинуясь могущественной мантре, из тела заструился свет. Стоило монаху водрузить на плечо свой проржавевший посох, как тот засверкал золотом:
– Копьё Фудо! Порази врага насмерть! – с этими словами он изо всех сил метнул посох в Кагэтору.
Подобно громадной стреле, копьё Фудо стремительно промчалось по небу, оставляя за собой золотистый хвост. Однако на духа мщения никакого действия оно не возымело – Кагэтора его даже не заметил, и посох, пронзив пустоту, рухнул куда-то в лес.
«Это ещё как?..»
Копьё Фудо не сработало.
С искажённым яростью лицом Кагэтора пустил молнию в монаха – получив прямой удар, Кацунага кубарем полетел на землю.
– Уничтожу… Всю эту землю изничтожу… …Пусть пропадает Этиго!
«Нет!» – Кацунага приподнялся, превозмогая боль. Всю оставшуюся силу он вложил в мантру, призывающую Бисямон-тэна:
– Он, бейсирамандая, совака, он, бейсирамандая, совака…
Лик в небе изменился. Одолевший заклинание Фудо-мёо, Кагэтора почему-то среагировал на мантру Бисямон-тэна: черты его лица вдруг исказились от боли. Не давая ему опомниться, Кацунага продолжал читать мантру. Откликаясь на муки Кагэторы, в небе, словно стая обезумевших драконов, буйствовали молнии.
– Противишься, Сабуро Кагэтора?! – вскричал Иробэ: – Смирись уже!
Сверкнула ослепительная молния, а потом лик Кагэторы исчез. Генерал мстительных духов бежал – не перед силой Фудо, а перед силой Бисямон-тэна.
Грозовая туча скоро развеялась, однако же, лицо Иробэ Кацунаги не прояснилось: он выиграл схватку, но упустил призрака.
«Похоже, этим дело не кончится».
***
Как и ожидалось, Кагэтора на том не успокоился.
Иробэ Кацунага остался в замковом городе Касугаямы. Мстительные духи после того случая пошли буйствовать ещё пуще прежнего. Случившееся три дня назад землетрясение в Накагори тоже, видно, было кагэториных рук дело: в небе, по рассказам очевидцев, появился его громадный лик, низверг на земли Этиго злобу свою, да пропал восвояси. И как тонула лодка из северных провинций – тоже он появлялся. По зову его изо дня в день в замковом городе собиралось всё больше блуждающих огней, не иначе как предвещая страшные бедствия. Жители спасались бегством, словно смута Отатэ повторялась вновь.
Кацунага остановился в Вада-но-цудзи, притворившись нищим монахом. Его не покидали тревожные мысли.
«Если мстительные духи поднимут войско…»
Можно догадаться, что произойдёт - и когда. В тот самый день.
«Пока этого не случилось, надо как-то изгнать дух Кагэторы…»
Вдруг почувствовав приставленное к горлу остриё копья, Кацунага выпрямился. Очнувшись от тяжких раздумий, он с удивлением обнаружил, что окружён невесть откуда взявшимися вооружёнными копьями ратниками.
– Ты тот подвижник, что отогнал вчера мстительного духа от Касугаямы? – из-за спин солдат появился облачённый в доспехи (несмотря на мирное время) командир, сидящий верхом на лошади. Догадавшись, что патруль пришёл из замка, Кацунага успокоился и ответил:
– Ваша правда, это я.
Ратники опустили копья, а монах узнал всадника, хоть уж и прошло почти 22 года…
«Хмм… Уж не сын ли это Аюкавы Киёнаги(10)?»
– Тебя хочет видеть Тисака-доно. Прошу проследовать за нами в Мидзё, – некогда совсем юный воин сейчас держался с неизменным достоинством. Взяв шляпу, Кацунага учтиво склонил голову.
– Я искал тебя, почтенный монах, - сказал Тисака, вздохнув едва ли не с облегчением. Он встретил Кацунагу, едва того привели к нему в усадьбу на территории замка.
– Я предполагал, что ты ещё в городе… Не знаю, как и благодарить тебя за вчерашнее.
Кацунага сохранял бесстрастный вид, впервые за десятилетия вновь оказавшись в замке Касугаяма. Разумеется, то было во время жизни Иробэ Кацунаги, а в этом теле он здесь ранее не бывал. Внутри замка мало что изменилось – разве что несколько новых укреплений выросло, но устройство ворот и домов – всё тоже. Вот и усадьба Тисаки осталась прежней.
Рядом с ним стоял облачённый в доспехи Аюкава Моринага(11) – сын хозяина замка Обасава, Аюкавы Киёнаги, боевого товарища Иробэ. Славившись в детстве дерзким характером, с годами он, видно, стал куда осмотрительнее, и с недавних пор сделался главой дома, наследуя Киёнаге.
Тисака завёл разговор о мстительном духе Кагэторы:
– Позволю заметить, эти волнения начались уже давно. С годами страсти накаляются, и вот что теперь случилось. По совести скажу, мы и не ведаем, как быть дальше. Ладно бы противником был человек, но как бороться с теми, кого более нет на свете?..
– Князь Кагэкацу об этом знает?
– Его светлость ничего не желает слушать, - Тисака сокрушительно покачал головой: – Наш господин решительно не верит в существование призраков. Говорит: «Вы сами плодите обман, тени своей боитесь! Призраки – всё это досужие сплетни!» И никоим образом не обращает внимания. Посему мы – те, кто может их видеть – пытаемся сделать хоть что-то…
Среди всех вассалов и Тисака, и Аюкава, судя по всему, были из той породы людей, что обладают особыми способностями. Они видели призраков и понимали, как велика опасность.
– Однако же, мы не знаем, как с ними совладать. Требовали от храмов и монастырей провести обряды, но это не помогло. Вся надежда на тебя, подвижник.
– Вы хотите, чтобы я изгнал призрака?
– Разумеется, не безвозмездно. Мы вас наградим. Возможности наши, конечно, не безграничны, но всё, что в наших силах – сделаем.
– Награда мне не нужна, – немедля ответил Иробэ Кацунага: – Я делаю это по велению долга, а не по приказу военачальников.
– Стало быть, ты стараешься не ради князя Кагэкацу?
– Прими я награду от того, кто самолично породил всех этих мстительных духов – и не упокоятся даже те, кого можно упокоить.
Тисака не нашёл, что ответить, а монах продолжил:
– Прошу лишь вашего содействия.
И Кацунага наказал сделать следующее. Во-первых, разместить везде внутри замка обереги Бисямон-тэна, и всех его обитателей обязать носить обереги при себе. Во-вторых, надёжно опечатать северо-восточное направление(12). В-третьих, велеть всем храмам и святилищам на протяжении семи дней совершать только лишь молитвы и обряды, посвящённые Бисямон-тэну. И, наконец – самое главное. Кагэкацу должен был лично уединиться в часовне Бисямон-тэна, что во внутренней цитадели замка, для семидневной молитвы.
Последнее привело Тисаку с Аюкавой в замешательство. Кагэкацу вряд ли на такое согласится... Но от этого зависела его жизнь.
– Хорошо, – кивнул Аюкава Моринага. – Я как-нибудь уговорю господина.
– Рад слышать.
– Всё ради защиты Уэсуги.
От решённого однажды этот человек не отступается, вот на кого можно положиться.
– Вы сказали семь дней, но почему именно такой срок?
– Если духи мщения хотят вторгнуться в Касугаяму, то случится это именно в тот день.
«Третий лунный месяц, двадцать четвёртый день, час лошади(13)…»
– В день и час самоубийства князя Кагэторы в замке Самэгао.
Тисака и Аюкава разом сглотнули, их лица застыли.
– Будьте настороже.
Аюкава Моринага вызвался проводить Кацунагу, покинувшего усадьбу Тисаки, до северных ворот Фуная.
– Запроси ты тогда награду, я бы тебя прогнал, - Кацунага поднял взгляд; с лица героя многих войн на него смотрели глаза подростка, каким он знал его. – Но тебе, похоже, можно доверять.
«Славным ты вырос командиром, Магодзиро », – подумал Кацунага с одобрением. На прощание у самых ворот Аюкава добавил:
– Здесь, во внутреннем замке, сокрыт прах князя Кэнсина – я никому не позволю его потревожить. Предоставьте замок мне. Я сумею защитить господина Кагэкацу.
– Хорошо, - кивнул монах, а Аюкава вдруг спросил, понизив голос:
– Тот призрак… это точно князь Кагэтора?
Кацунага принял серьёзный вид и сказал, не подтверждая и не опровергая:
– Такова участь воинов – порождать мстительных духов.
– Хочешь сказать, повернись дело по-другому – и призраками стали бы мы? – и, не дожидаясь ответа, Аюкава с нажимом продолжил: - Но я за той войной неправоты не вижу! Если бы Кагэтора-доно стал правителем, Ходзё прибрали бы Этиго к рукам. Ходзё Удзиясу отдавал сыновей в другие семьи, дабы расширить владения – без сомнения, Этиго постигла бы так же участь. Вот и Такэда Кацуёри, испугавшись, что его окружат с двух сторон, переметнулся к князю Кагэкацу!
Аюкава считал, что их дело правое, и они не заслуживают проклятия.
– Для человека, рождённого в семье воинов, всё решает результат битвы. Поражение есть поражение. С какой стати мы теперь должны несправедливо гибнуть?
– Таким ли человеком был князь Кагэтора?
Аюкава поднял голову.
– Забыл бы он доброту князя Кэнсина, передавая Этиго во владение к Ходзё?
Аюкава, не найдясь сразу, что ответить, бросил на монаха подозрительный взгляд, и тот поспешил разъяснить:
– Просто мне, скромному отшельнику, не доводилось встречаться с князем Кагэторой...
– То, что Кагэтора-доно остался в Этиго… Князь Кэнсин просто не смог его выгнать, после того как женил на племяннице и дал своё старое имя – чай, не девица. Наверняка он сожалел потом о своей поспешности, а Кагэтора-доно только и ждал, пока князь Кэнсин умрёт. Когда же власть досталась не ему, развязал войну из упрямства.
«Так ли всё было?..»
– …Пусть пропадает Этиго!
Едва ли столь ужасающий мстительный дух появился всего лишь от несбывшихся честолюбивых притязаний.
– …Таким ли человеком он был?
Аюкава бросил на него острый, подозрительный взгляд.
Иробэ покачал головой:
- Я лишь хотел узнать, что за человек был князь Кагэтора…
И он действительно имел это в виду.
Аюкава смерил Кацунагу пристальным взглядом:
– Военачальник никогда не забудет родную семью. Человек Ходзё – до смерти Ходзё, и всё тут.
Похоже, разговор действительно задевал его за живое. Сам Аюкава во время смуты Отатэ сперва был на стороне Кагэторы, и то, что он горячился сейчас, свидетельствовало об угрызениях совести. Да и не один он такой: многие переметнулись в ходе противостояния, что было вполне объяснимо.
Немало генералов, видя всегдашнее расположение Кэнсина к Кагэторе, пребывали в убеждении, что тому и быть наследником – это принималось подобно неписаной воле. Они поначалу выступили с Кагэторой, но переметнулись после уговоров Кагэкацу. Даже те, кто остались, всё равно опасались поддержки Ходзё. Сделайся Кагэтора правителем, и Этиго рано или поздно станет зависимым от Ходзё, рассуждали они. По крайней, мере, с Ходзё, как прежде уже не повоюешь.
Правильными ли были эти рассуждения?
– Такова участь воинов – порождать мстительных духов, – повторил свои же слова Кацунага. Странствующий монах не упрекал Аюкаву – скорее наоборот, признавал его правоту.
– Может статься, завтра и я стану духом мщения. Таковы люди войны…
«Будьте осторожны», - предупредил он напоследок, и ушёл.
Аюкава долго провожал удивлённым взглядом этого странного подвижника.
– Всё в городе околачиваешься? – в Вада-но-Цудзи Кацунагу поджидал кукольник Комори. Это было за три дня до годовщины смерти Кагэторы: – Пришёл черёд Касугаямы – гибельно тут стало теперича. Пойду и я из Этиго – мне тоже, как-никак, жизнь дорога.
Кацунага и сам по пути в избытке наблюдал собиравших вещи и уезжавших горожан и торговцев. Призраки уж стали являться не только по ночам. А оттого, что средь бела дня можно повстречаться с закованным в латы духом, недолго и с ума сойти. Жители бежали из призамкового города. Даже Кагэкацу заволновался и велел устроить заставы повсеместно, дабы пресечь исход людей. Но это не помогло; к тому же, запреты порождали мятежные настроения.
В городе начались беспорядки.
Даже храмы, где по приказу Тисаки вершили молитвы и обряды Бисямон-тэну, несколько дней назад подверглись нападению призраков. Последней же каплей оказалось переданное духами предупреждение.
– В день падения Самэгао наша ненависть ввергнет этот город в пучину огня! – стенала одержимая девушка, пугая уличный народ криками. Весть о том разлетелась в мгновение ока – это и вызвало нынешний переполох.
– Всё, пиши пропало! Скорей спасаться, ведь надежда – она есть, только покуда жив. Ты бы тоже собирался и уходил из Этиго.
– Я остаюсь.
– Дурачина! Всерьёз замыслил биться с мстительным духом князя Кагэторы?
Видать, решимость монаха не убавилась.
– Помрёшь.
Кацунага улыбнулся в ответ:
– …Да уж помер.
Здесь Комори о чём-то смекнул и впервые посмотрел на Кацунагу с испугом. Потом взвалил поклажу на плечи и поспешил уйти, будто прочь бежал.
«Довольно раздумывать», – словно отгоняя сомнения, Кацунага поднял голову. Всё, что от него требовалось – это исполнять приказ Кэнсина.
«Я верю князю Кэнсину».
Проводив взглядом сгорбленную фигуру слепого кукольника, Кацунага направился в сторону окутанного водоворотом злобы призамкового города.
– Князь Кагэтора вторгнется в Мидзё!
– Наш генерал придёт!
– Погибель вам! Погибель!
– Всю землю Этиго – сжечь!
– Многая лета генералу мстительных духов!
-------------------
Примечания переводчика:
1 Яхико (яп. 弥彦, Yahiko) – село, расположенное в центральной части префектуры Ниигата, где находится святилище, посвящённое одноимённому горному божеству.
2 Наму-Амида-Буцу (яп. 南無阿弥陀仏, Namu-Amida-Butsu) – буквально: “Слава Будде Амида” – почитание Амитабхе Будде (Будде Амида); мантра школ Чистой Земли
3 Ёнэяма (яп. 米山, Yoneyama) – горный хребет севернее Наоэцу (ныне Дзёэцу), префектура Ниигата
4 Замок Тотио (яп. 栃尾城, Tochio jō ) – первый замок Хондзё Хидэцуны, в нынешнем городе Нагаока префектуры Ниигата.
5 Санпондзи Саданага (яп. 山本寺定長, Sanbonji Sadanaga, 1519 - ?) – глава сторонней ветви клана Уэсуги (Уэсуги-Санпондзи), вассал Уэсуги Кэнсина. Был назначен опекуном Уэсуги Кагэторы после его усыновления; во время смуты Отатэ поддерживал Кагэтору, однако, после поражения последнего покинул замок и бесследно исчез.
6 Тисака Кагэтика (яп. 千坂景親, Chisaka Kagechika, 1536 - 1606) – один из 25 генералов Уэсуги Кэнсина, титул: Цусима-но-Ками. После смерти Кэнсина поддержал Кагэкацу.
7 Фудо (яп. 不動, Fudo, он же Фудо-мёо, санскр. Ачаланатха) – один из пяти великих мёо, его имя означает «неподвижный»; в храмах школы Сингон символизирует мудрость будды Дайнити.
8 Иробэ Кацунага (яп. 色部勝長, Irobe Katsunaga, 1493? – 1569) – выдающийся генерал эпохи Усобиц, служил двум поколениям клана Нагао, и последнему – Уэсуги Кэнсину. Один из самых уважаемых вассалов Кэнсина, а также его военный распорядитель. Был убит в осаде мятежного замка Хонзё Сигэнаги.
9 Бисямон-тэн
10 Аюкава Киёнага (яп. 鮎川清長, Ayukawa Kiyonaga) – один из вассалов Уэсуги Кэнсина, участвовал в четвёртой битве при Каванакадзиме. Службу начал ещё отцу Кэнсина – Нагао Тамэкагэ.
11 Аюкава Моринага (яп. 鮎川盛長, Ayukawa Morinaga) – сын и наследник Аюкавы Киёнаги, вассал Уэсуги Кэнсина. Во время смуты Отатэ поддержал Кагэтору, однако, позже перешёл на сторону Кагэкацу.
12 Согласно мистическому учению онмёдо, это плохое направление, оно обозначено специальным термином – кимон (яп. 鬼門, буквально – “ворота зла”).
13 Час лошади – примерно с 11:40 до 13:40 по современной системе измерения времени.
14 Магодзиро (яп. 孫次郎, Magojiro) – детское имя Аюкавы Киёнаги.
БЕЗУПРЕЧНОЕ ОТРАЖЕНИЕ: Рождение Якши (начало)
автор: Кувабара Мизуна
перевод: Filia
редакция: melox, Katinka
автор: Кувабара Мизуна
перевод: Filia
редакция: melox, Katinka
История первая
ГЕНЕРАЛ МСТИТЕЛЬНЫХ ДУХОВ
Глава 2
Изгнание злого духа
ГЕНЕРАЛ МСТИТЕЛЬНЫХ ДУХОВ
Глава 2
Изгнание злого духа
– Эйкай!
Он опоздал. Близился рассвет, когда он подоспел на место. Храм Тамондо уже лежал в руинах, а посреди дороги распростёрся мёртвый Эйкай.
– Эх!..
«Что ж поспешил ты так, Эйкай?»
Человек приподнял хладеющее тело – это был тот самый странствующий буддийский монах с неостриженной головой и тёмной порослью на щеках, что минувшим днём вознёс молитвы об отце Миэ.
Двое сговорились встретиться нынче, да не сложилось.
Земля насквозь пропиталась кровью – вся она принадлежала Эйкаю, хоть на его теле не было видно ни царапины.
– Проклятье…
Уложив покойного, монах стиснул зубы. В этот миг невесть откуда послышался голос:
– Сюриносин-доно…
Странник поднял глаза, и дыхание его прервалось: прямо перед ним стояла фигура более не причастного к этому миру человека – душа покойного.
– Эйкай… – ошеломлённо проговорил Сюриносин. Силуэт виднелся лишь до пояса, губы были окрашены кровью. Эйкай с грустью смотрел на него, и в глазах копилась горечь.
– Кто сделал это? Кто умертвил тебя?
Не облекая образы в слова, дух поведал монаху о скорбном происшествии вчерашнего вечера. Потрясение сменилось обидой – Сюриносин закусил губу и раздосадовано кивнул головой:
– Всё ясно. …Хватит. Да будет лёгок твой путь к нирване. Не сомневайся, – и он сложил руки в молитве.
Так, душа Эйкая, выполнив последнее обязательство, постепенно утопая в белом свете, растаяла с лучами восходящего солнца.
«Убит мстительным духом Кагэторы…»
Печально – молодой человек подавал большие надежды.
Сюриносин глубоко раскаивался в том, что втянул его во всё это. Эйкай был отшельником из Яхико(1) и обладал исключительной духовной силой. Пусть и с благословения Кэнсина, но он потерял свою единственную жизнь ради этого дела – а так бы вырос выдающийся буддийский монах.
«Следовало выполнить всё самому».
– Прости, Эйкай, – Сюриносин склонил голову. Ничего бы этого не произошло, если бы Эйкай не обладал той силой… Странствующий монах вскинул глаза. Если даже Эйкай не справился с мстительным духом замка Самэгао, то он был не чета рядовым духам мщения.
«Хочешь Этиго погубить? Не бывать тому!»
Генерал мстительных духов – Уэсуги Кагэтора...
Однако кошмар для Этиго ещё только начинался.
***
Мстительные духи зашевелись в Этиго вскорости после смерти Кэнсина, а с ночи убийства Эйкая даже в замковом городе Касугаямы стали появляться многие вереницы блуждающих огней.
– Наму-Амида-Буцу(2), Наму-Амида-Буцу, – содрогались горожане.
– То призраки воинов с поля битвы к замку вертаются.
– И я видал! Целое полчище ко рву замка подобралось, – заявляли наперебой самовидцы.
– А на пристани духи лодку потопили…
– Видать, со всех концов Этиго в Касугаяму войско призраков слетается…
– Стая огней перевалила через Ёнэяму(3)...
– А ну как на князя Кагэкацу нападать идут… Ужас!
– Выходит, правду говорят, что князь Кагэтора гневается и набег готовит.
– Того и гляди, беда случится… Поскорей бы назад, в Камигату.
Назавтра после этого разговора блуждающие огни сожгли караульню замка Касугаямы, а ещё через день призраки обнаружились захваченном во время смуты Отатэ замке Хондзё Хидэцуны – Тотио(4) и старом замке Санпондзи Саданаги(5) – Фудояме, и затеяли там пожары. Изо дня в день мстительные духи наводили всё больше шуму.
Сюриносин, схоронив Эйкая, вернулся к стенам Касугаямы пару дней спустя. Меж тем, атмосфера в городе за это время совершенно переменилась: тёмная сила окутала всё вокруг, да на каждом шагу бродячие призраки попадались. Даже те, кто не видел духов, ощущали неладное – куда ни глянь, всюду только и разговоров, что о Кагэторе.
– Никак ты, почтенный монах? Вернулся, что ли? – с кукловодом Комори они столкнулись у моста Огэ: – Ну что, всё, как я говорил?
– Сегодня ведь базарный день? А что народу так мало?
– Камигатские лодки Наоэцу нынче сторонятся. Прочий люд тоже в город не хаживает, князя Кагэтору боится. Гибнет торговля…
Пытаясь хоть как-то совладать с ситуацией, купцы и торговцы обратились в храмы с просьбой о помощи, да всюду получили от ворот поворот – их даже слушать не стали.
– Праздник грядёт, праздник духов мщения! – воскликнул Комори беззаботно. – Наречём сие «Падением Этиго». Призраки со светочами в руках окружат Касугаяму, зайдутся в неистовой пляске, и Этиго сгорит дотла – вот и конец наступит Уэсуги.
– … А что же говорит князь Кагэкацу?
– И князь Кагэкацу, и князь Наоэ гнушаются сего, делают вид, будто ничего не происходит. Но иные сановники с отчаяния украдкой привлекают городские храмы, чтоб помогли изгнать окаянных духов.
– Привлекают храмы?..
– Порешившему Кагэтору храму обещают удвоить владения, да ещё и приплатить двести рё.
– Не может быть!..
– Господам-монахам наградой глаза застит. Вишь, подъяли грузные зады, молитвы читать начали, да только шуму всё больше. Ты, поди, тоже из таких?
Сюриносин с досады прищёлкнул языком. Духи не успокоятся, даже если прочесть тысячу сутр по насильственно убиенным. Вон и Эйкай не справился с ними.
«Нужно торопиться…»
Меж тем, с годовщины смерти Кэнсина минуло четыре дня – шёл семнадцатый день третьего лунного месяца. Четыре года назад в этот день пал Отатэ. Как и ожидалось, случилось происшествие: сам генерал мстительных духов изволил явиться в Касугаяму.
Дело было вечером – нежданно-негаданно, небывалая для той поры грозовая туча зависла прямо над замком, небо разразилось молнией, а облака сложили диковинный узор. Скоро городские жители подняли переполох. Услыхав резкие голоса, Сюриносин поспешил наружу: навстречу с воплями и криками бежали горожане и вассалы замка.
– Что стряслось?! Отчего такой шум?
– Призрак! Призрак в замке!..
«Что?..»
Глянув на западное небо, Сюриносин не поверил своим глазам:
«Это ещё что?..»
За рядами домов, прямо над замком Касугаяма будто реял в облаках чей-то смутный лик.
– Князь Кагэтора! – раздался чей-то голос: – Это князь Кагэтора!
В городе поднялась паника: кто-то бежал восвояси, кто-то застыл, оцепенев от ужаса. Люди выпрыгивали из домов, бросали поклажу, метались напуганные лошади – всё вокруг было охвачено безумием. Один лишь Сюриносин помчался к замку, против хода несущейся толпы.
Точно, в небе человеческое лицо. Чтобы так отчётливо проявить себя, мстительному духу нужна колоссальная энергия.
«Неужто и впрямь Уэсуги Кагэтора?..»
Зависший над замком дух Кагэторы злобно взирал на город. Подбородок на призрачном лице впал, черты смазались, лишь глаза горели таинственным светом. Кровь стыла в жилах, стоило только глянуть на этот исполненный ненависти образ.
От разлившейся в воздухе злобы монаху сделалось плохо – до сих пор ему не приходилось видеть столь огромного духа мщения.
– Князь Кагэтора пришёл!.. Пришёл убивать!..
Сюриносин схватил за ворот бежавшего навстречу самурая – по всему, вассала дома Уэсуги:
– Точно? Это правда Уэсуги Кагэтора?
– Да точно! Сколько раз я его видел в замке! Это точно Сабуро-доно, покойный Кагэтора!..
Тут же Сюриносин изловил сбежавшую от какого-то торговца лошадь и, оседлав её, помчался к Касугаяме.
Тем временем в замке караульные вели прицельный огонь по призраку из мушкетов, но мстительному духу пуля – не помеха. Мало того, из грозовой тучи обрушились молнии, разметав стрелков: самураи сломя голову кинулись в укрытия.
– Не отступать!.. Нужно отогнать его!.. – от чёрных железных ворот раздавал приказы командующий. Монах узнал его:
«Это же Тисака Кагэтика(6)!..»
– Цусима-но-Ками-доно!.. – уже спешившись, на бегу закричал Сюриносин. Однако, обернувшись на голос, Тисака Кагэтика не признал зовущего:
– Кто таков?!
– Стрелы и ружья здесь бессильны! Ваш противник – мстительный дух, немедленно бегите!
– Слушай, монах! Здесь я – командир!
– Цусима-но-Ками, бегите сейчас же! – от такого напора Тисака невольно отступил – у монаха хватило духа накричать на него как на какого-то юнца: – Вы должны защитить князя Кагэкацу. Не пускайте его за порог особняка!
– Ты кто?..
– Не важно.
Резкий грохот прервал разговор – ближайшая к ним караульня разлетелась вдребезги от удара молнии. Разряды посыпались на замок один за другим. Метались сбежавшие из конюшни лошади.
– Запритесь в усадьбе и неотрывно читайте сутру Фудо(7)! Ни в коем случае не останавливайтесь!
«Идите же!» - скомандовал Сюриносин, и Тисака сделал, как ему было велено: бросился бежать. Стоя посреди урагана с чётками в руках, монах вскинул грозный взгляд вверх, к огромному лику мстительного духа. Кагэтора и не думал исчезать – его исполинское лицо кривилось от злобы, рот испускал яростные вопли, вместе с которыми на замок обрушивались гром и молнии.
– Нападаешь на крепость князя Кэнсина, Сабуро Кагэтора?! – что есть мочи закричал Сюриносин: – Я – Иробэ Сюриносин Кацунага(8)! Я пришёл в этот мир по приказу Бога войны(9) – князя Кэнсина! Немедля отзови орудие гнева своего!
Иробэ Кацунага – имя почившего много лет назад генерала, служившего под началом Кэнсина.
– Немедля угомонись!
Но Кагэтора не слышал. Он кричал разъярённым зверем, и этот крик – не то ярости, не то горечи – разносился по замку, наводя на его обитателей ужас. От грохота, отдающегося во всём теле как беспорядочный барабанный бой, хотелось зажать уши.
Иробэ Кацунага сложил пальцы в магический знак, стряхивая с себя оцепенение, и нараспев заговорил заклинание, взывающее к силе Фудо:
– Наумакусанманда, бадзарадан, сэнда, макаросяда, сохатасэ, ун, тарата, канман! – повинуясь могущественной мантре, из тела заструился свет. Стоило монаху водрузить на плечо свой проржавевший посох, как тот засверкал золотом:
– Копьё Фудо! Порази врага насмерть! – с этими словами он изо всех сил метнул посох в Кагэтору.
Подобно громадной стреле, копьё Фудо стремительно промчалось по небу, оставляя за собой золотистый хвост. Однако на духа мщения никакого действия оно не возымело – Кагэтора его даже не заметил, и посох, пронзив пустоту, рухнул куда-то в лес.
«Это ещё как?..»
Копьё Фудо не сработало.
С искажённым яростью лицом Кагэтора пустил молнию в монаха – получив прямой удар, Кацунага кубарем полетел на землю.
– Уничтожу… Всю эту землю изничтожу… …Пусть пропадает Этиго!
«Нет!» – Кацунага приподнялся, превозмогая боль. Всю оставшуюся силу он вложил в мантру, призывающую Бисямон-тэна:
– Он, бейсирамандая, совака, он, бейсирамандая, совака…
Лик в небе изменился. Одолевший заклинание Фудо-мёо, Кагэтора почему-то среагировал на мантру Бисямон-тэна: черты его лица вдруг исказились от боли. Не давая ему опомниться, Кацунага продолжал читать мантру. Откликаясь на муки Кагэторы, в небе, словно стая обезумевших драконов, буйствовали молнии.
– Противишься, Сабуро Кагэтора?! – вскричал Иробэ: – Смирись уже!
Сверкнула ослепительная молния, а потом лик Кагэторы исчез. Генерал мстительных духов бежал – не перед силой Фудо, а перед силой Бисямон-тэна.
Грозовая туча скоро развеялась, однако же, лицо Иробэ Кацунаги не прояснилось: он выиграл схватку, но упустил призрака.
«Похоже, этим дело не кончится».
***
Как и ожидалось, Кагэтора на том не успокоился.
Иробэ Кацунага остался в замковом городе Касугаямы. Мстительные духи после того случая пошли буйствовать ещё пуще прежнего. Случившееся три дня назад землетрясение в Накагори тоже, видно, было кагэториных рук дело: в небе, по рассказам очевидцев, появился его громадный лик, низверг на земли Этиго злобу свою, да пропал восвояси. И как тонула лодка из северных провинций – тоже он появлялся. По зову его изо дня в день в замковом городе собиралось всё больше блуждающих огней, не иначе как предвещая страшные бедствия. Жители спасались бегством, словно смута Отатэ повторялась вновь.
Кацунага остановился в Вада-но-цудзи, притворившись нищим монахом. Его не покидали тревожные мысли.
«Если мстительные духи поднимут войско…»
Можно догадаться, что произойдёт - и когда. В тот самый день.
«Пока этого не случилось, надо как-то изгнать дух Кагэторы…»
Вдруг почувствовав приставленное к горлу остриё копья, Кацунага выпрямился. Очнувшись от тяжких раздумий, он с удивлением обнаружил, что окружён невесть откуда взявшимися вооружёнными копьями ратниками.
– Ты тот подвижник, что отогнал вчера мстительного духа от Касугаямы? – из-за спин солдат появился облачённый в доспехи (несмотря на мирное время) командир, сидящий верхом на лошади. Догадавшись, что патруль пришёл из замка, Кацунага успокоился и ответил:
– Ваша правда, это я.
Ратники опустили копья, а монах узнал всадника, хоть уж и прошло почти 22 года…
«Хмм… Уж не сын ли это Аюкавы Киёнаги(10)?»
– Тебя хочет видеть Тисака-доно. Прошу проследовать за нами в Мидзё, – некогда совсем юный воин сейчас держался с неизменным достоинством. Взяв шляпу, Кацунага учтиво склонил голову.
– Я искал тебя, почтенный монах, - сказал Тисака, вздохнув едва ли не с облегчением. Он встретил Кацунагу, едва того привели к нему в усадьбу на территории замка.
– Я предполагал, что ты ещё в городе… Не знаю, как и благодарить тебя за вчерашнее.
Кацунага сохранял бесстрастный вид, впервые за десятилетия вновь оказавшись в замке Касугаяма. Разумеется, то было во время жизни Иробэ Кацунаги, а в этом теле он здесь ранее не бывал. Внутри замка мало что изменилось – разве что несколько новых укреплений выросло, но устройство ворот и домов – всё тоже. Вот и усадьба Тисаки осталась прежней.
Рядом с ним стоял облачённый в доспехи Аюкава Моринага(11) – сын хозяина замка Обасава, Аюкавы Киёнаги, боевого товарища Иробэ. Славившись в детстве дерзким характером, с годами он, видно, стал куда осмотрительнее, и с недавних пор сделался главой дома, наследуя Киёнаге.
Тисака завёл разговор о мстительном духе Кагэторы:
– Позволю заметить, эти волнения начались уже давно. С годами страсти накаляются, и вот что теперь случилось. По совести скажу, мы и не ведаем, как быть дальше. Ладно бы противником был человек, но как бороться с теми, кого более нет на свете?..
– Князь Кагэкацу об этом знает?
– Его светлость ничего не желает слушать, - Тисака сокрушительно покачал головой: – Наш господин решительно не верит в существование призраков. Говорит: «Вы сами плодите обман, тени своей боитесь! Призраки – всё это досужие сплетни!» И никоим образом не обращает внимания. Посему мы – те, кто может их видеть – пытаемся сделать хоть что-то…
Среди всех вассалов и Тисака, и Аюкава, судя по всему, были из той породы людей, что обладают особыми способностями. Они видели призраков и понимали, как велика опасность.
– Однако же, мы не знаем, как с ними совладать. Требовали от храмов и монастырей провести обряды, но это не помогло. Вся надежда на тебя, подвижник.
– Вы хотите, чтобы я изгнал призрака?
– Разумеется, не безвозмездно. Мы вас наградим. Возможности наши, конечно, не безграничны, но всё, что в наших силах – сделаем.
– Награда мне не нужна, – немедля ответил Иробэ Кацунага: – Я делаю это по велению долга, а не по приказу военачальников.
– Стало быть, ты стараешься не ради князя Кагэкацу?
– Прими я награду от того, кто самолично породил всех этих мстительных духов – и не упокоятся даже те, кого можно упокоить.
Тисака не нашёл, что ответить, а монах продолжил:
– Прошу лишь вашего содействия.
И Кацунага наказал сделать следующее. Во-первых, разместить везде внутри замка обереги Бисямон-тэна, и всех его обитателей обязать носить обереги при себе. Во-вторых, надёжно опечатать северо-восточное направление(12). В-третьих, велеть всем храмам и святилищам на протяжении семи дней совершать только лишь молитвы и обряды, посвящённые Бисямон-тэну. И, наконец – самое главное. Кагэкацу должен был лично уединиться в часовне Бисямон-тэна, что во внутренней цитадели замка, для семидневной молитвы.
Последнее привело Тисаку с Аюкавой в замешательство. Кагэкацу вряд ли на такое согласится... Но от этого зависела его жизнь.
– Хорошо, – кивнул Аюкава Моринага. – Я как-нибудь уговорю господина.
– Рад слышать.
– Всё ради защиты Уэсуги.
От решённого однажды этот человек не отступается, вот на кого можно положиться.
– Вы сказали семь дней, но почему именно такой срок?
– Если духи мщения хотят вторгнуться в Касугаяму, то случится это именно в тот день.
«Третий лунный месяц, двадцать четвёртый день, час лошади(13)…»
– В день и час самоубийства князя Кагэторы в замке Самэгао.
Тисака и Аюкава разом сглотнули, их лица застыли.
– Будьте настороже.
Аюкава Моринага вызвался проводить Кацунагу, покинувшего усадьбу Тисаки, до северных ворот Фуная.
– Запроси ты тогда награду, я бы тебя прогнал, - Кацунага поднял взгляд; с лица героя многих войн на него смотрели глаза подростка, каким он знал его. – Но тебе, похоже, можно доверять.
«Славным ты вырос командиром, Магодзиро », – подумал Кацунага с одобрением. На прощание у самых ворот Аюкава добавил:
– Здесь, во внутреннем замке, сокрыт прах князя Кэнсина – я никому не позволю его потревожить. Предоставьте замок мне. Я сумею защитить господина Кагэкацу.
– Хорошо, - кивнул монах, а Аюкава вдруг спросил, понизив голос:
– Тот призрак… это точно князь Кагэтора?
Кацунага принял серьёзный вид и сказал, не подтверждая и не опровергая:
– Такова участь воинов – порождать мстительных духов.
– Хочешь сказать, повернись дело по-другому – и призраками стали бы мы? – и, не дожидаясь ответа, Аюкава с нажимом продолжил: - Но я за той войной неправоты не вижу! Если бы Кагэтора-доно стал правителем, Ходзё прибрали бы Этиго к рукам. Ходзё Удзиясу отдавал сыновей в другие семьи, дабы расширить владения – без сомнения, Этиго постигла бы так же участь. Вот и Такэда Кацуёри, испугавшись, что его окружат с двух сторон, переметнулся к князю Кагэкацу!
Аюкава считал, что их дело правое, и они не заслуживают проклятия.
– Для человека, рождённого в семье воинов, всё решает результат битвы. Поражение есть поражение. С какой стати мы теперь должны несправедливо гибнуть?
– Таким ли человеком был князь Кагэтора?
Аюкава поднял голову.
– Забыл бы он доброту князя Кэнсина, передавая Этиго во владение к Ходзё?
Аюкава, не найдясь сразу, что ответить, бросил на монаха подозрительный взгляд, и тот поспешил разъяснить:
– Просто мне, скромному отшельнику, не доводилось встречаться с князем Кагэторой...
– То, что Кагэтора-доно остался в Этиго… Князь Кэнсин просто не смог его выгнать, после того как женил на племяннице и дал своё старое имя – чай, не девица. Наверняка он сожалел потом о своей поспешности, а Кагэтора-доно только и ждал, пока князь Кэнсин умрёт. Когда же власть досталась не ему, развязал войну из упрямства.
«Так ли всё было?..»
– …Пусть пропадает Этиго!
Едва ли столь ужасающий мстительный дух появился всего лишь от несбывшихся честолюбивых притязаний.
– …Таким ли человеком он был?
Аюкава бросил на него острый, подозрительный взгляд.
Иробэ покачал головой:
- Я лишь хотел узнать, что за человек был князь Кагэтора…
И он действительно имел это в виду.
Аюкава смерил Кацунагу пристальным взглядом:
– Военачальник никогда не забудет родную семью. Человек Ходзё – до смерти Ходзё, и всё тут.
Похоже, разговор действительно задевал его за живое. Сам Аюкава во время смуты Отатэ сперва был на стороне Кагэторы, и то, что он горячился сейчас, свидетельствовало об угрызениях совести. Да и не один он такой: многие переметнулись в ходе противостояния, что было вполне объяснимо.
Немало генералов, видя всегдашнее расположение Кэнсина к Кагэторе, пребывали в убеждении, что тому и быть наследником – это принималось подобно неписаной воле. Они поначалу выступили с Кагэторой, но переметнулись после уговоров Кагэкацу. Даже те, кто остались, всё равно опасались поддержки Ходзё. Сделайся Кагэтора правителем, и Этиго рано или поздно станет зависимым от Ходзё, рассуждали они. По крайней, мере, с Ходзё, как прежде уже не повоюешь.
Правильными ли были эти рассуждения?
– Такова участь воинов – порождать мстительных духов, – повторил свои же слова Кацунага. Странствующий монах не упрекал Аюкаву – скорее наоборот, признавал его правоту.
– Может статься, завтра и я стану духом мщения. Таковы люди войны…
«Будьте осторожны», - предупредил он напоследок, и ушёл.
Аюкава долго провожал удивлённым взглядом этого странного подвижника.
***
– Всё в городе околачиваешься? – в Вада-но-Цудзи Кацунагу поджидал кукольник Комори. Это было за три дня до годовщины смерти Кагэторы: – Пришёл черёд Касугаямы – гибельно тут стало теперича. Пойду и я из Этиго – мне тоже, как-никак, жизнь дорога.
Кацунага и сам по пути в избытке наблюдал собиравших вещи и уезжавших горожан и торговцев. Призраки уж стали являться не только по ночам. А оттого, что средь бела дня можно повстречаться с закованным в латы духом, недолго и с ума сойти. Жители бежали из призамкового города. Даже Кагэкацу заволновался и велел устроить заставы повсеместно, дабы пресечь исход людей. Но это не помогло; к тому же, запреты порождали мятежные настроения.
В городе начались беспорядки.
Даже храмы, где по приказу Тисаки вершили молитвы и обряды Бисямон-тэну, несколько дней назад подверглись нападению призраков. Последней же каплей оказалось переданное духами предупреждение.
– В день падения Самэгао наша ненависть ввергнет этот город в пучину огня! – стенала одержимая девушка, пугая уличный народ криками. Весть о том разлетелась в мгновение ока – это и вызвало нынешний переполох.
– Всё, пиши пропало! Скорей спасаться, ведь надежда – она есть, только покуда жив. Ты бы тоже собирался и уходил из Этиго.
– Я остаюсь.
– Дурачина! Всерьёз замыслил биться с мстительным духом князя Кагэторы?
Видать, решимость монаха не убавилась.
– Помрёшь.
Кацунага улыбнулся в ответ:
– …Да уж помер.
Здесь Комори о чём-то смекнул и впервые посмотрел на Кацунагу с испугом. Потом взвалил поклажу на плечи и поспешил уйти, будто прочь бежал.
«Довольно раздумывать», – словно отгоняя сомнения, Кацунага поднял голову. Всё, что от него требовалось – это исполнять приказ Кэнсина.
«Я верю князю Кэнсину».
Проводив взглядом сгорбленную фигуру слепого кукольника, Кацунага направился в сторону окутанного водоворотом злобы призамкового города.
– Князь Кагэтора вторгнется в Мидзё!
– Наш генерал придёт!
– Погибель вам! Погибель!
– Всю землю Этиго – сжечь!
– Многая лета генералу мстительных духов!
-------------------
Примечания переводчика:
1 Яхико (яп. 弥彦, Yahiko) – село, расположенное в центральной части префектуры Ниигата, где находится святилище, посвящённое одноимённому горному божеству.
2 Наму-Амида-Буцу (яп. 南無阿弥陀仏, Namu-Amida-Butsu) – буквально: “Слава Будде Амида” – почитание Амитабхе Будде (Будде Амида); мантра школ Чистой Земли
3 Ёнэяма (яп. 米山, Yoneyama) – горный хребет севернее Наоэцу (ныне Дзёэцу), префектура Ниигата
4 Замок Тотио (яп. 栃尾城, Tochio jō ) – первый замок Хондзё Хидэцуны, в нынешнем городе Нагаока префектуры Ниигата.
5 Санпондзи Саданага (яп. 山本寺定長, Sanbonji Sadanaga, 1519 - ?) – глава сторонней ветви клана Уэсуги (Уэсуги-Санпондзи), вассал Уэсуги Кэнсина. Был назначен опекуном Уэсуги Кагэторы после его усыновления; во время смуты Отатэ поддерживал Кагэтору, однако, после поражения последнего покинул замок и бесследно исчез.
6 Тисака Кагэтика (яп. 千坂景親, Chisaka Kagechika, 1536 - 1606) – один из 25 генералов Уэсуги Кэнсина, титул: Цусима-но-Ками. После смерти Кэнсина поддержал Кагэкацу.
7 Фудо (яп. 不動, Fudo, он же Фудо-мёо, санскр. Ачаланатха) – один из пяти великих мёо, его имя означает «неподвижный»; в храмах школы Сингон символизирует мудрость будды Дайнити.
8 Иробэ Кацунага (яп. 色部勝長, Irobe Katsunaga, 1493? – 1569) – выдающийся генерал эпохи Усобиц, служил двум поколениям клана Нагао, и последнему – Уэсуги Кэнсину. Один из самых уважаемых вассалов Кэнсина, а также его военный распорядитель. Был убит в осаде мятежного замка Хонзё Сигэнаги.
9 Бисямон-тэн
10 Аюкава Киёнага (яп. 鮎川清長, Ayukawa Kiyonaga) – один из вассалов Уэсуги Кэнсина, участвовал в четвёртой битве при Каванакадзиме. Службу начал ещё отцу Кэнсина – Нагао Тамэкагэ.
11 Аюкава Моринага (яп. 鮎川盛長, Ayukawa Morinaga) – сын и наследник Аюкавы Киёнаги, вассал Уэсуги Кэнсина. Во время смуты Отатэ поддержал Кагэтору, однако, позже перешёл на сторону Кагэкацу.
12 Согласно мистическому учению онмёдо, это плохое направление, оно обозначено специальным термином – кимон (яп. 鬼門, буквально – “ворота зла”).
13 Час лошади – примерно с 11:40 до 13:40 по современной системе измерения времени.
14 Магодзиро (яп. 孫次郎, Magojiro) – детское имя Аюкавы Киёнаги.
застит что сделает?
Иробэ Кацунага остался в замковом городе Касугаямы Мстительные духи после того случая пошли буйствовать ещё пуще прежнего.точка нужна?
Застит и подъяли - это устаревшие диалекты слов "затмевает" и "подняли". Кукольник и в оригинале говорит не так, как все остальные.
Про точку: спасибо, нужна, исправлено.
большое спасибо за новую главу))
Sei-chan, Шу-кун, это вам спасибо. ) Продолжение, конечно, будет. )
вот за что я люблю кувабару - даже несущественную ерунду(патамушта сколько можно тянуть с выходом кагеторы на сцену) она пишет так, не оторвешься
читать дальше
читать дальше
Ну, собственно, Кагэтора уже вышел. ) Он же и в прошлой главе дал о себе знать...
читать дальше
Ну, собственно, Кагэтора уже вышел.
бестелесный дух не считается
читать дальше
все равно не считается. дух же