Joushiki tte, nandeshou ne...
С Новым Годом, друзья! Спасибо читателям - за то, что они это читают, переводчикам - за то, что они это переводят, и Кувабаре-сенсей за то, что она это пишет. Долгих лет жизни нам всем, чтобы всё это успеть :-)
читать дальше
ДВЕРЬ В ВОЛШЕБНУЮ СТРАНУ
В Хаконэ, на озере Асиноко, наступило утро – спокойное, словно и не было накануне никакой грозы.
– Что ж, пора начинать… – сказал младший брат Ходзё Удзимасы, Удзитэру, глядя из окна на синюю озёрную гладь. Сидевший в кресле Наоэ медленно поднял глаза от военной схемы Ходзё, которую до этого внимательно изучал, и спросил:
– Каковы будут ваши для меня поручения?
– Станешь моим помощником. Поговорив с тобой, я понял, что ты способный стратег и хороший советчик. Будь всегда поблизости и высказывай своё мнение, как ты только что это делал.
– Зачем вам моё мнение?.. – улыбнулся Наоэ. – Когда Великий Треугольник Канто заработает, все генералы будут вынуждены склониться перед Ходзё, без всяких прочих уловок… Мощнейшая энергия из Никко, со святой земли победителя, пройдёт через священную гору Фудзи и соединится на постоянной основе с энергией Хаконэ, в результате чего родится сила, которая поставит на колени генералов не только Канто, но и всей страны, – Наоэ снова посмотрел на карту, где гигантский прямоугольный треугольник соединял Никко и Хаконэ с Татэямой и горой Куно. – Что тогда станет с Японией, интересно?.. Вы уничтожите современную политико-экономическую систему и вернётесь к эпохе Эдо?
– А ты тот ещё циник…
– Я бы давно загнулся, если бы не был циником, – Наоэ свернул карту. – Мне хочется посмотреть, как страна, созданная потом и кровью миллиардов, триллионов людей, пережившая столько испытаний – погибнет в одночасье, разрушенная духами покрытого четырёхсотлетней пылью прошлого. Как мировая держава, покорившая планету не силой оружия, но неведомой вашим современникам силой экономики, и вот-вот поведущая за собой весь остальной мир – рассыпется в прах из-за страстей тех, кто давно отжил своё. Очень волнующая перспектива, я просто сгораю от нетерпения…
– …Мы вовсе не хотим разрушить государство.
– Но именно это в итоге и произойдёт. Что вы вообще понимаете под «вершиной», к которой стремитесь? Высшую власть в стране? Она никак не может оказаться в руках одного человека… Есть, конечно, премьер-министр, средоточие всеобщего внимания, но чтобы стать им, нужно быть членом правящей партии, победить в борьбе коалиций… а для начала – попасть в парламент. Почему бы вам не выдвинуть свою кандидатуру? Насколько я знаю, нет такого закона, который запрещал бы четырёхсотлетним гражданам участвовать в выборах.
Удзитэру подошёл к Наоэ, схватил его за подбородок и заставил смотреть себе в глаза:
– Хватит ёрничать. Перед тобой сейчас стоит важная задача.
– Убить тело вашего брата? – заносчиво сказал Наоэ. – Не волнуйтесь, я этого и хочу. Мне это выгодно. Я не могу избавиться от плотского желания, потому что есть плоть – тело, к которому хочется прикоснуться, в которое хочется войти. Если бы желание не на что было направить, никто бы и не мучился… Потом, бесчестье от собственного цепного пса будет слишком сильным ударом по его самолюбию – ещё наложит на себя руки… Я милостиво убью его прежде, чем это случится.
Удзитэру, не сводивший с Наоэ пристального взгляда, побледнел. Наоэ прикрыл глаза рукой; его плечи затряслись от смеха:
– Хотя псы и не предают хозяев…
Удзитэру молчал, не в силах разглядеть истинную природу чувств этого человека, занимающегося самобичеванием. Его решимость отречься от господина не вызывала сомнений, но что творилось у него в душе? Нет, Удзитэру не думал, что Наоэ что-то замышляет… Его сокровенное желание, его правда, его истина – вот что ускользало от понимания…
«Он способный. Его можно использовать. Я не прогадаю, если возьму его на службу, но… Он опасен».
Так подумал Удзитэру при виде холодной, как лезвие ножа, улыбки откинувшегося на спинку кресла мужчины, и его опущенных глаз.
– Наоэ… Ты не убедил меня до конца. Я должен увидеть, как ты совершаешь предательство, только тогда я поверю в твою искренность. Докажи, что будешь мне верен.
Стерев с лица всякое выражение, Наоэ поднял голову. В его взгляде не осталось даже горечи.
– Как прикажете.
Выйдя вместе с Наоэ из комнаты, Удзитэру спросил стоявшего неподалёку слугу:
– Я не вижу Котаро… Что-то случилось?
– Котаро-доно сказал, что отправляется в святилище Хаконэ первым. Он уехал рано утром.
Наоэ за спиной Удзитэру насторожился, вспомнив услышанное ранее.
Что? Тояма?
Очевидно, речь шла о семействе Тояма из Одавары. Память подсказала, что некто по имени Тояма Ясумицу приехал вместе с Кагэторой в Этиго.
– Мы тоже сейчас поедем в святилище, подгони машину.
– Слушаюсь.
Отдав распоряжение, Удзитэру повёл Наоэ в комнату, где лежал Такая.
Сердце, запретившее себе чувствовать, дрожало под тяжестью преступления, которое предстояло совершить. Наоэ был сейчас смертником на пути к эшафоту. Он наказывал себя за свои четырёхсотлетние прегрешения самым страшным из возможных грехов – убийством любимого человека.
Кто-то скажет, что так нельзя, и обрушит на него праведный гнев – пускай. Что могут понять люди, прожившие на свете всего несколько десятков лет?.. Пускай обвинители негодуют, пускай сильные кичатся своей добродетелью, и топчут слабых, которые и так на коленях… Те, кто заполонил мир красивыми словами – пускай отправляют на казнь не умеющих лгать.
«Меня же будешь судить ты, которого я убиваю…»
Интересно, о чём думает идущий впереди Удзитэру – тот, кому несколько минут спустя предстоит привести в действие приговор?
Наоэ достал из кармана бусину от чёток и положил в рот.
«Пожалуйста, защити его…»
Последняя просьба того, кто отбросил себя – глупая, тщетная… Разве может она быть услышана? Последний лицемерный поступок злодея, уже поставившего на себе крест… Как, вообще, назвать человека, который, зайдя так далеко, без зазрения совести возносит подобные молитвы?..
Защити его… Охрани его… Он наверняка умрёт, но…
Наоэ молился будде, словно заклинал.
«Пожалуйста…»
Остановившись на пороге, Удзитэру обернулся и сказал:
– Я буду смотреть отсюда. Помни, что для тебя это – церемония вступления в ряды Ходзё.
Наоэ вошёл в комнату, где лучи нежного утреннего солнца, проникая сквозь окно, освещали фигуру Такаи в белом кимоно. Казалось, он просто спит – настолько спокойным было его лицо.
Наоэ опустился рядом на колени. Такая, охраняемый заклятием Продления Жизни, в утреннем свете выглядел особенно невинным. Наверняка под действием чистой божественной силы он может продержаться так годы, десятки лет…
«Я хочу, чтобы ты продержался».
Наоэ позвал его по имени, всего один раз – вдруг он откроет глаза?
Убить его очень просто. Нужно лишь дотронуться нечистой рукой до чистого тела – тогда заклятие рассеется, и пламя жизни, чудом не потухшее в момент выхода души, угаснет само собой. Какая смерть может быть легче и милосерднее этой?
Непорочное тело, к которому Наоэ так отчаянно хотел прикоснуться, будет, наконец, запачкано его грешной и жаждущей рукой. Гордый Такая, не вынеся надругательства, поспешит в ту же секунду расстаться с жизнью. Что же убьёт его? Да всё она: грязная, взращенная на крови похоть.
Всему придёт конец, стоит только дотронуться пальцем – ах, как издеваются небеса. Смерть от осквернения… «Если это судьба, то тебе придётся с ней смириться. Ты – цвет белый: благородный, неповторимый, отталкивающий всякую грязь. Тебе лучше исчезнуть, нежели жить запятнанным – так ты обретёшь бессмертие».
«Кроме тебя, у меня нет другой святыни…»
Такая спал. Наоэ склонился над ним, упёршись обеими руками в подушку. Если закрыть глаза и прислушаться, можно различить биение сердца – пульс, который ему предстояло остановить… Наоэ сжал кулаки.
Ты правда сможешь это сделать?
«Такая-сан…»
Не стоило настолько мне доверять. Лучше бы ты и дальше оставался никому не верящим одиночкой. Я отбросил все сомнения, так почему же сейчас, в последний, решающий миг, мне не даёт покоя твоё улыбающееся лицо?.. Не стоило раскрывать мне своё чересчур хрупкое сердце. Надеюсь, ты в полной мере осознал свою ошибку.
Если меня не станет, тебе будет легче?
Что ты чувствовал, когда произносил эти слова?.. Я был эгоистом и делал вид, что не замечаю твоего участия. Я отстранённо наблюдал, как Оги Такая страдает из-за меня, и даже радовался, считая это справедливым воздаянием.
«Ты должен был понять, что я из себя представляю».
В последний раз вглядевшись в спокойное лицо Такаи, Наоэ закрыл глаза, запечатлевая в памяти его улыбку.
«Не спрашивай почему, я сам не знаю ответа. Не прощай. Умри беспомощным, ненавидь, презирай, жалей меня, как самого низкого человека на свете…»
…И запомни навсегда.
Такой безумец как я недостоин того, чтобы ты облегчал его участь. Ведь я больше не чувствую себя виноватым… Поэтому…
«…О небо, защити этого чистого человека».
Защити от зла, которое причинит ему сумасшедший, спаси его и сохрани.
Наоэ поднял дрожащую руку, запустил её в ворот кимоно лежащего перед ним юноши, зажмурился, и, шепча про себя молитву, прикоснулся пальцами к груди.
В ту же секунду температура тела начала стремительно падать. Чистая энергия, окутывавшая его, рассеивалась. Наоэ скользнул рукой вверх, взял Такаю за подбородок, раздвинул пальцем его мертвеющие губы и накрыл их своими.
«Такая-сан!..»
Язык проник внутрь, перекладывая бусину из-за щеки в рот Такае. Рука, скользя по коже, снова переместилась вниз и легла на сердце, чтобы лучше чувствовать неумолимо слабеющий пульс.
Пульс затихал. Всё тише… тише… В самом конце, когда Наоэ ничего уже не улавливал, из под сомкнутых век Такаи, в чьём теле давно не было души, выступила одинокая слеза. Сверкнув на ресницах, она скатилась по белой щеке и упала на подушку.
Сколько времени прошло? Наоэ, в конце концов, отстранился от Такаи. Тогда к ним подошёл Удзитэру, присел рядом с телом, приложил пальцы к сонной артерии. Затем пощупал пульс на руке, и, убедившись в том, что смерть наступила, повернулся к Наоэ. Тот словно окаменел.
– Наоэ…
Снова переведя взгляд на – теперь уже – труп, Удзитэру болезненно нахмурился и поджал губы. Наоэ не шевелился и не сводил с Такаи немигающих глаз.
***
«Возьмём Зеркало Самца и отправимся к господину Удзиясу. Следуйте за мной», – сказал Фума Котаро и повёл Тояму по дороге вдоль озера. Пока они так шагали в неизвестном направлении, солнце полностью взошло. Тояма, конечно, немного нервничал, но всё говорило о том, что его словам поверили.
«Где он его прячет?..»
Одураченный вождь Фума покажет дорогу к месту, где хранится Зеркало. Даже Удзимасе с Удзитэру не всегда повинующийся, он беспрекословно выполняет волю Удзиясу. У синоби не бывает двух хозяев – это распространяется на всех, даже на господских детей. Потому что жизнь всего одна, и её можно отдать лишь одному-единственному человеку…
«А где господин Удзиясу – никто так до сих пор и не знает».
Наверняка он давно отправился на небеса, и поиски с самого начала не имели смысла…
Тояма украдкой поводил вокруг рукой с зажатым в ней зеркальцем.
«Господин Сабуро…»
Теперь Кагэтора будет знать, где он находится. Через него об этом узнает Какизаки Харуиэ, ждущий в Одаваре. Хаконэ – территория Фума. Для них эта земля, которую за высокие горы и глубоки ущелья прозвали самым непроходимым местом в Японии, была всё равно, что двор родного дома. Они изучили здесь каждый уголок, повсюду расставили ловушки. Если поднимется переполох – можно никогда и не выбраться…
«Так что пусть Котаро-доно возьмёт зеркало и сам выйдет за пределы Хаконэ».
Тогда он лишится преимущества. Харуиэ устроит засаду и отнимет у него Зеркало Самца.
Тояма глядел в спину шагающему впереди Котаро и храбрился. Ведь каким бы искусным синоби ни был вождь Фума, он вряд ли сможет пользоваться своими навыками с прежней лёгкостью, находясь в чужом теле…
«В самом крайнем случае…»
Тояма пощупал спрятанный под одеждой пистолет. Человек, тело которого занимал Удзимаса, имел в своём подчинении криминальную группировку. Удзимаса отобрал у якудз пистолеты и раздал своим слугам, для самозащиты.
«…Я могу пустить его в ход…»
– Тояма-доно.
От внезапного оклика Тояма подскочил; ему почудилось, что его разоблачили.
– Д-да?..
Синоби, остановившись, оглянулся через плечо, его длинные волосы качнулись в такт движению.
– Слышали ли вы легенду озера Асиноко?
– Легенду?..
– Давным-давно, – начал Котаро, глядя на сверкающую за деревьями озёрную гладь, – на озере Асиноко жил дракон о девяти головах. Был он большой вредитель: нагонял облака, устраивал бури, и изводил деревенских жителей потопами. Чтобы утихомирить чудовище, ему каждый год приносили человеческие жертвы, пока однажды проходивший мимо Манган-дзёнин (1), услышав о такой напасти, не вызвался помочь. Святой человек поставил алтарь, помолился буддам и небожителям, и, при содействии божества Хаконэ, победил девятиглавого змея. Дракон раскаялся в своих злодеяниях и стал покровителем озера Асиноко.
Эти легендарные события легли в основу знаменитого местного фестиваля – Праздника Озера. Во время большой процессии в воду кидали рис с бобами – отголосок обычая жертвоприношений. Самому драконьему богу поклонялись в маленьком святилище Кузурю (2), филиале святилища Хаконэ.
– Манган-дзёнин вдохнул новую жизнь в святилище Хаконэ. И именно от него, – Котаро посмотрел на своего спутника с улыбкой, – ведут свой род синоби Фума.
– Не может быть!.. – воскликнул Тояма. – Этот великий святой – ваш предок?!
– Именно так. Нас, Фума, никто не любит, но в наших жилах течёт могучая кровь… – Котаро помолчал. – Поэтому, не стоит нас недооценивать.
С этими словами предводитель синоби вновь зашагал вперёд, а Тояма несколько секунд не мог сдвинуться с места. Потом он стряхнул с себя оцепенение и поспешил следом.
Они шагали по восточному берегу озера, вдоль подножия горы Комагатакэ, в сторону Кодзири. Когда дошли до парка Хаконэ-эн, утренний туман рассеялся, и над синими водами показался силуэт Фудзи.
– Далеко ли ещё? – спросил Тояма.
– Уже нет.
За парком асфальтовая дорога кончилась, тропинка нырнула в рощу, а ещё через некоторое время на глаза стали снова попадаться коттеджи. Миякодзима-но-хана – вот как называлось это место.
Котаро привёл Тояму к святилищу Кузурю – того самого дракона из легенды. Небольшое храмовое здание смотрело фасадом на озеро, где в воде у берега стояли ярко красные ворота-тории, поскромнее, чем в святилище Хаконэ. Вокруг всё утопало в зелени, воздух был прозрачен и чист, тишину не нарушало ничто, кроме пения птиц. Отсюда озеро Асиноко казалось таким красивым и спокойным, что появись из него в самом деле дракон, никто бы не удивился.
– Котаро-доно… Неужели Зеркало Самца хранится здесь?..
Синоби кивнул:
– Я принесу его, подождите.
Тояма в волнении наблюдал, как Котаро идёт к святилищу.
«Значит, здесь…»
Он догадывался, что Зеркало где-то в Хаконэ, но храм девятиглавого дракона стал неожиданностью.
«Теперь я могу расплатиться с господином Сабуро…» – Тояма поводил вокруг зеркальцем. Осталось заполучить саму вещь – и Кагэтора должен его простить.
Поклонившись богу, Котаро отпер замок. Решётчатые двери скрипнули, пропуская его внутрь. Какое-то время его не было, потом он вышел.
– Котаро-доно!.. – обрадовано начала Тояма – и осёкся. Следом за синоби из святилища показалась большая… будто бы собака, но когда солнце высветило красную гриву, стало видно, что животное больше похоже на льва. Цуцуга!..
С трудом подавив крик ужаса, Тояма вскинул перекошенное лицо:
– Котаро-доно, что всё это значит?!
– Это я должен спросить тебя, предатель.
– Что…
– Досадно, правда? Цель была так близка… Но меня такими уловками не проведёшь.
– Какие уловки?! Господин Удзиясу самолично…
– Хватит. Чем больше ты это повторяешь, тем более очевидной становится твоя ложь.
Тояма смешался. Котаро скрестил руки на груди и окинул его суровым взглядом с высоты каменной лестницы.
– Сколько тебе заплатили? И кто – Такэда, Ода?
– Котаро-доно, я…
– Если мне не изменяет память, ты отправился с господином Сабуро в Этиго… А потом, когда он начал проигрывать борьбу за наследство, бросил его и сбежал…
– Неправда! Клевета!
Котаро насмешливо улыбнулся в ответ на этот вымученный протест.
– Ты родился в неподходящее время. Тогда считали, что не умереть во имя господина – стыдно… – Котаро помолчал. – Твои моральные устои восхищают меня своей крепостью. Ты всё ещё стыдишься…
«Он понял!..» – в отчаянии подумал Тояма, но ему ничего не оставалось, кроме как бессильно стискивать зубы.
– Тем не менее, за предательство нужно платить.
– Почему?!
«Почему ты догадался, что я тебя обманываю?..»
Котаро, опустившись на одно колено, погладил цуцугу по загривку.
– Ты выбрал неправильную ложь.
– Что?..
– Скажи ты, хотя бы, «приказ Удзимасы» – и тебе, возможно, удалось бы водить меня за нос чуть дольше.
Тояма попятился. Котаро встал, цуцуга начала медленно спускаться по ступеням.
– Я знал, что ты врёшь, ещё до того как мы встретились. Твой план был обречён на провал с той минуты, как ты сказал «приказ Удзиясу».
Цуцуга прыгнула. Тояма, с воплем выхватив пистолет, несколько раз наугад выстрелил, но пули прошли сквозь тело зверя, не причинив ему вреда. Цуцуга повалила свою добычу на землю, острые когти вонзились в плоть, и Тояма закричал от боли. Пистолет отлетел в кусты.
Котаро бесстрастно наблюдал, как Тояма пытается скинуть зверя с себя и отползти к берегу, но цуцуга держала крепко и уже целилась своей жертве в горло. Они катались по земле у самой кромки воды.
Царящую над озером тишину нарушил отвратительный крик. Тояма был вне себя от страха: его всё больше притягивали золотистые глаза. Он почти уже сдался, когда цуцуга вдруг вскинула морду, словно почуяв что-то.
«Зеркало!..» – прогремел в голове у Тоямы чей-то голос. Он рефлекторно вскинул руку, в которой всё ещё держал зеркальце, и беспорядочно замахал ей перед собой:
– А-а-а-а-а!..
Цуцуга встретилась глазами со своим отражением. В ту же секунду раздался пронзительный вой, и зверя затянуло в зеркало.
– Что?.. – воскликнул Котаро, не ожидавший такого поворота. Тояма тоже опешил. Отбросив зеркальце, он повернулся, чтобы бежать, но синоби среагировал моментально: подобрал валяющийся в кустах пистолет и несколько раз выстрелил Тояме в спину.
Смерть была мгновенной и тихой. Увидев поднявшийся над телом дух, Котаро быстро сунул пальцы в рот и свистнул. Три цуцуги, вышедшие из леса, бросились за духом вдогонку.
– Можно подумать, тебе это помогло… – раздражённо пробормотал Котаро и раздавил ногой зеркальце.
Когда он снова перевёл взгляд на озеро, то обнаружил, что в небе над ним сошлись облака, закрыв собой солнце. Вновь опустился туман. Исчезли все звуки, даже птичьи голоса – словно лесные обитатели почуяли приближение чего-то неведомого и попрятались в страхе.
В этой неестественной тишине по поверхности озера начали медленно расходиться большие-большие круги.
«Тоно…»
----------------------------------
Примечания переводчика:
1. Манган-дзёнин – буддистский монах эпохи Хэйан. Заслужил своё имя ("Манган" означает «тысяча свитков») по количеству прочитанных сутр. В 757 году по приказу императора отправился в Хаконэ, чтобы получше организовать существовавший там религиозный культ.
2. Название «Кузурю» переводится как «девятиглавый дракон».
читать дальше
ДВЕРЬ В ВОЛШЕБНУЮ СТРАНУ
В Хаконэ, на озере Асиноко, наступило утро – спокойное, словно и не было накануне никакой грозы.
– Что ж, пора начинать… – сказал младший брат Ходзё Удзимасы, Удзитэру, глядя из окна на синюю озёрную гладь. Сидевший в кресле Наоэ медленно поднял глаза от военной схемы Ходзё, которую до этого внимательно изучал, и спросил:
– Каковы будут ваши для меня поручения?
– Станешь моим помощником. Поговорив с тобой, я понял, что ты способный стратег и хороший советчик. Будь всегда поблизости и высказывай своё мнение, как ты только что это делал.
– Зачем вам моё мнение?.. – улыбнулся Наоэ. – Когда Великий Треугольник Канто заработает, все генералы будут вынуждены склониться перед Ходзё, без всяких прочих уловок… Мощнейшая энергия из Никко, со святой земли победителя, пройдёт через священную гору Фудзи и соединится на постоянной основе с энергией Хаконэ, в результате чего родится сила, которая поставит на колени генералов не только Канто, но и всей страны, – Наоэ снова посмотрел на карту, где гигантский прямоугольный треугольник соединял Никко и Хаконэ с Татэямой и горой Куно. – Что тогда станет с Японией, интересно?.. Вы уничтожите современную политико-экономическую систему и вернётесь к эпохе Эдо?
– А ты тот ещё циник…
– Я бы давно загнулся, если бы не был циником, – Наоэ свернул карту. – Мне хочется посмотреть, как страна, созданная потом и кровью миллиардов, триллионов людей, пережившая столько испытаний – погибнет в одночасье, разрушенная духами покрытого четырёхсотлетней пылью прошлого. Как мировая держава, покорившая планету не силой оружия, но неведомой вашим современникам силой экономики, и вот-вот поведущая за собой весь остальной мир – рассыпется в прах из-за страстей тех, кто давно отжил своё. Очень волнующая перспектива, я просто сгораю от нетерпения…
– …Мы вовсе не хотим разрушить государство.
– Но именно это в итоге и произойдёт. Что вы вообще понимаете под «вершиной», к которой стремитесь? Высшую власть в стране? Она никак не может оказаться в руках одного человека… Есть, конечно, премьер-министр, средоточие всеобщего внимания, но чтобы стать им, нужно быть членом правящей партии, победить в борьбе коалиций… а для начала – попасть в парламент. Почему бы вам не выдвинуть свою кандидатуру? Насколько я знаю, нет такого закона, который запрещал бы четырёхсотлетним гражданам участвовать в выборах.
Удзитэру подошёл к Наоэ, схватил его за подбородок и заставил смотреть себе в глаза:
– Хватит ёрничать. Перед тобой сейчас стоит важная задача.
– Убить тело вашего брата? – заносчиво сказал Наоэ. – Не волнуйтесь, я этого и хочу. Мне это выгодно. Я не могу избавиться от плотского желания, потому что есть плоть – тело, к которому хочется прикоснуться, в которое хочется войти. Если бы желание не на что было направить, никто бы и не мучился… Потом, бесчестье от собственного цепного пса будет слишком сильным ударом по его самолюбию – ещё наложит на себя руки… Я милостиво убью его прежде, чем это случится.
Удзитэру, не сводивший с Наоэ пристального взгляда, побледнел. Наоэ прикрыл глаза рукой; его плечи затряслись от смеха:
– Хотя псы и не предают хозяев…
Удзитэру молчал, не в силах разглядеть истинную природу чувств этого человека, занимающегося самобичеванием. Его решимость отречься от господина не вызывала сомнений, но что творилось у него в душе? Нет, Удзитэру не думал, что Наоэ что-то замышляет… Его сокровенное желание, его правда, его истина – вот что ускользало от понимания…
«Он способный. Его можно использовать. Я не прогадаю, если возьму его на службу, но… Он опасен».
Так подумал Удзитэру при виде холодной, как лезвие ножа, улыбки откинувшегося на спинку кресла мужчины, и его опущенных глаз.
– Наоэ… Ты не убедил меня до конца. Я должен увидеть, как ты совершаешь предательство, только тогда я поверю в твою искренность. Докажи, что будешь мне верен.
Стерев с лица всякое выражение, Наоэ поднял голову. В его взгляде не осталось даже горечи.
– Как прикажете.
Выйдя вместе с Наоэ из комнаты, Удзитэру спросил стоявшего неподалёку слугу:
– Я не вижу Котаро… Что-то случилось?
– Котаро-доно сказал, что отправляется в святилище Хаконэ первым. Он уехал рано утром.
Наоэ за спиной Удзитэру насторожился, вспомнив услышанное ранее.
Что? Тояма?
Очевидно, речь шла о семействе Тояма из Одавары. Память подсказала, что некто по имени Тояма Ясумицу приехал вместе с Кагэторой в Этиго.
– Мы тоже сейчас поедем в святилище, подгони машину.
– Слушаюсь.
Отдав распоряжение, Удзитэру повёл Наоэ в комнату, где лежал Такая.
Сердце, запретившее себе чувствовать, дрожало под тяжестью преступления, которое предстояло совершить. Наоэ был сейчас смертником на пути к эшафоту. Он наказывал себя за свои четырёхсотлетние прегрешения самым страшным из возможных грехов – убийством любимого человека.
Кто-то скажет, что так нельзя, и обрушит на него праведный гнев – пускай. Что могут понять люди, прожившие на свете всего несколько десятков лет?.. Пускай обвинители негодуют, пускай сильные кичатся своей добродетелью, и топчут слабых, которые и так на коленях… Те, кто заполонил мир красивыми словами – пускай отправляют на казнь не умеющих лгать.
«Меня же будешь судить ты, которого я убиваю…»
Интересно, о чём думает идущий впереди Удзитэру – тот, кому несколько минут спустя предстоит привести в действие приговор?
Наоэ достал из кармана бусину от чёток и положил в рот.
«Пожалуйста, защити его…»
Последняя просьба того, кто отбросил себя – глупая, тщетная… Разве может она быть услышана? Последний лицемерный поступок злодея, уже поставившего на себе крест… Как, вообще, назвать человека, который, зайдя так далеко, без зазрения совести возносит подобные молитвы?..
Защити его… Охрани его… Он наверняка умрёт, но…
Наоэ молился будде, словно заклинал.
«Пожалуйста…»
Остановившись на пороге, Удзитэру обернулся и сказал:
– Я буду смотреть отсюда. Помни, что для тебя это – церемония вступления в ряды Ходзё.
Наоэ вошёл в комнату, где лучи нежного утреннего солнца, проникая сквозь окно, освещали фигуру Такаи в белом кимоно. Казалось, он просто спит – настолько спокойным было его лицо.
Наоэ опустился рядом на колени. Такая, охраняемый заклятием Продления Жизни, в утреннем свете выглядел особенно невинным. Наверняка под действием чистой божественной силы он может продержаться так годы, десятки лет…
«Я хочу, чтобы ты продержался».
Наоэ позвал его по имени, всего один раз – вдруг он откроет глаза?
Убить его очень просто. Нужно лишь дотронуться нечистой рукой до чистого тела – тогда заклятие рассеется, и пламя жизни, чудом не потухшее в момент выхода души, угаснет само собой. Какая смерть может быть легче и милосерднее этой?
Непорочное тело, к которому Наоэ так отчаянно хотел прикоснуться, будет, наконец, запачкано его грешной и жаждущей рукой. Гордый Такая, не вынеся надругательства, поспешит в ту же секунду расстаться с жизнью. Что же убьёт его? Да всё она: грязная, взращенная на крови похоть.
Всему придёт конец, стоит только дотронуться пальцем – ах, как издеваются небеса. Смерть от осквернения… «Если это судьба, то тебе придётся с ней смириться. Ты – цвет белый: благородный, неповторимый, отталкивающий всякую грязь. Тебе лучше исчезнуть, нежели жить запятнанным – так ты обретёшь бессмертие».
«Кроме тебя, у меня нет другой святыни…»
Такая спал. Наоэ склонился над ним, упёршись обеими руками в подушку. Если закрыть глаза и прислушаться, можно различить биение сердца – пульс, который ему предстояло остановить… Наоэ сжал кулаки.
Ты правда сможешь это сделать?
«Такая-сан…»
Не стоило настолько мне доверять. Лучше бы ты и дальше оставался никому не верящим одиночкой. Я отбросил все сомнения, так почему же сейчас, в последний, решающий миг, мне не даёт покоя твоё улыбающееся лицо?.. Не стоило раскрывать мне своё чересчур хрупкое сердце. Надеюсь, ты в полной мере осознал свою ошибку.
Если меня не станет, тебе будет легче?
Что ты чувствовал, когда произносил эти слова?.. Я был эгоистом и делал вид, что не замечаю твоего участия. Я отстранённо наблюдал, как Оги Такая страдает из-за меня, и даже радовался, считая это справедливым воздаянием.
«Ты должен был понять, что я из себя представляю».
В последний раз вглядевшись в спокойное лицо Такаи, Наоэ закрыл глаза, запечатлевая в памяти его улыбку.
«Не спрашивай почему, я сам не знаю ответа. Не прощай. Умри беспомощным, ненавидь, презирай, жалей меня, как самого низкого человека на свете…»
…И запомни навсегда.
Такой безумец как я недостоин того, чтобы ты облегчал его участь. Ведь я больше не чувствую себя виноватым… Поэтому…
«…О небо, защити этого чистого человека».
Защити от зла, которое причинит ему сумасшедший, спаси его и сохрани.
Наоэ поднял дрожащую руку, запустил её в ворот кимоно лежащего перед ним юноши, зажмурился, и, шепча про себя молитву, прикоснулся пальцами к груди.
В ту же секунду температура тела начала стремительно падать. Чистая энергия, окутывавшая его, рассеивалась. Наоэ скользнул рукой вверх, взял Такаю за подбородок, раздвинул пальцем его мертвеющие губы и накрыл их своими.
«Такая-сан!..»
Язык проник внутрь, перекладывая бусину из-за щеки в рот Такае. Рука, скользя по коже, снова переместилась вниз и легла на сердце, чтобы лучше чувствовать неумолимо слабеющий пульс.
Пульс затихал. Всё тише… тише… В самом конце, когда Наоэ ничего уже не улавливал, из под сомкнутых век Такаи, в чьём теле давно не было души, выступила одинокая слеза. Сверкнув на ресницах, она скатилась по белой щеке и упала на подушку.
Сколько времени прошло? Наоэ, в конце концов, отстранился от Такаи. Тогда к ним подошёл Удзитэру, присел рядом с телом, приложил пальцы к сонной артерии. Затем пощупал пульс на руке, и, убедившись в том, что смерть наступила, повернулся к Наоэ. Тот словно окаменел.
– Наоэ…
Снова переведя взгляд на – теперь уже – труп, Удзитэру болезненно нахмурился и поджал губы. Наоэ не шевелился и не сводил с Такаи немигающих глаз.
***
«Возьмём Зеркало Самца и отправимся к господину Удзиясу. Следуйте за мной», – сказал Фума Котаро и повёл Тояму по дороге вдоль озера. Пока они так шагали в неизвестном направлении, солнце полностью взошло. Тояма, конечно, немного нервничал, но всё говорило о том, что его словам поверили.
«Где он его прячет?..»
Одураченный вождь Фума покажет дорогу к месту, где хранится Зеркало. Даже Удзимасе с Удзитэру не всегда повинующийся, он беспрекословно выполняет волю Удзиясу. У синоби не бывает двух хозяев – это распространяется на всех, даже на господских детей. Потому что жизнь всего одна, и её можно отдать лишь одному-единственному человеку…
«А где господин Удзиясу – никто так до сих пор и не знает».
Наверняка он давно отправился на небеса, и поиски с самого начала не имели смысла…
Тояма украдкой поводил вокруг рукой с зажатым в ней зеркальцем.
«Господин Сабуро…»
Теперь Кагэтора будет знать, где он находится. Через него об этом узнает Какизаки Харуиэ, ждущий в Одаваре. Хаконэ – территория Фума. Для них эта земля, которую за высокие горы и глубоки ущелья прозвали самым непроходимым местом в Японии, была всё равно, что двор родного дома. Они изучили здесь каждый уголок, повсюду расставили ловушки. Если поднимется переполох – можно никогда и не выбраться…
«Так что пусть Котаро-доно возьмёт зеркало и сам выйдет за пределы Хаконэ».
Тогда он лишится преимущества. Харуиэ устроит засаду и отнимет у него Зеркало Самца.
Тояма глядел в спину шагающему впереди Котаро и храбрился. Ведь каким бы искусным синоби ни был вождь Фума, он вряд ли сможет пользоваться своими навыками с прежней лёгкостью, находясь в чужом теле…
«В самом крайнем случае…»
Тояма пощупал спрятанный под одеждой пистолет. Человек, тело которого занимал Удзимаса, имел в своём подчинении криминальную группировку. Удзимаса отобрал у якудз пистолеты и раздал своим слугам, для самозащиты.
«…Я могу пустить его в ход…»
– Тояма-доно.
От внезапного оклика Тояма подскочил; ему почудилось, что его разоблачили.
– Д-да?..
Синоби, остановившись, оглянулся через плечо, его длинные волосы качнулись в такт движению.
– Слышали ли вы легенду озера Асиноко?
– Легенду?..
– Давным-давно, – начал Котаро, глядя на сверкающую за деревьями озёрную гладь, – на озере Асиноко жил дракон о девяти головах. Был он большой вредитель: нагонял облака, устраивал бури, и изводил деревенских жителей потопами. Чтобы утихомирить чудовище, ему каждый год приносили человеческие жертвы, пока однажды проходивший мимо Манган-дзёнин (1), услышав о такой напасти, не вызвался помочь. Святой человек поставил алтарь, помолился буддам и небожителям, и, при содействии божества Хаконэ, победил девятиглавого змея. Дракон раскаялся в своих злодеяниях и стал покровителем озера Асиноко.
Эти легендарные события легли в основу знаменитого местного фестиваля – Праздника Озера. Во время большой процессии в воду кидали рис с бобами – отголосок обычая жертвоприношений. Самому драконьему богу поклонялись в маленьком святилище Кузурю (2), филиале святилища Хаконэ.
– Манган-дзёнин вдохнул новую жизнь в святилище Хаконэ. И именно от него, – Котаро посмотрел на своего спутника с улыбкой, – ведут свой род синоби Фума.
– Не может быть!.. – воскликнул Тояма. – Этот великий святой – ваш предок?!
– Именно так. Нас, Фума, никто не любит, но в наших жилах течёт могучая кровь… – Котаро помолчал. – Поэтому, не стоит нас недооценивать.
С этими словами предводитель синоби вновь зашагал вперёд, а Тояма несколько секунд не мог сдвинуться с места. Потом он стряхнул с себя оцепенение и поспешил следом.
Они шагали по восточному берегу озера, вдоль подножия горы Комагатакэ, в сторону Кодзири. Когда дошли до парка Хаконэ-эн, утренний туман рассеялся, и над синими водами показался силуэт Фудзи.
– Далеко ли ещё? – спросил Тояма.
– Уже нет.
За парком асфальтовая дорога кончилась, тропинка нырнула в рощу, а ещё через некоторое время на глаза стали снова попадаться коттеджи. Миякодзима-но-хана – вот как называлось это место.
Котаро привёл Тояму к святилищу Кузурю – того самого дракона из легенды. Небольшое храмовое здание смотрело фасадом на озеро, где в воде у берега стояли ярко красные ворота-тории, поскромнее, чем в святилище Хаконэ. Вокруг всё утопало в зелени, воздух был прозрачен и чист, тишину не нарушало ничто, кроме пения птиц. Отсюда озеро Асиноко казалось таким красивым и спокойным, что появись из него в самом деле дракон, никто бы не удивился.
– Котаро-доно… Неужели Зеркало Самца хранится здесь?..
Синоби кивнул:
– Я принесу его, подождите.
Тояма в волнении наблюдал, как Котаро идёт к святилищу.
«Значит, здесь…»
Он догадывался, что Зеркало где-то в Хаконэ, но храм девятиглавого дракона стал неожиданностью.
«Теперь я могу расплатиться с господином Сабуро…» – Тояма поводил вокруг зеркальцем. Осталось заполучить саму вещь – и Кагэтора должен его простить.
Поклонившись богу, Котаро отпер замок. Решётчатые двери скрипнули, пропуская его внутрь. Какое-то время его не было, потом он вышел.
– Котаро-доно!.. – обрадовано начала Тояма – и осёкся. Следом за синоби из святилища показалась большая… будто бы собака, но когда солнце высветило красную гриву, стало видно, что животное больше похоже на льва. Цуцуга!..
С трудом подавив крик ужаса, Тояма вскинул перекошенное лицо:
– Котаро-доно, что всё это значит?!
– Это я должен спросить тебя, предатель.
– Что…
– Досадно, правда? Цель была так близка… Но меня такими уловками не проведёшь.
– Какие уловки?! Господин Удзиясу самолично…
– Хватит. Чем больше ты это повторяешь, тем более очевидной становится твоя ложь.
Тояма смешался. Котаро скрестил руки на груди и окинул его суровым взглядом с высоты каменной лестницы.
– Сколько тебе заплатили? И кто – Такэда, Ода?
– Котаро-доно, я…
– Если мне не изменяет память, ты отправился с господином Сабуро в Этиго… А потом, когда он начал проигрывать борьбу за наследство, бросил его и сбежал…
– Неправда! Клевета!
Котаро насмешливо улыбнулся в ответ на этот вымученный протест.
– Ты родился в неподходящее время. Тогда считали, что не умереть во имя господина – стыдно… – Котаро помолчал. – Твои моральные устои восхищают меня своей крепостью. Ты всё ещё стыдишься…
«Он понял!..» – в отчаянии подумал Тояма, но ему ничего не оставалось, кроме как бессильно стискивать зубы.
– Тем не менее, за предательство нужно платить.
– Почему?!
«Почему ты догадался, что я тебя обманываю?..»
Котаро, опустившись на одно колено, погладил цуцугу по загривку.
– Ты выбрал неправильную ложь.
– Что?..
– Скажи ты, хотя бы, «приказ Удзимасы» – и тебе, возможно, удалось бы водить меня за нос чуть дольше.
Тояма попятился. Котаро встал, цуцуга начала медленно спускаться по ступеням.
– Я знал, что ты врёшь, ещё до того как мы встретились. Твой план был обречён на провал с той минуты, как ты сказал «приказ Удзиясу».
Цуцуга прыгнула. Тояма, с воплем выхватив пистолет, несколько раз наугад выстрелил, но пули прошли сквозь тело зверя, не причинив ему вреда. Цуцуга повалила свою добычу на землю, острые когти вонзились в плоть, и Тояма закричал от боли. Пистолет отлетел в кусты.
Котаро бесстрастно наблюдал, как Тояма пытается скинуть зверя с себя и отползти к берегу, но цуцуга держала крепко и уже целилась своей жертве в горло. Они катались по земле у самой кромки воды.
Царящую над озером тишину нарушил отвратительный крик. Тояма был вне себя от страха: его всё больше притягивали золотистые глаза. Он почти уже сдался, когда цуцуга вдруг вскинула морду, словно почуяв что-то.
«Зеркало!..» – прогремел в голове у Тоямы чей-то голос. Он рефлекторно вскинул руку, в которой всё ещё держал зеркальце, и беспорядочно замахал ей перед собой:
– А-а-а-а-а!..
Цуцуга встретилась глазами со своим отражением. В ту же секунду раздался пронзительный вой, и зверя затянуло в зеркало.
– Что?.. – воскликнул Котаро, не ожидавший такого поворота. Тояма тоже опешил. Отбросив зеркальце, он повернулся, чтобы бежать, но синоби среагировал моментально: подобрал валяющийся в кустах пистолет и несколько раз выстрелил Тояме в спину.
Смерть была мгновенной и тихой. Увидев поднявшийся над телом дух, Котаро быстро сунул пальцы в рот и свистнул. Три цуцуги, вышедшие из леса, бросились за духом вдогонку.
– Можно подумать, тебе это помогло… – раздражённо пробормотал Котаро и раздавил ногой зеркальце.
Когда он снова перевёл взгляд на озеро, то обнаружил, что в небе над ним сошлись облака, закрыв собой солнце. Вновь опустился туман. Исчезли все звуки, даже птичьи голоса – словно лесные обитатели почуяли приближение чего-то неведомого и попрятались в страхе.
В этой неестественной тишине по поверхности озера начали медленно расходиться большие-большие круги.
«Тоно…»
----------------------------------
Примечания переводчика:
1. Манган-дзёнин – буддистский монах эпохи Хэйан. Заслужил своё имя ("Манган" означает «тысяча свитков») по количеству прочитанных сутр. В 757 году по приказу императора отправился в Хаконэ, чтобы получше организовать существовавший там религиозный культ.
2. Название «Кузурю» переводится как «девятиглавый дракон».
-
-
31.12.2009 в 12:38-
-
31.12.2009 в 13:24-
-
31.12.2009 в 14:38с новым годом вас!
-
-
31.12.2009 в 21:05-
-
02.01.2010 в 12:33-
-
02.01.2010 в 15:18-
-
05.01.2010 в 23:59-
-
27.01.2010 в 19:59