Красотой спасётся мир
Заключительная глава первой истории. :-) Всех с наступающим!
После этого Кацунага уединился в маленьком буддийском храме у обочины тракта, и долго возжигал гома, не обращая внимания на мстительных духов, которых всё больше собиралось вокруг.
Годовщина смерти Кагэторы грядёт завтра.
Завидев закат, Кацунага покинул храм и направился на юг, к замку Самэгао.
Оставался лишь один шанс – если сегодня не удастся, Кагэтору уж будет не остановить.
Поверх рясы он накинул соломенный плащ от дождя – вот в чём будет нужда, как во владения мстительных духов зайдёшь. Сквозь сумерки Кацунага шёл прямо по тракту к тому самому месту, где давеча погиб Эйкай.
Покрытая стаей блуждающих огней, гора вокруг Самэгао пылала словно факел. Только чем ярче становился огонь, тем холоднее делалось повсюду. Тёмная призрачная сила мешала дышать – и даже вовсе нечуткий к потустороннему человек не решился бы зайти дальше.
«Кричат».
Невысказанным криком кричат.
Кацунага их слышал – верно, сердцем чуял этот вопль, исполненный той же самой горечи, что он свидетельствовал в Касугаяме. Перекликаясь друг с другом, призраки всё прибывали.
«Если они раскроют, что я человек, мне конец... Нельзя допустить этого».
Кацунага собрал волю в кулак и поплотнее запахнул соломенный плащ, который заключал в себе духовный щит. Теперь, чтобы сделаться невидимым для призраков, нужно было, не снимая плаща, читать мантру онгё(1):
– Он, марисиэи, совака, он, марисиэи, совака…
Вдоль дороги попадались причудливые человеческие фигуры, Кацунага всё двигался вперёд. Впереди виднелась похожая на сигнальный костёр стая блуждающих огней. Это место притягивало большее число духов: неужто, развалины замка?
Кацунага остановился: со стороны развалин как будто бы послышался радостный детский голос.
«Померещилось?»
Нет, непохоже. Он медленно пошёл на голос. В какой-то момент воздух вокруг словно сделался мягче, и вскоре глазам Кацунаги предстала неожиданная картина. Облачённая в утикакэ(2) женщина – по всему, из самурайского сословья – грациозно сидела в лучах света. Она тихо и умиротворённо улыбалась, а вокруг весело бегал мальчик лет десяти – он догонял щенка. Ребёнок тоже принадлежал самурайской семье, а женщина, наверное, была его матерью. Точно тёплыми лучами солнца написанная картина – единственный светлый уголок в пропитанном злобой и ненавистью замке Самэгао.
«Кого-то напоминает… – глядя на женщину в утикакэ, Кацунага порылся в памяти: – Неужто, госпожу Сэнтоин(3)?..»
Так звали старшую сестру Кэнсина – лицом женщина очень походила на неё, но всё же была не она. Сэнтоин приходилась матерью не только Кагэкацу, но и жене Кагэторы.
«Значит это…»
Жена Кагэторы и его сын Доманмару.
Кацунага слыхал, что Доманмару погиб в смуту Отатэ, когда ему было всего девять лет. Он направлялся в Касугаяму вместе с Уэсуги Норимасой, чтобы договориться о мире, но был захвачен людьми Кагэкацу и убит, а его мать покончила с собой вслед за Кагэторой.
Вскорости Кацунага заметил, что оба они не были духами. Он не чувствовал их присутствия. То был плод чьего-то воображения – словно стремление сохранить дорогие сердцу воспоминания породило эту картину. Какой-то мстительный дух видел это во сне, и Кацунага точно знал, чьи грёзы он наблюдает. Возлюбленная семья, милые сердцу дни…
«Это ведь вы, Кагэтора-доно?..»
В тот же миг воздух потяжелел – всё вернулось на круги своя. Фигуры жены и ребёнка растаяли подобно дымке, и, не успел Кацунага спохватиться, как на него полилась чья-то злая воля.
«Проклятье…»
Кагэтора его заметил. Вместе с тем, и остальные духи мщения обратили к нему убийственные помыслы. Всё же, так просто Кагэтору оказалось не провести.
– У-ух!..
Порывами чёрного ветра соломенный плащ разорвало в клочья и унесло прочь. Кацунага, удерживаясь на ногах, встретил шквал лицом.
«О, боги!»
Во тьме блуждающие огни выстраивались в боевые порядки. Понимая опасность, монах встал наизготовку. Холодная отрицающая воля накатывала откуда-то сверху – там, в небе, вихрясь и закручиваясь, зарождался громадный огненный шар.
«Сгусток синего пламени!»
Внутри него проступало человеческое лицо, и не было в мире ничего ужаснее этого жуткого облика… Дух мщения.
«Уэсуги Кагэтора».
Он был сильнее, чем раньше – будто с приближением годовщины смерти его силы умножились. Кацунага с усилием выдохнул, освобождаясь от липкого страха – если поддаться малодушию сейчас, то зачем вообще было приходить сюда. Защищая тело духовным барьером, и наращивая собственную силу, он бросил вызов:
– Ну что, генерал мстительных духов? Войско собрал, да? Однако я не позволю вам двинуться в бой!
Блуждающие огни оборачивались фигурами воинов: с искажёнными ненавистью лицами, кто без голов, кто без конечностей – духи мёртвых солдат завыли, окружая Кацунагу. Он же воззвал к ним от всей души:
– Распустите войска! Непозволительно вам иметь силу в этом мире!
Но не было ему ответа – Кагэтора молчал, а духи воинов, меж тем, ринулись нападать на Кацунагу, кипя от злобы. Монах сложил пальцы в магический знак – мудру Бисямон-тэна. Призраки налетели подобно своре волков, но он уничтожал их по очереди – тем же способом, каким в своё время действовал Эйкай. Мстительные духи, испуская стоны, таяли, как огоньки свечей на ветру. Остальные, испугавшись, попятились. Отшельник в одиночку сеял страх в рядах противника, и его аура горела, подобно ореолу самого Будды.
– Узрите же! Вы бессильны перед лицом Будды. Примите собственную смерть! – вещал Кацунага, не расплетая пальцев: – Привязанность к этому миру не несёт вам ничего, кроме страдания. Хотите облегчения – идите к свету! Оставьте тьму! А уж тем, кто причиняет вред ныне живущим, свет никогда не покажется!
– А мне не нужно света.
Кацунагу ударило мощное отрицание – безмолвный помысел, ведь душе не присуща речь. Воплощение ненависти к доводам разума глухо. Он не думает о спасении – что и делает его мстительным духом.
«Плохо дело!..»
Тёмная воля Кагэторы одолела Кацунагу – слова бессильны против средоточия страстей. Под этим ужасным давлением аура Кацунаги рассеялась в один миг, оставив его незащищённым. Никогда ещё ему не доводилось видеть, чтобы мстительный дух одной лишь силой чувства мог так подавить человека.
–…Пусть пропадает Этиго! Уничтожу!
Каждый крик Кагэторы придавливал к земле, словно громадный камень. Кем надо быть, чтобы творить такое одной лишь ненавистью? Какой душой надо обладать?
«Нет, всё-таки чудовище… – Кацунагу пробрала дрожь. – Если я буду считать его человеком, меня ждёт смерть».
– Гха!
Раздался странный звук – то разрывались на руках и ногах кровеносные сосуды. Кацунага пытался оградить себя мысленным щитом, но сознание Кагэторы насквозь прорывало любые преграды. От внутренних кровотечений кожа изменила цвет, тело застонало от боли. Кацунага упёрся ногами в землю, и земля треснула под ним, но он отчаянно пытался сохранить равновесие.
– Стой, Кагэтора! Не умножай злодеяний! – но дух ничего не слышал: – Сто-о-ой!
Тьму потряс крик, и под ноги Кацунаге полетел кровавый комок плоти. Монах заметался, зажимая бьющую из левого уха кровь. Ухо ему оторвало.
Кацунага, с измазанной в крови рукой, поднял на Кагэтору гневный взгляд. Свирепый дух не знал пощады, забрасывал Кацунагу энергетическими ударами, не давая передохнуть. Ещё немного – и он покойник.
– Ничего у тебя не выйдет, мстительный дух! – с угрозой в голосе воскликнул Кацунага: – Коли не понимаешь по-хорошему – будет по-плохому!
Тело монаха вспыхнуло энергетическим пламенем – то были его последние силы. Мощный поток, казалось, достигал небосвода.
– Наму-тобацу-Бисямон-тэн! – окровавленные пальцы сложились в мудру: – Даруй мне Лук Справедливости и Стрелу Изгнания!
К поднятой вверх левой руке откуда-то из поднебесья ударила молния, образовав в ладонях монаха огромный, туго натянутый лук. А в правую, вытянутую горизонтально руку легла стрела, рождённая огнём из недр земли.
– Изыди, нечисть!
Целя в Кагэтору, Кацунага сильнее натянул большую огненную стрелу. Тотчас её остриё раскалилось добела и засияло. Разряды образовали светящуюся сферу, с невероятной мощью вбиравшую в себя всю энергию окрест. Воины забились в агонии. Сотворённый из молний лук заскрипел, изогнутый до предела – лишь тогда Кацунага выпустил стрелу.
Раскалённая стрела побежала по небу, растягивая хвост словно комета, и тех воинов, которые попадали в этот водоворот света, расшвыривало в разные стороны. Стрела Бисямон-тэна угодила в самое горло генералу мстительных духов.
Беззвучный вопль пронзил пространство… Синее пламя мгновенно сделалось белоснежным и будто взорвалось, разлетевшись в стороны. Кагэтора метался в муках – по ущелью эхом разносились крики боли.
– И напоследок! – Кацунага создал ещё одну огненную стрелу; выгнулся туго натянутый лук… Цель – воплощение Кагэторы, его душа.
С триумфальным криком он спустил тетиву!..
Однако последний удар пропал впустую. Ответная атака Кагэторы оказалась сильней – стрелу, выпущенную Кацунагой, одним махом растворило яростное пламя, извергнутое изо рта духа мщения.
«Это ещё что?!»
Несокрушимый лук самого Бисямон-тэна!..
– Не может быть! – возглас Кацунаги превратился в вопль, когда пламя Кагэторы и сила поглощённой стрелы налетели на него.
Тотчас глаза залило ярким белым светом; в нём отразились образы: павшие в бою командиры и солдаты; дом, пожираемый пламенем; зарубленный сын; убившая себя жена; вражеское войско; замок Самэгао в огне… а в самом конце – белая фигура монаха-воина – Кэнсина…
Он думал оградиться мысленным щитом, да не успел. Поверженный яростной силой, Кацунага свалился наземь, точно марионетка.
Он хотел открыть глаза, но сумел лишь слегка разомкнуть веки. Но даже так он видел, как неуклонно разрастается фигура Кагэторы – сила этого чудовищного духа не ведала границ!
Он не мог больше шевельнуть и пальцем, и сил, чтобы утащить Кагэтору за собой, у него не оставалось – он понял это в ту же секунду, в какую почувствовал приближение конца.
«Князь Кэнсин!»
–…Пусть пропадает Этиго! – мысленная волна Кагэторы заполнила всё вокруг… Тогда-то это и произошло.
В небе что-то загрохотало, а в следующий миг огромная молния соединила небосвод и землю – всё пространство вокруг Самэгао потонуло в небывалой взрывной волне.
Разорвавший тьму вой принадлежал Кагэторе – молния пронзила его насквозь, словно кара небесная.
В древних буддийских писаниях подобное суровое возмездие именуется стрелой Индры(4). Молния исчезла не сразу, столп света стоял ещё какое-то время, освещая все земли замка Самэгао, будто днём. Взрывная волна смела всех мстительных духов, а пронзённый Кагэтора душераздирающим криком повалил окружающие деревья, высвобождая вместе с тем всю свою силу… Корчась от боли, он стал быстро сжиматься.
Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, Кацунага лицезрел непостижимую человеческому разуму мощь. Однако он знал имя ниспославшего сию кару.
Уэсуги Кэнсин.
Душа Кагэторы, скоро сделавшись крохотным сгустком, вслед за молнией устремилась в небеса… И всё стихло.
Устрашавший Этиго правитель проклятого замка Самэгао, генерал мстительных духов, более на этом свете не появлялся – однако же долгая история Уэсуги Кагэторы на этом только начинается.
-------------------
Примечания переводчика:
1 Мантра невидимости, взывающая к силе Мариси-тэн
2 утикакэ (яп.打掛, uchikake) – длинная просторная верхняя одежда, которую женщины надевали поверх косодэ, не подвязывается на талии поясом. С конца периода Муромати (16 век) женщины, принадлежащие к высшему воинскому сословию, носили утикакэ как официальный зимний наряд.
3 Сэнтоин (яп. 仙桃院, Sentouin, 1524? – 1609) – дочь Нагао Тамэкагэ, старшая сестра Уэсуги Кэнсина. В 1537 вышла замуж за Нагао Масакагэ. В десятилетнем возрасте их сын Кагэкацу стал приёмным сыном Уэсуги Кэнсина.
4 Индра (санскр. इन्द्र, indrа) — «Владыка», божество индуистского пантеона, бог-воитель, Громовержец, царь богов, миродержец Востока, покровитель военной дружины.
БЕЗУПРЕЧНОЕ ОТРАЖЕНИЕ: Рождение Якши (начало)
автор: Кувабара Мизуна
перевод: Filia
редакция: melox, Katinka
автор: Кувабара Мизуна
перевод: Filia
редакция: melox, Katinka
История первая
ГЕНЕРАЛ МСТИТЕЛЬНЫХ ДУХОВ
Глава 3
Грёзы злого духа
ГЕНЕРАЛ МСТИТЕЛЬНЫХ ДУХОВ
Глава 3
Грёзы злого духа
После этого Кацунага уединился в маленьком буддийском храме у обочины тракта, и долго возжигал гома, не обращая внимания на мстительных духов, которых всё больше собиралось вокруг.
Годовщина смерти Кагэторы грядёт завтра.
Завидев закат, Кацунага покинул храм и направился на юг, к замку Самэгао.
Оставался лишь один шанс – если сегодня не удастся, Кагэтору уж будет не остановить.
Поверх рясы он накинул соломенный плащ от дождя – вот в чём будет нужда, как во владения мстительных духов зайдёшь. Сквозь сумерки Кацунага шёл прямо по тракту к тому самому месту, где давеча погиб Эйкай.
Покрытая стаей блуждающих огней, гора вокруг Самэгао пылала словно факел. Только чем ярче становился огонь, тем холоднее делалось повсюду. Тёмная призрачная сила мешала дышать – и даже вовсе нечуткий к потустороннему человек не решился бы зайти дальше.
«Кричат».
Невысказанным криком кричат.
Кацунага их слышал – верно, сердцем чуял этот вопль, исполненный той же самой горечи, что он свидетельствовал в Касугаяме. Перекликаясь друг с другом, призраки всё прибывали.
«Если они раскроют, что я человек, мне конец... Нельзя допустить этого».
Кацунага собрал волю в кулак и поплотнее запахнул соломенный плащ, который заключал в себе духовный щит. Теперь, чтобы сделаться невидимым для призраков, нужно было, не снимая плаща, читать мантру онгё(1):
– Он, марисиэи, совака, он, марисиэи, совака…
Вдоль дороги попадались причудливые человеческие фигуры, Кацунага всё двигался вперёд. Впереди виднелась похожая на сигнальный костёр стая блуждающих огней. Это место притягивало большее число духов: неужто, развалины замка?
Кацунага остановился: со стороны развалин как будто бы послышался радостный детский голос.
«Померещилось?»
Нет, непохоже. Он медленно пошёл на голос. В какой-то момент воздух вокруг словно сделался мягче, и вскоре глазам Кацунаги предстала неожиданная картина. Облачённая в утикакэ(2) женщина – по всему, из самурайского сословья – грациозно сидела в лучах света. Она тихо и умиротворённо улыбалась, а вокруг весело бегал мальчик лет десяти – он догонял щенка. Ребёнок тоже принадлежал самурайской семье, а женщина, наверное, была его матерью. Точно тёплыми лучами солнца написанная картина – единственный светлый уголок в пропитанном злобой и ненавистью замке Самэгао.
«Кого-то напоминает… – глядя на женщину в утикакэ, Кацунага порылся в памяти: – Неужто, госпожу Сэнтоин(3)?..»
Так звали старшую сестру Кэнсина – лицом женщина очень походила на неё, но всё же была не она. Сэнтоин приходилась матерью не только Кагэкацу, но и жене Кагэторы.
«Значит это…»
Жена Кагэторы и его сын Доманмару.
Кацунага слыхал, что Доманмару погиб в смуту Отатэ, когда ему было всего девять лет. Он направлялся в Касугаяму вместе с Уэсуги Норимасой, чтобы договориться о мире, но был захвачен людьми Кагэкацу и убит, а его мать покончила с собой вслед за Кагэторой.
Вскорости Кацунага заметил, что оба они не были духами. Он не чувствовал их присутствия. То был плод чьего-то воображения – словно стремление сохранить дорогие сердцу воспоминания породило эту картину. Какой-то мстительный дух видел это во сне, и Кацунага точно знал, чьи грёзы он наблюдает. Возлюбленная семья, милые сердцу дни…
«Это ведь вы, Кагэтора-доно?..»
В тот же миг воздух потяжелел – всё вернулось на круги своя. Фигуры жены и ребёнка растаяли подобно дымке, и, не успел Кацунага спохватиться, как на него полилась чья-то злая воля.
«Проклятье…»
Кагэтора его заметил. Вместе с тем, и остальные духи мщения обратили к нему убийственные помыслы. Всё же, так просто Кагэтору оказалось не провести.
– У-ух!..
Порывами чёрного ветра соломенный плащ разорвало в клочья и унесло прочь. Кацунага, удерживаясь на ногах, встретил шквал лицом.
«О, боги!»
Во тьме блуждающие огни выстраивались в боевые порядки. Понимая опасность, монах встал наизготовку. Холодная отрицающая воля накатывала откуда-то сверху – там, в небе, вихрясь и закручиваясь, зарождался громадный огненный шар.
«Сгусток синего пламени!»
Внутри него проступало человеческое лицо, и не было в мире ничего ужаснее этого жуткого облика… Дух мщения.
«Уэсуги Кагэтора».
Он был сильнее, чем раньше – будто с приближением годовщины смерти его силы умножились. Кацунага с усилием выдохнул, освобождаясь от липкого страха – если поддаться малодушию сейчас, то зачем вообще было приходить сюда. Защищая тело духовным барьером, и наращивая собственную силу, он бросил вызов:
– Ну что, генерал мстительных духов? Войско собрал, да? Однако я не позволю вам двинуться в бой!
Блуждающие огни оборачивались фигурами воинов: с искажёнными ненавистью лицами, кто без голов, кто без конечностей – духи мёртвых солдат завыли, окружая Кацунагу. Он же воззвал к ним от всей души:
– Распустите войска! Непозволительно вам иметь силу в этом мире!
Но не было ему ответа – Кагэтора молчал, а духи воинов, меж тем, ринулись нападать на Кацунагу, кипя от злобы. Монах сложил пальцы в магический знак – мудру Бисямон-тэна. Призраки налетели подобно своре волков, но он уничтожал их по очереди – тем же способом, каким в своё время действовал Эйкай. Мстительные духи, испуская стоны, таяли, как огоньки свечей на ветру. Остальные, испугавшись, попятились. Отшельник в одиночку сеял страх в рядах противника, и его аура горела, подобно ореолу самого Будды.
– Узрите же! Вы бессильны перед лицом Будды. Примите собственную смерть! – вещал Кацунага, не расплетая пальцев: – Привязанность к этому миру не несёт вам ничего, кроме страдания. Хотите облегчения – идите к свету! Оставьте тьму! А уж тем, кто причиняет вред ныне живущим, свет никогда не покажется!
– А мне не нужно света.
Кацунагу ударило мощное отрицание – безмолвный помысел, ведь душе не присуща речь. Воплощение ненависти к доводам разума глухо. Он не думает о спасении – что и делает его мстительным духом.
«Плохо дело!..»
Тёмная воля Кагэторы одолела Кацунагу – слова бессильны против средоточия страстей. Под этим ужасным давлением аура Кацунаги рассеялась в один миг, оставив его незащищённым. Никогда ещё ему не доводилось видеть, чтобы мстительный дух одной лишь силой чувства мог так подавить человека.
–…Пусть пропадает Этиго! Уничтожу!
Каждый крик Кагэторы придавливал к земле, словно громадный камень. Кем надо быть, чтобы творить такое одной лишь ненавистью? Какой душой надо обладать?
«Нет, всё-таки чудовище… – Кацунагу пробрала дрожь. – Если я буду считать его человеком, меня ждёт смерть».
– Гха!
Раздался странный звук – то разрывались на руках и ногах кровеносные сосуды. Кацунага пытался оградить себя мысленным щитом, но сознание Кагэторы насквозь прорывало любые преграды. От внутренних кровотечений кожа изменила цвет, тело застонало от боли. Кацунага упёрся ногами в землю, и земля треснула под ним, но он отчаянно пытался сохранить равновесие.
– Стой, Кагэтора! Не умножай злодеяний! – но дух ничего не слышал: – Сто-о-ой!
Тьму потряс крик, и под ноги Кацунаге полетел кровавый комок плоти. Монах заметался, зажимая бьющую из левого уха кровь. Ухо ему оторвало.
Кацунага, с измазанной в крови рукой, поднял на Кагэтору гневный взгляд. Свирепый дух не знал пощады, забрасывал Кацунагу энергетическими ударами, не давая передохнуть. Ещё немного – и он покойник.
– Ничего у тебя не выйдет, мстительный дух! – с угрозой в голосе воскликнул Кацунага: – Коли не понимаешь по-хорошему – будет по-плохому!
Тело монаха вспыхнуло энергетическим пламенем – то были его последние силы. Мощный поток, казалось, достигал небосвода.
– Наму-тобацу-Бисямон-тэн! – окровавленные пальцы сложились в мудру: – Даруй мне Лук Справедливости и Стрелу Изгнания!
К поднятой вверх левой руке откуда-то из поднебесья ударила молния, образовав в ладонях монаха огромный, туго натянутый лук. А в правую, вытянутую горизонтально руку легла стрела, рождённая огнём из недр земли.
– Изыди, нечисть!
Целя в Кагэтору, Кацунага сильнее натянул большую огненную стрелу. Тотчас её остриё раскалилось добела и засияло. Разряды образовали светящуюся сферу, с невероятной мощью вбиравшую в себя всю энергию окрест. Воины забились в агонии. Сотворённый из молний лук заскрипел, изогнутый до предела – лишь тогда Кацунага выпустил стрелу.
Раскалённая стрела побежала по небу, растягивая хвост словно комета, и тех воинов, которые попадали в этот водоворот света, расшвыривало в разные стороны. Стрела Бисямон-тэна угодила в самое горло генералу мстительных духов.
Беззвучный вопль пронзил пространство… Синее пламя мгновенно сделалось белоснежным и будто взорвалось, разлетевшись в стороны. Кагэтора метался в муках – по ущелью эхом разносились крики боли.
– И напоследок! – Кацунага создал ещё одну огненную стрелу; выгнулся туго натянутый лук… Цель – воплощение Кагэторы, его душа.
С триумфальным криком он спустил тетиву!..
Однако последний удар пропал впустую. Ответная атака Кагэторы оказалась сильней – стрелу, выпущенную Кацунагой, одним махом растворило яростное пламя, извергнутое изо рта духа мщения.
«Это ещё что?!»
Несокрушимый лук самого Бисямон-тэна!..
– Не может быть! – возглас Кацунаги превратился в вопль, когда пламя Кагэторы и сила поглощённой стрелы налетели на него.
Тотчас глаза залило ярким белым светом; в нём отразились образы: павшие в бою командиры и солдаты; дом, пожираемый пламенем; зарубленный сын; убившая себя жена; вражеское войско; замок Самэгао в огне… а в самом конце – белая фигура монаха-воина – Кэнсина…
Он думал оградиться мысленным щитом, да не успел. Поверженный яростной силой, Кацунага свалился наземь, точно марионетка.
Он хотел открыть глаза, но сумел лишь слегка разомкнуть веки. Но даже так он видел, как неуклонно разрастается фигура Кагэторы – сила этого чудовищного духа не ведала границ!
Он не мог больше шевельнуть и пальцем, и сил, чтобы утащить Кагэтору за собой, у него не оставалось – он понял это в ту же секунду, в какую почувствовал приближение конца.
«Князь Кэнсин!»
–…Пусть пропадает Этиго! – мысленная волна Кагэторы заполнила всё вокруг… Тогда-то это и произошло.
В небе что-то загрохотало, а в следующий миг огромная молния соединила небосвод и землю – всё пространство вокруг Самэгао потонуло в небывалой взрывной волне.
Разорвавший тьму вой принадлежал Кагэторе – молния пронзила его насквозь, словно кара небесная.
В древних буддийских писаниях подобное суровое возмездие именуется стрелой Индры(4). Молния исчезла не сразу, столп света стоял ещё какое-то время, освещая все земли замка Самэгао, будто днём. Взрывная волна смела всех мстительных духов, а пронзённый Кагэтора душераздирающим криком повалил окружающие деревья, высвобождая вместе с тем всю свою силу… Корчась от боли, он стал быстро сжиматься.
Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, Кацунага лицезрел непостижимую человеческому разуму мощь. Однако он знал имя ниспославшего сию кару.
Уэсуги Кэнсин.
Душа Кагэторы, скоро сделавшись крохотным сгустком, вслед за молнией устремилась в небеса… И всё стихло.
Устрашавший Этиго правитель проклятого замка Самэгао, генерал мстительных духов, более на этом свете не появлялся – однако же долгая история Уэсуги Кагэторы на этом только начинается.
-------------------
Примечания переводчика:
1 Мантра невидимости, взывающая к силе Мариси-тэн
2 утикакэ (яп.打掛, uchikake) – длинная просторная верхняя одежда, которую женщины надевали поверх косодэ, не подвязывается на талии поясом. С конца периода Муромати (16 век) женщины, принадлежащие к высшему воинскому сословию, носили утикакэ как официальный зимний наряд.
3 Сэнтоин (яп. 仙桃院, Sentouin, 1524? – 1609) – дочь Нагао Тамэкагэ, старшая сестра Уэсуги Кэнсина. В 1537 вышла замуж за Нагао Масакагэ. В десятилетнем возрасте их сын Кагэкацу стал приёмным сыном Уэсуги Кэнсина.
4 Индра (санскр. इन्द्र, indrа) — «Владыка», божество индуистского пантеона, бог-воитель, Громовержец, царь богов, миродержец Востока, покровитель военной дружины.
-
-
31.12.2010 в 08:36Кажется, я люблю вашу Кувабару)
читать дальше
не могу удержаться
-
-
31.12.2010 в 08:53Вам спасибо за отзыв.
-
-
01.01.2011 в 10:18-
-
01.01.2011 в 11:20-
-
01.01.2011 в 23:22вааа) спасибо вам за новую главу) как раз выходные - можно перечитать)
-
-
02.01.2011 в 12:09-
-
02.01.2011 в 13:39-
-
09.01.2011 в 23:42Спасибо большое за перевод)
-
-
10.01.2011 в 18:07-
-
15.02.2011 в 23:40-
-
15.02.2011 в 23:41-
-
01.05.2011 в 11:53Огромное спасибо за перевод)
А когда будет продолжение?)
Очень-очень интересная история)))